Николай Семченко - Шотландская любовь по-французски

Наверное, я извращенец ещё и потому, что мне очень хочется чего-нибудь необычного. Ну, например, попасть в какой-нибудь закрытый клуб, где его завсегдатаи ходят-бродят по темным лабиринтам абсолютно обнажённые. Впрочем, нет, пусть на их лицах будут черные маски, и больше ничего – ни часов, ни браслетов, ни колец и других украшений. Голые люди натыкаются друг на друга, соприкасаются телами, молча целуются, ласкают одного-двух-трёх партнёров, безумно отдаются порочной страсти и, забыв о всяких приличиях, делают то, чего тайно желали в порочных снах и от чего покраснели бы даже самые искушённые распутники.

Мне стыдно признаться самому себе в этих и других низменных желаниях. Нормальный человек должен хотеть человеческих отношений, а не блуда. Так мне внушает дед. Кажется, он понимает, что творится со мной. А может, дед не забыл, как сам был молодым? «Мужчиной должен двигать не стержень между его ног, а тот стержень, что внутри, – сказал мне дед. – Нельзя прыгнуть выше своего члена, но всегда можно подняться выше своих страстей». При этом он, правда, горько усмехнулся и опустил глаза.

Наверное, я всё-таки развратный. Потому что иногда думаю, что любовь – это всего лишь маска, прикрывающая наши самые низменные вожделения.

А, может, я думаю так лишь потому, что у меня ещё не было настоящих чувств?

А, может, я и не развратный вовсе. Это всего лишь тело. Тело жаждет другого тела. Оно хочет тепла. Тепло возникает от трения…

О, боже мой, снова пошлость!

А хочется-то всего-навсего, чтобы другой человек понимал тебя. И твои желания. И всё, что ты сам даже сказать не можешь, – понимал. И чтобы ты был им, а он – тобой. Может, это и есть любовь?

Но всё равно я – извращенец.

Когда я иду по улице и вижу красивых женщин, а порой даже и не красивых, а самых обычных, можно сказать – самых простых, со мной что-то происходит: возникает желание обладать ими всеми, и с этим ничего не поделаешь, разве что навстречу мне выйдет одна-единственная, и все остальные сразу станут мне не нужны…

3.

У подъезда Сергею встретилась Марго. Она, как обычно, изобразила быстрый, смешной книксен: присела, приподняв растопыренными руками воображаемый подол и потрясла им.

– Трям! – сказала Марго.

– О! А почему мы такие радостные?

– Мы завсегда радостные, когды вас лицезреем, сир, – улыбка Марго стала ещё шире.

– А я думал, причина другая: книжечку наконец-то дочитала, – Сергей кивком головы показал на бледно-серый томик в руке Марго. – «Преступление и наказание». На лето задали читать по программе?

– По программе, – насупилась Марго. – Но мне Достоевский нравится просто так, без всякой обязаловки…

– Умная девочка, – снисходительно похвалил Сергей. – Главное – предисловие к «Преступлению» проштудируй, текста романа можешь вообще не знать, а вот предисловие – обязательно: для выпускного сочинения всё равно ничего другого не потребуется.

– Сир, вы так восхитительно умны, – Марго игриво закатила глаза. – Ах, я бы сама до этого ни в жисть не додумалась. Я бы, дура, «Сто золотых сочинений» наизусть заучивала…

– Учись, детка, пока я на свободе, – усмехнулся Сергей. – Будешь потом вспоминать меня.

– Моя память и так уже переполнена вами, сир, – вздохнула Марго. – Просто битком набита!

– Ну, если так, то я пошёл искать других – у кого в памяти ещё осталось местечко, – Сергей подмигнул Марго. – Ты не против?

– А можно мне с вами, милорд? – попросила Марго. – Я не буду мешать, чес слово! Я тихонечко рядом пойду, и даже говорить ничего не стану, если ты не захочешь…

– Нет, Марго, со мной нельзя, – вздохнул Сергей. – Я иду туда, куда приличные девочки из хороших семей не ходят.

Марго вскинула на него отчаянно веселые глаза и вдруг хлопнула книгой по его плечу:

– Сколько тебе ещё намекать, что приличные девочки тоже могут делать неприличные вещи?

– А вот это я с малолетками не обсуждаю, – отрезал Сергей. – Пока! Книжечка-то ждёт. Читай, детка, читай, книга – источник знаний как-никак.

Он махнул рукой и, не оборачиваясь, пошел дальше – мимо лавочки, которую уже оккупировали старушки, мимо запыленного куста сирени, который садил вместе с отцом лет десять назад, мимо высокой деревянной коробки, некогда изображавшей сказочный домик, но предприимчивые дачники ободрали с неё сухие дощечки, резные ставенки с наличниками, и даже флюгер в виде петушка унесли – в этом остове теперь вечерами курили малолетки и, судя по валяющимся там презервативам, познавали взрослые стороны жизни.

Сергей чувствовал, как Марго смотрит ему в спину – не отрывая взгляда, может быть, даже испепеляя его: он поёжился, представив себе горящие глаза соседской девчонки. Ну, чего она навязывается, малявка? Шестнадцать лет, недурна вроде собой, забавная такая, а эти ямочки на щечках – просто картинка! Парни-ровесники должны за ней увиваться, и увязываются, кстати: то какой-то очкарик стоит под дверями с видом великомученика, то длинновязый, спортивный пацан сумки ей из магазина помогает нести, а недавно даже Трамвайщик на неё внимание обратил: «Это кто такая? Та самая Маргарита? Вау! Хорошая тёлочка. Почему ты её до сих пор не покрыл?» Сергей отшутился в том смысле, что не занимается любовью там, где живёт, и не живёт там, где любит. «Мдя, принцип, проверенный опытом предыдущих поколений, – осклабился Мишка. – Такие девчонки, как она, если и дадут, то потом фиг от них отвяжешься. А вы ещё и на одной лестничной площадке живёте. Тогда я тебе перестаю завидовать и отношусь к ситуации с полным пониманием. И сам её не стану клеить, а то ведь девчонка начнет меня через тебя доставать. Зачем тебе лишние хлопоты?»

Сергей хотел сказать, что Маргарита навряд ли обольстится таким прощелыгой, как Трамвайщик, но решил помолчать. Его дружок, когда входил в раж, любил заключать всякие дурацкие пари. Вот и на Марго мог бы поспорить, и, кто знает, эта дурашечка ещё и повелась бы на него: Мишка умел разыграть влюбленного, и язык у него подвешен, и знает, как обходиться с девчонками, мечтающими о большой и чистой любви. «Ха-ха! – смеялся этот невыносимый потаскун Трамвайщик. – Они и получают её в виде большого и чистого: я моюсь по три раза на день, ха-ха!»

Но как бы то ни было, а у Маргариты при желании мог бы появиться постоянный кавалер. Она же почему-то выбрала Сергея и делала всё возможное, чтобы обратить его внимание на себя. Подумать только, даже Наталье Ивановне постаралась понравиться. Как-то подкараулила её во дворе и спросила, есть ли у них дома афоризмы Ларошфуко. Мать, наверное, от такого вопроса чуть в обморок не рухнула. Во всяком случае, она потом с восторгом рассказывала Сергею: «Представляешь, школьница интересуется не какой-нибудь „Королевой Марго“, а величайшими памятниками всемирной литературы! Ну, скажи на милость, кто из твоих знакомых девчонок читает теперь размышления гениальных французских моралистов? Ник-то-o-o! Прелестная девочка, скромница – сразу видно! Я потрясена. Думала, что среди нынешних девиц такие уже и не водятся».