Сергей Усков - Черта ответственного возраста

Пятилетняя Яна сидела в кроватке и твердила:

– Не хочу слушать эту сказку. Нам её в садике читают. Хочу другую.

– Скажи, какую другую? – Мама захлопнула книгу и внимательно посмотрела на дочку.

– Ну ту, ту…помнишь? Такая книжка… такая вся обкусанная была у тебя.

– Наверное, не обкусанная, а истрёпанная. – Поправила мама, и Яна согласилась. – О чём же мы читали в той книге? Напомни, будь добра.

– Про страшного хана.

– Ой! И тебя на страшилки потянуло? Папа у нас ужастики любит…

– Да нет, нет. Там про другое. У хана на голове был маленький рог. Он скрывал от всех рог. Всегда ходил в круглой шапочке: тю-бе-тей-ке, а по ночам к нему приходил парикмахер: брил голову, лицо и отпиливал рог. Он один знал, про рог хана и никому не говорил. Хан не разрешал. Однажды парикмахера не стало – он пропал. Хан стал злой-презлой. Ему даже некогда было спать, потому что некуда было деть злость… А дальше мы не дочитали. Мне было так страшно, и слушать не хотела. Сейчас хочу узнать, что дальше случилось с ханом. Неужели он захотел выколоть всем глаза, чтобы никто больше не увидел настоящей правды? Он ослепил больших и маленьких.

– Помню эту книжку. Её мне читали, когда я была такая же маленькая. Зеленая обложка, цветные вклейки, удивительные сказки. Но, доченька, с переездом на новую квартиру многие вещи перемешались и нужно время, чтобы снова всё разложить по местам, навести везде порядок. Завтра вставать нам рано.

– Давай, совсем не будем ложиться, и не надо будет вставать рано. Будем прибираться и найдём книгу.

– Без сна не получится день. Он будет похож на скомканный листок бумаги, на котором что-то пробовали рисовать, писать и потом просто выбросили в урну. Всему должно быть дано свое время.

Мама ласково погладила дочку по светлым распущенным на ночь волосам и заговорщицким тоном сказала:

– А что, если я дорасскажу ту сказку. Ведь сказки не только в книгах. Они могут жить в твоей памяти, в тебе самой, могут быть совсем рядом.

– В телевизоре? Давай включим!

– И не только там. Там такие же пересказы сказочного, как сейчас говорим мы. А не хочешь ли ты узнать, где живут живые сказочные герои, которые вовсе и не сказочные… Ты посмотри в окно. Видишь, какая чудесная ночь приходит к нам и укутывает звёздным одеялом.

– Наш дом укутывает? – Усомнилась дочка. – А звездочки как шарики? Нет не шарики – дырки. Одеяло дырявое! И сквозь дырки видно солнце.

– Нет звездочки не дырки! – Улыбнулась мама. – Это шарики, наполненные светом, смотри они движутся, а дырки не движутся. Слушай же сказку…

В далёкие годы, которым и счёта нет, жил всемогущий хан аккурат посреди земли русской. Была у хана одна страшная тайна (нечто такое, что выделяет его из обычных людей), про которую знал всего один человек – его парикмахер. Под страхом смерти ему было велено никому не разглашать этот ужасный секрет. Долгие годы бедный парикмахер брил, стриг хана и спиливал рог. И вот однажды пропал. Рассвирепел хан. Неужели недруги узнают, что на голове владыки великого ханства растёт рог?

И послал хан несметные полки непобедимых воинов завоёвать все страны и земли. Прошло ещё невесть, сколько лет, и хан завладел всеми землями, что были вокруг его ханства, и как будто убиты все недруги, кто бы мог над ним надсмеяться, кто мог узреть что-то иное в этой жизни. Но хан не находил покоя.

Какое-то последнее завершающее действие следовало сделать, о чём никто не знал.

Хан выстроил дворец из чистого золота и украсил его драгоценными камнями. И засиял дворец точно солнце. Но опять же не находил в нем покоя хан, и готов был отдать дворец за пропавшего парикмахера и за сладкий, последующий за косметической церемонией, сон.

Теми еженощными процедурами умелого брадобрея всесильный владыка забывал о своём противном роге и крепко-крепко засыпал, что-то возвращалось к нему далекое, прежде близкое и родное, – теперь же ходил днями и ночами по бесчисленным комнатам дворца, как страшное привидение, и убеждался, что ничего не радует ханские глаза. В этом ли суть владычества, что всё у негои из золота, и все падают перед ним на колени? Как-то раз под утро он вскочил на коня и поскакал по своей земле, не зная зачем и не зная куда.

Скачет хан по лесам и долам, стонет под ним земля, и каждый, заприметивший его подает ниц. А хан только плеткой с размаха хлещет по спинам поданных и топчет копытами коня, кто не сумел убраться с дороги. У колодца верный конь встал, повинуясь малейшему движению воли могучего седока.

Видит хан, у колодца сидит девочка в порванном платьице, с распущенными волосами. В руках её дутар – струнный инструмент грушевидной формы, рядом най – камышовая флейта и гусли. Девочка тихо играла на дутаре.

Исказилось яростью лицо властелина всех земель: как посмела девчонка не упасть на колени. Знал он, что любое неповиновение и непочтение искоренять следует сразу, в зачатке, не давая разрастись. Поднял плеть и со всего размаху хлестанул по бедной маленькой девочке, но верный конь вдруг брыкнулся – плеть не сбила ни волосинки, а лишь просвистела над ухом.

Поднял снова плеть обременённый земным могуществом хан. Вскинула девочка глаза, откуда шли звуки. И увидел хан, что девочка слепая. В глазницах её зияла тоже пустота, что была в его сердце и глазах.

Опустил он могучие руки, и ушей его коснулась знакомая мелодия, которую в детстве играла мама – неизъяснимой теплотой вдруг омылось жестокое сердце.

Слушал хан, слушал, потом схватил девочку, как щенка за шкирку, и вместе с инструментами усадил на коня. Поднялась столбом пыль – поскакал хан во дворец. Там он велел найдёныша умыть, накормить, напоить и переодеть в богатые одежды.

Когда наступила ночь, привели к хану девочку.

– Кто научил тебя музыке?

– Бабушка. После, когда она ушла от меня далёко-далёко, туда, где мама и папа, я сама училась: шла, где слышались голоса, садилась и играла. Добрые люди давали мне кусочек хлеба, и я была сыта им по горло… Я даже не знаю, как выглядят все ваши вкусности – есть совсем другой прекрасный мир.

– У меня будет по-другому. Будешь играть у моего ложа, а услышишь, как пришел ко мне сон, здесь внизу можешь прикорнуть. Но как заворочаюсь – играй тут же. Будет у тебя получаться – будешь жить в моем дворце в целости и сытости. Никто тебя не посмеет обидеть. Не сумеешь призвать ко мне сон, унять непонятную душевную смуту – голова с плеч долой! Значит, и ты окажешься в рядах тьмы моих бездарных поданных.

Взяла девочка в руки дутар, обратила невидящие глаза в окно, словно подставляя лицо невидимому веянию, тронула струны. И негромкие звуки волнами закружились вокруг ханского ложа. В этих звуках слышались мягкие перекаты бегущей воды, переливчатые трели жаворонков, тихий шелест листвы и далёкие бабушкины мелодии. Пальцы её легко бегали по струнам, а в голове плыли легкие и светлые мысли.