Анатолий Рубин - Белый мерседес

…Вечер. Скорый поезд «Москва-Варшава» уже подан к перрону Белорусского вокзала. Психологи часто разделяют людей на статиков и динамиков. Статики всегда склонны к упорядоченной жизни и чувствуют себя комфортно, если пространство вокруг них хорошо организовано. Динамики же склонны к свободному образу жизни и импровизации. Без сомнения динамики – это челноки. Они потянулись на посадку. Все как один – пожилые и молодые – с почти одинаковыми, пока еще пустыми, но очень объемными сумками, в которых можно было запихнуть слона. Поистине эти огромные синевато-белые сумки челноков из стекловолокна – символ современной России. Одеты челноки в основном в спортивные костюмы и кроссовки – буднично, по-рабочему.

Родион с Эдиком были, наверное, единственными пассажирами, путешествующими без рюкзаков и баулов.

Пассажиры заполняли свои купе, раскладывали вещи по полкам, вытаскивая из сумок дорожную снедь. До Варшавы вполне можно расслабиться. Проводник международного поезда отлично экипирован, и по манерам держится не хуже чем пилот воздушного лайнера. Непреступен и важен, как испанский гранд. «Перегруз… Запрещено…», но небольшие знаки внимания в виде суммы в десять долларов делают его еще более надменным, и он вообще перестает замечать пассажиров и их багаж.

Наконец, вокзал, отхлестнув по стеклу купе искрами огней фонарных столбов, медленно отползал назад. Еще не поздно отказаться от намеченной затеи, но Крестовский был тверд в своих намерениях. Вначале Родиона посещали сомнения, тем более что в глубине души он был убежден, что никакой заграницы не существует, а просто ее придумала пропаганда, чтоб было с кем бороться и куда не пускать. Но загранпаспорт, как оказалось, все же существовал, и с некоторыми препятствиями, особенно связанными с неизвестным происхождением, он все-таки получил. Оформили его как рабочего одного подмосковного домостроительного комбината.

Состав «Москва-Варшава» набирал ход. Проплывавшие за окнами подмосковные пейзажи сменились мало чем отличавшиеся от них пейзажами Смоленщины. Проехали Гагарин. Следующая остановка Вязьма. Под монотонный перестук колес пассажиры ведут себя по-разному. Кто дремал, кто углубился в чтение, кто напротив, предавался веселью. Эдик уплетал купленную у бабки колбасу, обсуждая едва не случившийся провал.

Мирно и мерно стучали колеса. В купе наблюдалось равенство полов. Кроме них в Варшаву ехали две женщины средних лет. Обе челноки. Через час они были уже знакомы.

Инна Викторовна – золотая медалистка, кандидат наук вошла в рынок главным специалистом проектного института, без боя сдавшего свою территорию швейной артели. Единственная кормилица пятнадцатилетнего сына, считавшего оскорбительным подрабатывать где-либо. Спасение к ней пришло в виде челночного бизнеса. Вначале, она сгорала от стыда, но со временем преуспела настолько, что ей понадобился даже «верблюд», который таскал тяжести, брал на себя на таможне часть товара и ограждал свою хозяйку от рэкета.

Она листала газету «Двое» – знакомство по переписке. Внимательно разглядывала фотки женихов. Вздохнула:

– Эх, мужики какие-то все убогие. Вот послушайте: «Ищу родственную душу, которая разделит со мной мои увлечения: дельтапланеризм, прыжки с парашютом, альпинизм. Сильную, и самостоятельную». – Потом немного помолчав, задумчиво добавила, – дельтапланеризм – это хорошо.

Четвертым пассажиром купе была бывшая мастер одного московского почтового ящика, бывалая, плотно сбитая Валентина. Она везла какие-то термостаты, три десятка бритвенных помазков, доставшиеся почти бесплатно, а также неисчислимое количество бигуди, блоков сигарет и другого годного для продажи или обмена товара.

Валентину было трудно, чем-либо удивить. Тесно? Вы еще не ездили в Турцию? Вот когда оттуда едут, везут текстиль, кожаные куртки, дубленки, вот там действительно тесно. А здесь почти свобода.

По мнению соседок, Польша раньше, чем Россия ступила на нелегкую дорогу рыночных и политических преобразований, поэтому раньше торговцы, как с той, так и с нашей стороны удачно делали бизнес на золотых ювелирных украшениях, потом на электробытовых приборах от утюгов до электростанков. Икра давала сказочный процент прибыли. Потом водка. Теперь цены почти сравнялись, и стоило больших трудов преуспеть в этом виде бизнеса.

Поздно вечером Родион вышел из купе и приткнулся в сумеречном проходе к окошку. Неоновые лампы фонарей горели мертвым светом. Он наблюдал мерцание каких-то серебряных и золотистых огоньков, то исчезающих, то возникающих снова.

Под мерный стук колес можно несколько забыться. Вокруг люди, их личная неустроенность и неопределенность, и твое собственное будущее казалось не таким серьезным. Потом пошел спать.

…Скоро граница. Проводник раздал листочки деклараций. Заполняя ее, и отвечая на вопросы, сколько гражданин везет валюты, есть ли оружие и наркотики и художественные ценности, это даже польстило Родиону, что его можно было заподозрить в чем-либо подобном. Пассажиры сидели тесно прижавшись друг к другу заглядывая в декларацию: как кто ее заполнил.

Больше всех переживала Валентина. Она сидела мертвенно бледная, ее декларация тряслась так, словно ее снизу поддувал мощный вентилятор.

Граница – дело серьезное. Проносятся по составу, сменяя друг друга, пограничники с собаками, таможенники, какие-то суровые люди в штатском. Кого-то выводят под руки. С кого-то берут штраф.

Уже перед самым визитом таможенников в купе стали забегать какие-то активисты, которые спрашивали: «Как будем договариваться с таможней: каждый за себя или сообща?» Предлагалось скинуться. Те, кто вез много «криминала», стояли за социализм: зачем мол, разбираться, надо быть всем заодно. Но трусливые носители индивидуальных ценностей ни в какую не соглашались и не хотели круговой поруки. Их соседка Валентина разрывалась между желанием подмазать и желанием сэкономить: у нее было много «криминала», но еще больше было долгов.

– Всем приготовить паспорта и багаж к досмотру! – последовал зычный голос таможенника и сердце, нырнув сначала в пятки, забилось, учащенно, как будто ты как минимум преступник, и решается твоя судьба: посадят тебя в тюрьму или нет.

Эдик, заметив волнения Крестовского успокоил его: «Родион, мы ничего не везем, нам бояться нечего».

И все же, то, что они ехали налегке, показалось подозрительным таможенникам. Крестовского отвели в сторону и тщательно обыскали. Но, кроме 100 марок, ничего не нашли. Не внесенная в декларацию валюта покоилась в плавках у Эдика.

В Бресте после переезда границы их ожидал новый таможенный досмотр, теперь уже польский. В вагон властно зашли польские таможенники в какой-то необычной красивой форме. Кто-то из пассажиров просыпал сухие сливки. «А вот и героин», – пробуя на вкус белый порошок, пошутил польский офицер. Таможенник внимательно просмотрел паспорта. Другой представитель таможни привычным и натренированным жестом профессионала склонился над Валентининой сумкой, необъятной по размерам, которую, наверное, берут для восхождения на семитысячники и оттуда гейзером вырвался ворох женского белья, шампуней, будильников, термостатов и кладка сигаретных блоков. Все замерли. «Выставить в коридор и сдать в камеру хранения», – прозвучало властно.