Владимир Земша - На переломе эпох. Том 1

– Я не понал! – с вызовом выпятив нижнюю губу, повторил Каримов.

– Иванов! Чмо! – Разорёнкин, стоявший поодаль, зло сплюнул.

Иванов исчез. Подошёл к группке солдат «средней иерархии», раздобыл сигаретку и уже спешил в направлении Каримова.

(Некому было за него заступиться. В местной пехоте господствовало «землячество». Здесь солдат-изгой оставался «молодым» все два года. «Правящие» конкурентные группировки здесь – «Узбекская» и «Азербайджанская». Есть ещё поменьше– «Таджикская», «Дагестанская», и другие. «Русская группировка» так же есть, к ней прибиваются все «меньшинства». Она открыта для всех. Но заступаются они за «своих» только «за дело». За какое такое «за дело?» Если здесь никому ни до кого и не до чего дела – то нет! Вообще, славяне везде обычно одиночки. А потому, они здесь всегда в самом незавидном положении.)

– Рядовой Разорёнкин! Заступаете сегодня в наряд, – Майер открыл свой «чёрный блокнот», с внесёнными туда накануне фамилиями.

Разорёнкин поморщился. Поправил винтовку.

– Не советую, товарищ Майер, – Несветайло раздражённо хлопнул лейтенанта по плечу, – нам проверку сдать нужно. Разорёнкин мне будет нужен и завтра. Ставь в наряд Иванова, например, от него толку и так, что с козла молока! Тем более он верующий!

– Товарищ капитан…, – открыл было рот Майер, – …в роте бардак…

– Лей-те-нант! – отрезал капитан.

«Подтачивает моральную основу советского солдата неправильная работа младших командиров и политработников ротного звена, – вспомнил Майер недавнее заявление замполита батальона, взятое им из каких-то современных трудов армейских полит органов, наверное, – что ж, есть, такое дело! Здесь уж словно в воду глядят эти штабные «полит ребята»!» – он рассек ладонью пространство и надул щёки, выпуская воздух, словно вырывающийся наружу пар…

– Иванов! А ты точно верующий, что ли? – подошёл к бойцу Майер.

– Ну да, – смутился тот.

Никольская церковь. Эта старая деревянная церковь, построенная в самом начале двадцатого столетия [19].

Синие стены с белыми колоннами и оконными сводами, золотыми куполами. Тихо вокруг. Сосульки искрятся на крышах, мокрая снежная квашня под ногами школьников, весело бредущих по городу после внеклассного организованного просмотра нового кинофильма «Вам и не снилось», увлечённо обсуждая сюжет…

– А давайте зайдём в Никольскую церковь, интересно, как там внутри, – предложил Майер своим одноклассникам.

– Да ну!

– Мы же комсомольцы!

– Ещё кто-то увидит! – одноклассники явно не проявили нужного энтузиазма к предложению товарища.

– Да ну вы чё, хватит гнать! Давай зайдём, хотя бы погреемся!

– Вот тебе надо, сам и иди! А мы дальше, догонишь, еже ли чё.

– А я пойду!

– Иди-иди!

– А вот и пойду! – Александр Майер назло товарищам поднялся по ступенькам на высокое крыльцо церкви, обернулся к товарищам. – Если не вернусь, считайте меня комсомольцем!

– Давай!

Одноклассница Маринка, тайно влюблённая в него отделилась от остальных.

– Саша! Постой! Я с тобой!

Девушка уж давно засматривалась на этого рослого парня-одноклассника, однако он не проявлял к ней, как к девушке, должного интереса, хотя и догадывался про Маринкины чувства. А ей так хотелось обратить на себя его внимание, обворожить его, околдовать, хоть даже наложить заклятье.

Девушка радостно вбежала по ступенькам, посмотрела проникновенно в глаза юноше.

– Ну, Маринка, хоть ты – настоящий друг, ну что, была ни была!

Молодые люди зашли внутрь. Тихо, робко, неуверенно они прошли к середине. Вокруг горели свечи, чадя особым медовым запахом натурального воска, отражаясь в золоченых иконах, смотрящих сочувственно на вошедших. Святые словно изучали их, укоризненно разглядывая этих любопытствующих атеистов, вторгшихся в их священный мир, чуждый этим богоотступникам.

– Краси-и-во! – Саша кивнул в сторону алтаря.

– Краси-и-во, – согласилась девушка, – только возьми меня за руку, а то мне страшно чуть-чуть.

Прихожан было крайне мало. Несколько бабушек в платках стояли, поглядывая исподлобья на нарушителей священного спокойствия.

Александр держал девушку за пальчики, они медленно шли, любопытно рассматривая всё, куда только не падали их взгляды.

– Это вам не дом свиданий! – вдруг одна из хмурых бабушек вышла на них откуда-то сбоку.

Молодые люди отпрянули недоуменно, но с другой стороны несколько других сморщенных бабушек зло набросились на них.

– Не туда смотрите! Смотрите вон туда! – одна из них ткнула сгорбленным сухим пальцем в сторону стены над входом.

Майер поднял глаза.

– А что там?

– Там Ад! Гореть всем вам, нехристям, в Аду!

– Гореть вам в Аду!

– Бесстыдники!

– Безбожники!

– Покарает вас всех Всевышний, за ваши грехи!

Молодые люди, зашуганные в конец, с молчаливым недоумением от такой неласковой встречи пятились к выходу, взирая на жуткое изображение ада над выходом.

На улице искрился снег, там мило сочетаясь с белым раскрасом колонн и оконных сводов Храма. В сумерках, освещаемые фонарями, мерцали золотом купола.

– Что это было? – Александр смотрел недоуменно на Марину.

– Не сердись на них. Им знаешь, как досталось! Столько гонений пришлось пройти. Какую трудную жизнь прожить, стольких близких потерять! Они уже и сами не в силах отделить добро от зла!

– Да мне после такого в церковь как-то больше совсем не хочется, – усмехнулся Майер, – ну их, дуры!..

– Не злись ты, будь умнее! Моя бабушка говорила, что каждый человек, даже священник, даже святой, в православной вере, лишь грешник!

– Как же это возможно, чтобы священник был грешником?

– А так! Святые – это те, кто свет людям несут. Но нет безгрешных людей на земле. Это у католиков только папа Римский непогрешим.

– Православные, католики, святые! Можно запутаться в этом всём.

– Хм…, ещё говорят, что Бог он многолик, поэтому мы и говорим «Вы», когда обращаемся друг к другу уважительно.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Говорю же, от бабушки своей.

– Она у тебя верующая что ли?

– Ага!

– А ты?

– А я не знаю… Я нет. Я же комсомолка…