Мария Фомальгаут - Парочка хороших мыслей

– О-нял?

– Отнял… ага. И людям принес, на землю. Холод великий в те времена был на земле, и было днем темно, как ночью, ой, темно было. И пришел Клим, и сказал: люди, принес я вам свет звезды, живите, люди, радуйтесь, люди, не век вам зиму зимовать… И празднество было великое по всей земле…

– А ме-де-ди-ца?

– А говорят до сих пор ходит-бродит по небу, ищет звезду.

– А сю-да не при-дет?

– Что ты, малый… не придет. Далеко она, века и века идти будет…

– А Ким че-во?

– А чево… помер, поди, сколько веков прошло… Хотя люди говорят, вроде как медведица к миру людей подбирается, как придет – конец света будет…

Осторожно вставляю:

– Брешут.

– Точно, брешут… уж сколько конец света обещали… когда энтого там выбрали… энтого… тоже конец света обещали… и ничего… и энто когда грохнуло… тоже конец света обещали… и ничего…

Иду к себе. Данюська бежит за мной, еще бы, папа приехал. А когда папа приезжает, это всегда праздник, папа не наорет, что в каше измазался, и что чашку разбил…

– Па!

– Да не кричи ты так… чего тебе?

– Па, а ты на небе был?

– Ну чего ты говоришь такое, как папа на небе будет, папа тебе чего, птичка, что ли?

– А ты не Клим?

– Ну что ты, какой я Клим…

Дыхание. Горячее, влажное. Оттуда, с той стороны окна, с той стороны ночи.

Прислушиваюсь к тишине. Хочу сказать себе, что показалось, уже знаю – не показалось…

Огромное мохнатое чудище подбирается к дому – из темноты, из ниоткуда, откуда-то с той стороны жизни и смерти. Жадно нюхает воздух, спешит к дому на тяжелых мохнатых лапах. Подбирается ко мне. Знаю – не к Айвасу старому, не к Людке, не к Данюське, Данюська-то вообще ни в чем не виноват – ко мне.

Сжимаю ружьишко, Айвас старый сказал, от медведей помогает.

Уже точно знаю – не поможет.

Вспоминаю какие-то молитвы. Тоже знаю – не помогут.

Кто-то останавливается – большой, мохнатый, – заслоняет собой полную луну, жадно нюхает воздух, прижимается мордой к стеклу окна.

Сжимаю зубы.

Почему-то знаю, что стекло не разобьется, и все-таки…

Как маленький зарываюсь в одеяло, почему-то верится, если спрятаться – не достанет, не найдёт, не утащит…

– Па, а ты на небе был?

– Ну чего ты говоришь такое, как папа на небе будет, папа тебе чего, птичка, что ли?

– Ну что, Климушка… заданьице есть… партийное.

– Сделаем.

– Ишь, шустрый какой, ты сначала спроси, что за заданьице, а потом – сделаем!

– Всё равно сделаем.

– Тоже верно… Ну что… энергетический кризис у нас. Вишь, солнце-то погасло…

Падает сердце. Сейчас начнется, энергетический кризис, зарплату платить нечем, вы уж не обессудьте, еще месяцок без денег подождите, Господь терпел, и нам велел…

Киваю. Давай дальше.

– Ну, вот… надобно бы огоньку добавить…

Понимающе протягиваю зажигалку.

– Да не-е-ет… огоньку… на электростанции…

Фыркаю.

– Говорят, кошек надо чесать, из них искры летят, вот и энергия будет.

– Отличная мысль. Флаг вам в руки, перо в задницу, идите кошков ловить. Как наловите, скажете…

Смеемся.

– Еще, говорят, к коту бутерброд привязать надо маслом вверх, кот на лапы падает, а бутерик на масло, вот и будет вертеться…

– Ладно, посмеялись, хорош уже… Ну что, звездочку с неба достанете?

Пытаюсь отшутиться:

– А почему не луну?

– Что с неё, с луны возьмёшь, ни тепла, ни света… а вот звездочку с неба, это да… ну что, сдюжим?

– Какую звездочку хоть?

– Да… какая вам приглянется. Портал до звездочки обеспечим, не боись…

– А ты не Клим?

– Ну что ты, какой я Клим…

– Вижу объект.

Говорю не столько начальству где-то там, там, сколько самому себе. Чтобы было не страшно. А страшно будет, не сомневайтесь даже. Люди с ума сходят, когда остаются наедине со вселенной. Наедине с собой…

Идет по небу медведица, большая, страшная, мохнатая, нюхает зазевавшиеся звезды, помахивает длинным хвостом. Больше меня, больше дома моего, больше самой земли и погасшего солнца.

Идет-бредет большая медведица, то ли ищет малую, то ли вынюхивает, где ухватить рыбу. Рыбы тоже в небе водятся. Южные рыбы и такие.

Всякие.

Спешу к медведице. Матерая зверюга принюхивается, прислушивается, чует недоброе.

– Нацелен на объект…

Сначала хочу схватить глаз медведицы – тут же понимаю, черта с два я схвачу глаз, глаз, он вон какой, и морда медвежья вон какая, а хватать надо что поближе.

Хвост.

Ну да, хвост. Самый кончик длинного медвежьего хвоста, а хвост у медведицы называется Бенетнаш. Бенет-наш. Будет наш. Только поймать надо…

Навожу цель.

Спускаю ловушку, огромная сеть захватывает звезду.

Жду.

Захватывает, заглатывает звезду огромный портал, ведет Бенетнаш к земле, туда, где было когда-то погасшее солнце.

Оборачивается большая медведица – а хвоста нет.

Что-то темное, мохнатое прячется у порога. Подкарауливает меня. Забиваюсь под одеяло, как маленький, может, не увидит, может, обойдется…

Мохнатое скребется в дверь, грызет стальные засовы, ломится, отдай, отдай мой хвост…

Идет по небу медведица, ищет свой хвост…

– Ну что… какие у нас еще звезды есть?

Шеф спрашивает. Как триста лет назад. Уже другой шеф. А спрашивает всё то же.

Давненько я не ловил звезды, да их и не осталось уже, переловили все, вселенная-то не бочка бездонная.

– Сколько ни есть, все наши.

– Шуточки шутим… ну-ну… не-е, это хорошо, когда человек шуточки шутит, хуже, когда заплачет…

Смотрю на беззвездное небо, такое непривычное, такое жуткое…

– Ну, вот… Большая медведица еще осталась…

– Это которой вы хвост оторвали?

– Ну.

– И где она? Говорят, координаты куда-то чего-то поменялись?

– Есть такое. К земле приближается.

– Так и океюшки, как приблизится, тут-то мы её и сцапаем… сколько там звезд еще… Аилот, Мицар, Фекда…

Почему-то хочется сказать – или она нас. Не говорю.

Вагон трясется на север, машинист по громкой связи объявляет станции.

– Этот-то говорят, живой еще? Который у медведицы хвост оторвал?

– Какое живой, триста лет прошло, не живут столько.

– Да чего не живут, он вроде как в те времена жил, когда бессмертие это было, как его там…

Знаю, что здесь меня никто не узнает.

Зачем-то прикрываю лицо.

Спешу домой. И вроде бы знаю, что ничего страшного не случится – а всё равно спешу, знаю, она будет искать меня после захода солнца.