Антон Беляев - Обнажённые души

Последствия её притязаний оказались самыми неожиданными. В один прекрасный день толстяк вдруг возомнил, что Мишель без ума от его тела и от него самого, и в результате этой непростительной для себя слабости отныне целиком – и душой, и телом – пребывает в его власти. Кончилось всё печально. Как-то раз Мишель, уже порядком уставшая от безнадёжных попыток получить хоть малую толику желаемого наслаждения, отказалась исполнить одно из самых непристойных желаний банкира, за что и была жестоко избита прямо в спальне. Пачкая лившейся из носа кровью белоснежные шёлковые простыни, девушка вдруг осознала всю свою ненависть к человеку, который зовётся её мужем. И единственное, о чём она мечтала в тот момент, так это просто поменяться с ним местами. При мысли о возможном унижении, которому она подвергла бы толстяка, Мишель неожиданно для себя испытала нечто сродни долгожданному наслаждению. И в этот самый момент она чётко осознала, что ей нужно от мужчины….

– Мишель, вам грустно? – робкий голос Себастьяна вырвал её из раздумий. Девушка встряхнула головой, отгоняя тяжёлые мысли, и, нарочито широко улыбаясь, протянула молодому человеку узкую ладошку.

– Пойдём быстрее, не хватало, чтоб ещё и кафе закрылось….

Через час, выпив по паре чашек кофе и выкурив несколько сигарет, молодые люди перешли на «ты». Мишель заметно нервничала и украдкой поглядывала на часы, что не укрылось от пристального внимания Себастьяна.

– Ты торопишься? – участливо поинтересовался молодой человек. Ему не хотелось расставаться с новой знакомой.

– Да, Себастьян, мне уже пора. Не хотела тебя огорчать, но признаюсь, я замужем….

Себастьян мгновенно вспомнил дорогой лимузин, девушку в серебряном платье, толстяка, и угодливого до отвращения швейцара казино…. Как он мог забыть об этом?

– Мне надо идти домой. Боюсь, что мой благоверный начнёт меня разыскивать….

Себастьян пожал плечами. Сказка оборвалась, в одну секунду обращая его к реальности.

– Мы больше не увидимся? – он постарался, чтоб вопрос прозвучал как можно более безразлично. Мишель долгим взглядом посмотрела на молодого человека и, поднявшись из-за стола, тихо произнесла. – Завтра в семь, в этом кафе.

Юноша улыбнулся. Он рывком поднялся и сунул руку в карман, чтобы вытащить оттуда деньги, когда предупредительный жест девушки заставил его замереть.

– Не волнуйся насчёт этого, – она взглядом указала на его, застывшую на полпути к карману, руку. – За себя и за своих мужчин я всегда плачу сама….

Бросив на стол довольно крупную купюру, Мишель быстрым шагом покинула кафе. Себастьян, глядя на деньги и слыша в голове отголоски последней фразы красавицы, вдруг почувствовал себя оскорблённым.

Возвращаясь домой по вечерним улицам, молодой человек не раз ловил своё отражение в витринах дорогих магазинов и, останавливаясь, подолгу рассматривал давно знакомый образ. Да, он довольно симпатичен, его ладно скроенная фигура вызывает зависть даже у ровесников; да, он не глуп, и приобретённые знания позволяют ему не теряться в компаниях; у него неплохой характер, разве что излишняя вспыльчивость и ранимость портят относительно приличную картинку…. Всё в полном порядке, кроме….

Кроме того, что он стоит по эту сторону витрины. И нет никаких шансов оказаться внутри подобного магазина в качестве стабильного, уважаемого угодливым персоналом клиента. Он, конечно, может даже сейчас войти в эти двери, побродить, лениво шаркая ногами по тщательно убранному многокрасочному кафелю, разглядывая полупустые витрины с раритетными вещицами…. И вполне возможно, его даже не выгонят, позволят окунуться в мир роскоши, но он затылком ощутит толерантно-пренебрежительные взгляды продавцов, услышит их насмешливый язвительный шёпот. И что самое любопытное, те же самые продавцы – чаще всего сами люди далеко не богатые, вынужденные перебиваться от зарплаты до зарплаты, – будут осыпать его насмешками лишь потому, что им позволили какое-то время пребывать в этом мире роскошных дорогих вещей. И эта непродолжительная псевдопринадлежность к чужому, в общем-то, богатству неизменно возвышает их в собственных глазах, но только лишь на то время, пока они находятся за прилавками. Выйди они на улицу и забеги в подобный магазин, расположенный по соседству, точно такая же порция жестокого сарказма будет обращена уже в их адрес….

Но Себастьяну сейчас было не до размышлений о двоякости человеческой натуры. Пожалуй, впервые в жизни он чувствовал себя если не униженным, то уж точно – глубоко оскорблённым. Он физически ощущал поднимавшееся глубоко изнутри отвращение к самому себе, и, пытаясь подавить омерзительное чувство, искал всевозможные оправдания выказанной в кафе слабости. Искал – и не находил. В глазах попадающихся навстречу прохожих он читал осуждение, их приветливые улыбки воспринимались не иначе как полные пренебрежения ухмылки знающих о его падении людей. Даже собственная тень, отбрасываемая благодаря заходящему за спиной солнцу, была не чем иным, кроме как тщедушным, сгорбленным от непосильной ноши продолжением самого Себастьяна….

Добравшись до дома, молодой человек не раздеваясь упал на старенький диван и уткнулся лицом в подушку. Его буквально трясло от злости как по отношению к новой знакомой, так и к себе самому. Перед глазами стояло надменное лицо красавицы, её прощальные слова на разные мотивы непрестанно звучали в голове. Себастьян вскочил на колени и принялся молотить кулаками подушку. Глухие удары и исторгаемые сквозь крепко сжатые губы ругательства наполнили комнату.

Приступ ярости иссяк так же внезапно, как и начался – выплеснув бурлившие через край эмоции, он устало опрокинулся навзничь и закрыл покрасневшее от возбуждения лицо ладонями. Мелкая дрожь била натянутое струной тело, но тяжёлое прерывистое дыхание постепенно перешло в более спокойное, и через некоторое время стороннему наблюдателю могло показаться, что Себастьян уснул. На самом деле он просто полностью погрузился в хаотический поток противоречивых по своей сути мыслей. Не было никакого смысла оспаривать тот факт, что Мишель понравилась ему с первого взгляда и, на время позабыв о её принадлежности миру богатства и роскоши, Себастьян не на шутку увлёкся девушкой. И чем больше симпатии к ней заполняли свободное от любви сердце мужчины, тем горше воспринималось превосходство, выказанное Мишель. Его покупали, и, причём недвусмысленно указали на это. И Себастьян, промолчав, тем самым принял предложенные правила игры….

Он встал с дивана и прошёлся по комнате. Остановившись возле окна, сунул в рот сигарету, щёлкнул дешёвой зажигалкой. Образ Мишель неотступно преследовал его, то, расплывчатой тенью падая на выцветшие от времени обои, то, размытой, но всё же доступной постижению картинкой возникая на мутной, закоптелой глади оконных стёкол. Внутреннее противоборство подошло к логическому завершению – желание одержало верх над – казалось – невыносимой обидой. Более того – то, что Мишель согласилась встретиться ещё и даже сама назначила следующее свидание, льстило самолюбию молодого человека. Впервые он не только познакомился, но ещё и смог завязать некие отношения не с вульгарными студентками или продавщицами из близлежащих магазинов, а с девушкой из так называемого высшего общества. А если учесть что девушка сказочно красива и – вполне возможно – ответит взаимностью на его чувства, то большего пока и желать не стоит. Себастьян выкинул окурок в открытую форточку и улыбнулся своему отражению….