Сергей Динамов - Падая легкою тьмой

Сей скромный нюанс послужил в дальнейшем определенным подспорьем в процессе преодоления как пролетарского происхождения, так и элементов подъемной конструкции, упомянутой выше, и внезапного появления у господина Кедрова Германа Станиславовича на одном из этапов жизненного пути неких особенностей в образе жизни, поведении, взгляде, голосе и походке – легких штрихов, характеризующих принадлежность к высшим эшелонам власти. Что, в свою очередь, позволило расстаться с Зоенькой, случившейся дочерью Машенькой, переведя взаимоотношения с уважаемым тестем в ранг деловых, и уже предаваться на достигнутом уровне максимально широко, полно, и глубоко (простите за эту вольность) своим вышеозначенным любовным приоритетам.

Описание трансформации начальника отдела Верховного Совета РФ в главу банка приводить здесь, думается, не стоит. Отметим лишь появление быстрорастущей денежной массы, при достижении вызывающих беспокойство величин которой владелец сталкивается с необходимостью массу эту, скажем так, помыть.

Дмитрий Васильевич Павлов, персональный водитель – телохранитель господина Кедрова, при всех своих отрицательных качествах – неуч, загульный и лгун – был по натуре человеком ответственным, трудолюбивым и далеко не язвой. Но сегодняшнее утро в связи с событиями последних двух недель все-таки вынудило поставить «Шевроле Каприз» чуть в стороне от подъезда и, созерцая картину выхода господина Кедрова в свете солнечного утра, злорадно процедить сквозь зубы: «Козе – ел», испытывая при этом всю полноту эмоционального удовлетворения.

Герман Станиславович пристальным взором сквозь тонированное лобовое стекло пытается уловить хотя бы тень эмоций на лице Дмитрия Васильевича. Герман Станиславович следует к задней двери темно – синего монстра, усаживается и даже там, внутри, отдавшись комфорту, созданному американскими автомобилестроителями, все еще продолжает наблюдать через зеркало заднего вида, обронив лишь краткое: «В банк». Машина плавно трогается, уверенно лавирует между домами и наконец устремляется вдоль по Минской улице.

Кондиционированное и наполненное обязательным радио «Ностальжи» авточрево, перекалившись, разражается вступительной частью обвинительной речи.

– Дмитрий, я не понимаю, что происходит?! Я заплатил вам огромные деньги, свел с очень надежным человеком! И что в результате?.. Моего друга уже нет в живых. Эта мерзость, этот предатель разгуливает как ни в чем не бывало. А у меня, вероятно, возникнет масса неприятностей…

Вслед за печально произнесенной последней фразой последовала пауза, в течение которой господин Кедров рассматривал проносящийся мимо ландшафт. Грусть излучалась в кондиционированно – наполненное. Дмитрий Васильевич же счел целесообразным не отвечать, ожидая основную часть обвинения. В душе закипало, стройные ряды мыслей несли яркие и красочные транспаранты с витиевато начертанными, даже из ряда вон какими нецензурными лозунгами.

Очень надежным человеком был не голубой, не синий, а аж сизый педрила. Толстозадый, с постоянно распахнутой подтекающей пастью и мутным, где – то на границе сна и яви, взглядом. Объяснять ему предназначение пластиковой взрывчатки и дистанционного взрывателя «Телефункен–43 GUW», показывать, куда– когда положить и какую пимпу предохранительную перед этим сдвинуть, Дмитрий Васильевич просто устал. И в то утро, словно предчувствуя, арендовал БМВ у соседа по гаражу, взял бинокль (от греха подальше), выбрал место в двух кварталах и стал ждать. Минут через двадцать, увидев вышедшего и поравнявшегося с бетонной урной господина Бутягина, Дмитрий Васильевич нажал на клавишу дистанционного подрывного устройства.

На господина Бутягина, изменившего (и с кем – с женщиной!), предавшего любовные страсти – мордасти господина Кедрова, Дмитрию Васильевичу было глубоко наплевать. Вся эта тусня вызывала у него задушевные порывы товарища Шарикова и удивление: «Господа, вы у истоков! Сие нефундаментально!» Популярное объяснение Герману Станиславовичу уже состоялось, но понесло тогда, раскипятился, а ведь всего вторую неделю с господином Кедровым работал. Шипящей злостью пояснил, что лучше его не касаться, а то завтра утром, за кольцевой, найдут перевернувшийся «Каприз» и два обугленных трупа – Германа Станиславовича и, как установит следствие, Дмитрия Васильевича – такого же длинного и с его же вальтером ППК. На что Герман Станиславович отреагировал странным вопросом: «А паспорт?» Услышал в ответ: «И военный билет». После чего последовало ожидание перспективного увольнения и попытки Германа Станиславовича воплотить перспективу в реальность. Смущали господина Кедрова лишь последствия. Хотелось бы, конечно, все сделать тихо и спокойно, по-человечески – в лучших традициях верховных советчиков. Услали в командировку, успокоился, приехал – а место уже и занято. На страже взведенная безопасность, ни до кого не достучаться, не дозвониться. Да и зачем? Проконсультироваться господин Кедров хотел бы, естественно, с таким же государственным человеком. И оказия тут как тут. Начальник службы безопасности концерна – владельца банка – очень даже государственный, да к тому же непосредственный начальник подлеца.

В недавнем прошлом сотрудник КГБ СССР, полковник запаса Петрушин слегка ошалел на новой должности от обилия денежных знаков, сорвался, неправильно поставил похмелье, что привело к периодичности, а впоследствии и к постоянству запойного употребления одиозных напитков. Утренний звонок Германа Станиславовича застал полковника в огромном кресле начальственного кабинета в тихом, но Безбожном переулке, где глава безопасности досиживал последние дни в связи с увольнением по причине этих самых одиозных. Состояние полковника Петрушина в данный момент характеризовалось как апатия, абсолютная отрешенность от мира внешнего и сконцентрированность на мире внутреннем, где ну никак не хотела приживаться не выверенная десятилетиями доза прозрачной жидкости, а ее утроенный вариант.

Продолжая чутко внимать информационным посылам нутра, полковник услышал незнакомый голос в трубке:

– Здравствуйте. Это Герман Станиславович. Хотел бы поговорить с вами о Павлове. Вы, надеюсь, поймете меня правильно. Это подлец, и от него необходимо избавиться. Что мы решим по этому вопросу?

Огромная масса слов. Строптивая непокорность в желудке. Трудности восприятия действительности в сочетании с неустойчивостью психики. И рождение выдоха ужаса:

– Седло вырву… тебе… Выезжаем…

Произнесенное абсолютно, казалось бы, беспочвенное, но столь явное покушение на тихое счастье Германа Станиславовича бросает в жар, заставляет медленно и аккуратно положить трубку, выстраивает в государственном разуме цепочку логических умозаключений, приводящую к неутешительному и пугающему: «Заодно!» Герман Станиславович срочно взводит охрану, вспоминает с ностальгической грустью уютный тихий кабинет в правом крыле Белого дома с видом на Москву – реку, учтивую покорность служащих и, мягко обратившись к селектору: «Татьяна Георгиевна, зайдите», устраивает ужасающий громом и молниями получасовой разнос, доводит до горючих слез в три ручья, на этом успокаивается, облегченно вздыхает и неспешно смешивает шесть частей тоника с одной джина, что-то тихо напевая.