Алексей Смирнов - Броуновское движение

Особо замечаю, что это была именно вода, а не что другое.

Все утро я проползал с тряпкой.

И вот уже прошло много лет, а я так и не знаю, что произошло.

Потом со мною еще раз случилось нечто подобное, этакий водяной полтергейст, тоже необъяснимый, но с гораздо меньшим размахом.

Вот еще воспоминание из больничной жизни. Такое у меня было лишь однажды.

Я дежурил, и в три часа ночи меня вызвали в приемник.

– Что случилось? – спросил я уныло и злобно, спросонок.

– Ой, не знаем, – последовал раздраженный ответ. – Спускайтесь и сами смотрите.

Ну, раз не знаем – зовем невропатолога, это известная практика.

Я послушно застегнулся и потрусил вниз.

В приемнике сидел мужик лет сорока. Такой простенький, абсолютно трезвый, без признаков психоза и очевидного идиотизма. Ну, пришибленный малость, но больше ничего.

– Что случилось? – спросил я у него.

– Да ничего, – пожал плечами мужик.

Я вздохнул и сел. Предстояло тоскливое разбирательство.

В ходе этого разбирательства выяснилось, что он ПРОСТО пришел в больницу. В три часа ночи.

– Вы бомж? – спросил я.

– Нет.

– Вас выгнала жена?

– Нет.

– Вам хочется поговорить с кем-нибудь?

– Нет.

Он просто пришел.

Что я все тут вспоминаю!

Ведь больничная жизнь не замирает, есть и свежие новости.

Буквально на днях в одной больничке, но не в моей, потому что больничек у меня больше нет, произошло вот что.

В реанимации лежал человек. Ну, лежал себе – и хорошо, и правильно.

Привязанный потуже, с парой капельниц, катетером и при утке.

И вдруг он взбесился. Он, как оказалось, был шизофреник, но этого-то никто и не понимал.

Разорвал свои путы, выпихнул утку, выдрал иглы с катетером и дал по морде медсестре. Окно разбил, естественно.

Потом стал хвататься за металлические предметы – ножницы и корнцанги.

И, наконец, захватил заложников, благо кроме него в палате было еще трое. Он угрожал их убить. Женщину он отпустил. Она попросила слезно, и он заорал: «Пошла на хер отсюда!»

Он рассчитывал на оставшихся – дескать, хватит ему. Но здесь он жестоко просчитался, потому что это были трупы.

Эта коротенькая история для любителей животных рассказана моим тестем и записана с его слов.

Жил-был один человек. Однажды он, проснувшись, в который раз почувствовал себя настолько плохо, что хоть в петлю. И так было уже не первый день, но прежде он лечился, а теперь лечиться было уже нечем и не на что. Дело происходило в 1978 году, когда бутылка водки стоила 4–5 рублей; у человека же того не было и пяти копеек.

И вот он лежит и прикидывает, что ему лучше сделать: сигануть в окошко сразу или немного помучиться.

Наш человек, как образцовый носитель национального сознания красноармеец Сухов, предпочитает, конечно, помучиться.

И вдруг раздается звонок.

Человек этот кое-как встал и пошел к двери, рассчитывая увидеть за ней Оголодавшую Смерть, о визите которой он заранее решил не печалиться. Но на пороге оказалась не Смерть, а соседская бабушка, немножко похожая на нее чисто внешне, но не такая бесповоротно страшная.

«Вы меня извините, пожалуйста, – заюлила та бабушка. – Мне тут нужно уехать, на целый месяц, к сестры. А у меня котик. Не последите ли за ним? Он любит, когда ему мяско нарежут мелкими кубиками и промоют теплой водичкой. Вот вам на его пропитание пятьдесят рублей».

«Не извольте беспокоиться, – хрипло сказал ее визави. – О чем речь!»

…Через две минуты кот полетел в ванную, где был заперт.

«А через неделю, – восхищался тот человек, рассказывая товарищам об успехах кота, – через неделю он у меня за хлебной коркой прыгал!»

Я из тех людей, что если вобьют гвоздь в стену, то лучше бы они этого не делали.

Как и все субъекты такого сорта, я не лишен дурной смекалки.

Однажды жена принесла батарейки для будильника, и батарейка оказалась чуть короче, чем надо, на пару миллиметров. Но я запихнул туда гнутую кнопку, и будильник заработал.

Так мне везет редко.

Лет десять назад мы купили сборный стеллаж, потому что книжки лежали уже повсюду. Это были две железные штанги, один конец которых должен был, по замыслу, упираться в пол, а другой – в потолок. Между ними устанавливались полки, очень тяжелые. На беду, в нашем доме очень высокие потолки; когда покупку приволокли домой, выяснилось, что штанги не дотягивают доверху. Там оставался зазор сантиметров в двадцать.

Тут я вспомнил, что по ведомости числюсь в доме мужчиной, и взялся за работу.

Я нашел два деревянных колышка, несколько тонюсеньких кронштейнов, гвозди и молоток. Оперируя этим арсеналом, я приколотил колышки прямо к паркету. На колышки я поставил штанги, и получилось сооружение на курьих ногах, которые от тяжести сразу сделались безобразно кривыми. Но цель была достигнута, и больше меня ничто не интересовало. Я поставил полки и нагрузил их книгами в два ряда, под самый потолок. Пощупал с сомнением колышки. И пошел похваляться успехом.

Конструкция простояла полгода. Все наши знакомые, когда приходили в гости, долго рассматривали мое сооружение и качали головами. Среди них попадались умельцы, но никто не помог, все только каркали: «Ёбнется!»

Эта штука очень красиво падала. Я стоял в коридоре и, разинув рот, наблюдал, как медленно разъезжаются штанги. Они разошлись, как расходятся балясины при старте ракеты. И пара центнеров книг и полок обрушились прямо на меня и на кота, который сидел рядом и тоже смотрел. Кот успел ускользнуть, я – нет.

Я думаю, что не нарушу врачебную тайну, если расскажу нижеследующее. И Клятву Гиппократа не нарушу – тем более, что я давал не ее, а присягу врача Советского Союза, каковой никак нельзя считать правопреемником Гиппократа. Да и ее не давал, а только губами шевелил, как рыбка гуппи. И говорил совсем другое.

Когда я учился на пятом курсе, мы изучали психиатрию. И нам, ознакомления ради, поручали курировать больных. Как будто бы вести их, лечить, но понарошку, разумеется.

Мне достался человек, который жил в той больнице уже десять лет. При поступлении, как я выяснил из бумаг, он был буен, разбил молотком какие-то трубы во дворе, говоря, что нельзя живых закапывать в землю. Потом взял топор.

К моменту нашего с ним знакомства он был Императором Советского Союза. Потому что, по его словам, у него был золотой императорский радиоприемник. На голове он носил корону из фольги, но называл ее, правда, планетой Луной.

У нас завязался разговор.

– Императрица Иза, голая, лежит на знаменах, потому что Леонид Ильич Брежнев застрелил ее из ружья. А почему? А потому что ружье, топор, бревно. Все-то бомбят нас, гречневой кашей с говном. Ворона полетела – ко-ко-ко-ко!