Елена Потехина - Она полетела, она все-таки полетела…

Но, вернемся к маячкам. Нужно быть постоянно собранными и внимательными и стараться не терять их из виду. Иначе можно заплыть на опасные отмели. Как только вы увидели, что море впереди вас кипит, обходите это место – это подводные рифы, они в щепы разобьют ваше судно. И всегда используйте попутный ветер. Вот уж тогда ставьте все паруса. Попутный ветер дует недолго – один-два дня. Но за это время вы можете проделать путь, что делали обычно за два-три месяца. В это-то время и происходят странные превращения. Рифы уходят глубоко под воду, мелководья исчезают и у всех островов, к которым вы будете приставать в это время, будут удобные и тихие гавани. А экипаж вашего корабля будет жизнерадостен и работоспособен.

Как жаль, что попутный ветер так непродолжительно дует. И какой бы удачной не была наша жизнь, но всех нас она периодически поколачивает. Казалось бы за что? Жил себе человек, никого не убивал, не крал и вдруг, «бац» ему эта самая жизнь запрещённый приёмчик ниже пояса. А потому, что всё-то тут в нашей системе заложено. Я на себе это проверяла. Вот, например, думаешь:

– А ну-ка, сделаю-ка я эту маленькую хитрость, никто и не узнает.

Это только так подумаешь. А назавтра у тебя раз и температура под 40. И всё. Хитрость сорвалась. Вроде бы – расстройство. Ан, нет. Это сработал предохранительный клапан. Словно кто-то отводит нас от края пропасти и поучает, как дитё малое, неразумное.

Так что, не стоит нам горевать да сетовать, а надо Бога благодарить, что защищает нас, да от большей беды отводит. Всё хочет до нашего сердца достучаться.

Когда я подросла, мои географические познания расширились. Кроме Кинешмы я узнала Иваново, Сокольское, Юрьевец. Но Волга, красавица – Волга, оставила в моей детской памяти самый яркий след.

Волгу многие называют матушкой, кормилицей. А уж я-то знаю, какой крутой нрав у нашей «матушки». Не прощает она ни бесшабашности, ни жестокосердия. Не любит она людей пришлых, заносчивых, жадных до легкой наживы. Потому – то издавна и селились вдоль Волги люди особой породы – волгари. Открытые, легкие в общении, хлебосольные. И говор у них был особенный – волжский, протяжный, окающий. Словно и не говорили, а песню пели. И жизнь в те времена была другая – степенная, неторопливая, размеренная. Телевизоров тогда не было. А по вечерам соседи собирались на беседу. Возле самовара узнавали все последние новости, делились сокровенным, решали житейские вопросы.

Это сейчас дома в деревнях запирать стали, раньше такого сроду не водилось. Подойдешь к дому – в замочных ушках палка торчит. Сразу ясно, что хозяев дома нет.

Уже, будучи взрослыми, мы с сестрой несколько раз ездили в Сокольское, на родину нашего отца, словно подчиняясь зову предков (это сейчас Сокольское – Нижегородская область, а в пору моего детства оно принадлежало к нашей – Ивановской).

Левобережье Волги отличается от нашего привычного представления о Волге правобережной. Кажется, что это совершенно другая река, с другим характером.

А какие там песчаные отмели! Идешь, идешь, далеко-далеко, а все мелко и дно видать. И вода чистая – чистая. Почва песчаная и грязи почти не бывает.

Именно в Сокольском я ощущала себя дома, действительно на земле своих предков. Жаль, что в своё время я не приставала к деду с бабкой с расспросами об их быте, о жизни деревни тех лет. Может быть, была мала и глупа. А, может быть, время было такое и «память стирали». И всё-таки непростительно быть Иванами, родства не помнящими.

Отец рассказывал, что у них было своё староверческое кладбище. В церковь не ходили, дома была своя молельня (домовая церковь), куда для молитвы сходилось несколько семей. Детей воспитывали в строгости и послушании. Если в деревню приходил странник, то посылали его ночевать в дом к староверам. Самым почитаемым святым был Николай – Угодничек. Странно, но я его всегда считала нашим русским святым.

На бабкиной половине всегда горели лампадочки. Были и старинные книги с красивыми и непонятными заглавными буквами. Было в этих буквах что-то таинственное и завораживающее. Отец рассказывал, что когда его мать стояла на молитве, то ничего вокруг уже не видела и не слышала. Да, нет ничего на свете сильнее материнской молитвы:

Нашим проводником по Сокольским местам была наша двоюродная сестра – Лида. Она старше нас с Натальей. Лида водила нас за черникой и земляникой. Она-то и познакомила нас с Галашиной Серафимой Ивановной из деревни Солищи Сокольского района. И хотя много лет прошло с тех пор, но её рассказы, пересыпанные острыми словечками (на местном диалекте), остались в моей памяти до сих пор. Я по памяти записала её рассказы. Постепенно, они обрастали новыми подробностями. Я их дополняла воспоминаниями из собственного детства. Так, незаметно, Серафима Ивановна превратилась у меня в тётку Дарью. А её рассказы в «Волжские побывальщины». И я уже и сама не знаю точно, с нею случились все эти истории или с кем-то другим. Но это уже другая книга.

Водила нас Серафима Ивановна на чернижник через топь, тайной тропой, по одной ею видимым и понятным отметинам и знакам.

Нам же поступали чёткие команды: «Идти шаг в шаг», «в сторону не уклоняться», «держать дистанцию». Тогда же я впервые испытала тот животный страх перед топью, когда зелёная поляна под ногами у тебя «ходит ходуном».

Но черника оказалась слишком мелкой и её уже повыбрали. Поэтому мы решили вернуться домой – перекусить и идти за земляникой.

Солнце стояло высоко. Было жарко и тихо. В траве стрекотали кузнечики. Изредка пролетала пчела, но осмотрев несколько поникших от жары цветов, уносилась прочь. И только комары никак не могли угомониться и всё лезли в глаза, в уши и при этом противно пищали.

– Ах, эти вредные комары!

Я хлопнула себя по щеке и неприятно поёжилась.

– И что я вам сделала? Гудят, гудят… Даже в нос лезут. Тьфу, противные!

А всё-таки хорошо здесь, тихо. Не зря говорят – медвежий угол.

Ну, вот, опять ягоду раздавила. В рот её…

– У-у… Вкус – специфический.

Опять начинается. И что это со мной? Ну ничего своего, даже мысли чужие. Привыкли мы к стереотипному мышлению – дети города. Пыль, асфальт, бетон… Без выхлопных газов и жить уже не можем – задыхаемся. Глупые… И чего мы всё лезем в эти квартиры, в эти муравейники с их идеальной акустикой. Пришёл с работы и – к телевизору, в мягкое кресло. И всё, предел мечтаний. Я всё раньше думала, почему это люди с годами так полнеют? А они «дубеют», корни пускают (сидят на одном месте). И с каждым годом обрастают кольцами, как деревья.