Анатолий Рубин - Белый мерседес

Что касается крыши над головой, то каждый сам кузнец своей жилплощади. Нищему пожар не страшен. Эти мысли немного согрели. Теперь, как никогда до этого, в голове у него вместо знаменитых российских вопросов «Что делать? И как жить?» Крутилось: «Где жить и что есть?»

Он не боялся начинать жить сначала и следовал «правилу 50» – не получилось, начинаю снова – одна попытка, вторая, третья… пока хватит сил.

Охота к перемене мест существует у многих. И это не связано лишь с периодами войн или политических катаклизмов. Снимаясь с насиженного места они полагают, что станут богаче, счастливее и здоровее в других краях. Людей, легко меняющих свое место жительства, аналитик Карл Густав Юнг назвал когда-то экстравертами. Экстраверт – это индивид, сознание которого обращено, по преимуществу, во внешний мир, – в отличие от индивида, замкнутого, главным образом, в себя, интроверта. Духовное пространство интровертов и экстравертов могут не совпадать и отсюда часто возникает противоречие, неприятие, отторжение.

Установлена еще и такая закономерность, что личность экстраверта и его сознание наиболее гармонично вписаны в структуру рыночных отношений. Ибо рынок – это прежде всего постоянное и интенсивное взаимодействие людей без посредства государства и его институтов.

Но бросим это научное изыскание. Вернемся к нашему герою. Если не быть обремененным постоянной работой, быть свободным, то каких только интересных встреч не бывает.

…Здесь на этой большой подмосковной народнохозяйственной свалке Родион оказался совершенно случайно. Свалка представляла собой огромное поле, изрядно заросшее кустарником и редкими деревьями. Кое-где дымились кострами очаги цивилизации, здесь были люди. На свалке найти можно все. Такая уж година. Комплекты золотых украшений, колец, кулонов, цепочек.

Крестовский познакомился с обитателями дна. Первыми его знакомыми были муж и жена. Как понял Родион, брак у них был гражданский.

– А я не бомжиха. Упаси Господи! Я женщина порядочная. У меня квартира в Москве на улице Руставели.

– Если бы не свалка, я бы голая сидела. А так, одета, обута. Книги, журналы – я все беру и дома читаю. – И она сняла перчатку и неожиданно продемонстрировала эффектный пунцовый маникюр. – Здесь нашла. А духи?! Вот, – достала она флакончик. – Сирия! Запах роскошный. А сколько раз я золото находила!

– Везет вам.

– По гороскопу я Телец, а Тельцы притягивают к себе драгоценные металлы. Помню, в прошлом году пенсию задержали. Был ноябрь. Холодно. Так вот, пришла сюда и тут же нашла золотое толстое обручальное кольцо, но продать пришлось за бесценок. Серебряные ложки находила. Тут недавно подошла к мусорке, а там два бомжа копаются. Пришлось подождать. Они отошли, а я только мусор слегка копнула, а там часики дамские, и даже ходят. Вот, смотри, – и она продемонстрировала симпатичные часы на руке. – Я же Телец!

Для ее спутника пределом мечтания было найти большой лист меди.

– За килограмм меди дают 12 долларов, – поделился он информацией с Крестовским, – за кило алюминия – четыре.

У него был магнит. Если железка липла к магниту – то она не нужна была даже на свалке. А вот если магнит не тянулся к находке, – заслуживала самого пристального внимания.

– Вы, наверное, здесь богачи! – воскликнул Родион.

– Да какой там. Иногда неделю ничего не попадается кроме медных пуговиц.

Тут произошло одно знаменательное для свалки событие – прибыла очередная машина, и не просто машина, а фургон с куриными окорочками. Не успел он свалить свой груз и скрыться за придорожной полосой, как на вываленную кучу окорочков устремилось все живое. И началась великая битва. Обнаглевшие крысы величиной с дворнягу в пылу пиршества совсем не боялись рычащих и голодных бродячих собак, а собаки в свою очередь не хотели уступать добычу одетым в лохмотьях двуногим существам. Скорее всего это кончилось бы большой кровью, если бы не раздавшийся неожиданно человеческий крик, похожий на вой и милицейскую сирену. Крик был так страшен, что сигналу опасности вняли и звери и люди. Тем временем мужик одетый в затрапезную брезентовую штормовку с капюшоном, в затертых брюках неопределенного цвета и старых видавших виды сапогах, гордо прошествовал к куче с окорочками и стал делить по своему разумению добычу.

Через некоторое время Родион, заинтересованный этой важной на местной свалке личностью, познакомился с ней. В морщинах лица и руках «дяди Коли» поселилась вечная, ничем не смываемая грязь.

– Как же вы здесь живете? – спрашивал Родион у нового знакомого. – Давно вы здесь?

Дядя Коля оказался на этой свалке ровно 20 лет тому назад, скрываясь от общества, которое уже не раз изолировало его от себя. Дядя Коля работать на благо Отчизны никак не хотел, а это совсем не вписывалось в моральный облик условно освобожденного строителя коммунизма. Вот он одним махом и решил все свои проблемы: удалился от общества, и удовлетворил все свои насущные потребности в еде и одежде.

– Я сначала думал, что минута стыда обеспечивает спокойную старость. И вот я здесь, – с начала этой свалки.

На что Родион глубокомысленно произнес:

– Жизнь – сложная штука.

– Наши свалки и мусорки куда богаче заграничных. Ты слышал, чтоб в сытой Европе выбрасывали на свалку золото, валюту. Тот-то. Да они удавятся от жадности.

– А не скучно здесь?

– Почему? – вопросом на вопрос ответил дядя Коля. – Ты считаешь, что изоляция и творчество – несовместимые вещи? Вивальди, говорят, работал запертый в женском монастыре, а какую музыку писал! Мусоргский вообще сидел в дурдоме.

Принципы дяди Колиного свободного общения с природой подразумевали полную независимость от всякой сознательной деятельности. Кроме того, даже здесь нередко проходили облавы, и Коля боялся раскулачивания, поэтому у него, как у солдата, все было просто и готово к внезапному маневру. Дощатый шалаш, покрытый кусками брезента служил ночлегом и укрытием от непогоды. Его походное приусадебное хозяйство напоминало нечто среднее между задворками склада стеклотары и партизанской базой последней войны. Пустые бутылки были единственной твердой валютой, которой он располагал и расплачивался с пронырливым свалочным людом, которые имели связь с внешним миром.

Все дни для него были заполнены охотой и собирательством. Охотился он на ворон: их мясо – хорошее подспорье к найденным в горах мусора консервам и гнилым овощам и фруктам. Помимо консервов он собирал бутылки и кирпич. Бутылки можно было сдать, а кирпич по сходной цене продать дачникам. Иногда дядя Коля занимался общественно полезным трудом: перебором мусора, за который местное начальство платило небольшие деньги.