Ольга Кузнецова - Пастораль

Первым – в семейных трусах – заскочил в воду Серега:

– А-а-а-а! – кричал он. Я тоже сгоряча забежал и тоже заорал – едва не в унисон. Однако соленый холод напрочь выбивал из тела воспоминание о жаре, о гнусе, комарах, которые нас просто заели, особенно на последнем отрезке пути.

…Нюша плескалась в футболке и брюках, тоже что-то кричала. Пожалуй, такой щенячьей радости, как у этих взрослых людей, мне еще в жизни не приходилось видеть. На берегу мы сообща стучали зубами. И в руках Димаса быстренько появилась бутылка водки: «Конец пути, сухой закон отменяется». Да, я впервые не отказался выпить. На пустой желудок водка произвела ядерное действие – внутри стало горячо, потом тепло разлилось по всему телу. Вероятно, меня с непривычки сильно скосило, я видел, как надо мной посмеивается тот же Димас, но ничего поделать с собой не мог, вел себя как дурак – бестолково вертелся рядом с Нюшей, которая по-хозяйски разбирала продукты. Боже мой, я даже пытался острить! Она, чтобы я отвязался, молча подала мне банки с тушенкой и консервный нож. Я начал открывать, но неловко, и порезался. Какое-то необычайное свойство у Нюши – всё очень быстро делать: она мгновенно нашла аптечку, ловко прицепила мне пластырем марлевый тампон, но вместо того, чтобы пожалеть, постучала мне по голове своей маленькой ручкой: «Только попробуй еще водку есть, бамбук ты зеленый!» – и погнала меня за дровами. Я искал сушняк, как оглашенный. Одной рукой хватал сухие стволы, приговаривая почему-то: «бамбук, бамбук», корчевал их и под мышкой тащил к лагерю.

Праздничный обед – суп с тушенкой говяжьей, макароны с тушенкой свиной – открывал Серега. Он поздравил нас с выходом к морю и сказал, что осталось совсем чуть-чуть. Не придерживаясь направления, двигаясь без пути и дороги, мы вышли чуть правее, чем нужно. Слева от нас виднелся полуостров, выходящий в море. Именно туда мы и должны были попасть. На одной из старых карт маленькой башенкой отмечен маяк, вот и хотелось узнать, что же там на самом деле. По прикидкам Сергея – напрямик до мыса не более одиннадцати километров, но сколько реально потребуется проехать, сказать никто не решался. Завтра с утра нам только предстояло разведать – без машин, для экономии топлива – есть ли туда дорога. Вечер прошел у костра – долго пили чай. Степан ушел спать, а Алфей с Димасом таскались вдоль моря и пели песни. Нюша сидела рядом с Серегой. Она, по крайней мере, вечером, не очень-то висела на его шее – лишь пару раз чмокнула в затылок да обозвала невежей за то, что он не знал, что такое релаксация. Я видел, что он специально её разыгрывает. А она велась и всерьез объясняла что-то заумное, наверное, из прочитанных книг. Я вдруг почувствовал себя очень счастливым – на краю земли, с забинтованным пальцем, с расчесами от комаров. Единственное, что портило мне праздник, так это боязнь, что Сергей с Нюшей уйдут вдвоем гулять, как обычно делают парочки, желающие уединиться. Но она вскоре ушла спать в палатку, общую для нас троих, а мы с Серегой еще долго сидели у костра, но говорили мало – смотрели на огонь да слушали песни, доносившиеся со стороны моря.

Утром Нюша будила нас: «Вставайте, засони, завтрак готов! Кто опоздает, пусть готовит конфетку мне на стол!..» О Господи, какой стол, какая конфетка! Но мужики вылезали из палаток, послушно шли умываться. Алфей – единственный, кто брился в дороге, скреб себя одноразовой бритвой, смотрясь в боковое зеркало машины. И вскоре все сидели у костра – четверо взрослых мужиков, припухших ото сна и от вчерашнего спиртного, заросших щетиной – кроме Алфея, разумеется, с руками, в которые въелась грязь местных топей да мазут старых коленвалов и новых тормозных колодок. И все они, как дрессированные медведи, кормились из рук невысокой девчонки, которая раскладывала кашу по мискам, сдабривала топлёным маслом из жестяной банки и наливала чай в разномастные кружки, похожие друг на друга одним – они наверняка ровесницы автомобилей. Моя эмалированная кружка была новой, но еще на первом привале я специально подкоптил ее на костре. Черный чай заварили со смородиной – её целый веник наломал Серега возле одного из ручьев, которые мы пересекли вброд.

Я знал, что меланхоличный Димас работал системным администратором в солидной фирме, Алфей – совсем уж какой-то «белый воротничок» – брокер на бирже, Степан – менеджер по рекламе. Всех их сбивал в команду Серега, слесарь из автосервиса, с его расположенностью к побегам из дома, с любовью к технике и склонностью помучить себя на комарах, а старенький автомобиль – на бездорожье. Честно говоря, я человек не азартный, никогда не смотрел ни футбол, ни хоккей, не знал ни одной фанатской речевки и считал, что не спать до утра из-за матча Аргентины и Ямайки просто смешно. Мне рядом с Сергеем уже стало казаться, что я человек без цели и потому, наверное, без результатов. Для меня главное во всем – сам процесс. Нравилось учиться в школе, но когда одноклассники, жестко определившись, забросили всё, кроме подготовки к ЕГЭ, и натаскивали себя, как гончаки, только на зайца или только на лису, – так говорил нам учитель физики, я продолжал заниматься довольно ровно, в результате получил средние оценки по всем предметам. МГУ мне явно не светил, мне абсолютно ничего не хотелось, и тут, как шанс еще немного подумать и узнать жизнь, замаячила армия. Вот и хорошо, может, там чего-то пойму. Хотя бы просто – кто я, технарь или гуманитарий. Мне казалось, потребуется от меня – и я смогу, напрягусь и сделаю. Но никому ничего не требовалось. Разве что мать иногда просила прикрутить петлю у старенького шкафа, или сходить в магазин, или даже помыть стекла, когда сама болела. Но это всё мелочи, а когда я пытался спросить о более серьезном, она беспомощно разводила руками: «Ты теперь больше меня знаешь». Эх, если бы у меня был отец!.. Отца я не помню – думаю, что он просто бросил нас, но мать никогда так не говорила, и я тоже не спрашивал, чтобы ее не обижать. И тянулся к Сергею – общительному соседу, который на двадцать лет старше меня и при определенных обстоятельствах мог бы быть отцом. Правда, по характеру он казался совсем уж невзрослым – бегал со своими железками и относился ко мне как к равному. И жена его, крупная молчаливая женщина, в моих глазах – уже пожилая, относилась к нему как к ребенку – со снисходительной заботой.

Я, глядя на Сергея и его приятелей, думал, что это совсем другие люди, способные превозмочь, преодолеть трудности, опасности, жаждущие самоутверждения. Если трудностей нет – они их ищут. Найти старый автомобиль марки, которую несколько десятков лет уже не выпускают – может быть, не самое сложное. Куда трудней привести его в рабочее состояние, выискивая на рыночных развалах запчасти, списываясь с владельцами подобных раритетов в других городах, скрупулезно разыскивая недостающие глушители и родные, только так и не иначе, подфарники. Чтобы потом на этих чудах-юдах разъезжать на городских праздниках, раз в пятилетку сняться в фильме про Отечественную войну, а летом всеми правдами-неправдами вымолить у начальства пару недель отпуска или «отгулов за прогулы» и ехать далеко-далеко, чтобы покорять на первом русском «джипе» вычисленные по старым военным картам заветные высоты. В тысяче километров от столицы никакие навигаторы не работали, никакие новые атласы не могли сказать правды, – будто картографы специально шифровали их для подобных бродяг-скитальцев – стерегли эти «белые пятна», нарочно запутывали дороги к неведомым кладам. Например, они рисовали дорогу там, где её реально не было. Да, может, когда-нибудь и проходил зимник. Но сейчас тут можно найти лишь едва уловимую тропу, теряющуюся в болотине, где автомобиль или даже конь в последний раз проходил во время Великой Отечественной. Полувековой лес, выросший на этом месте, беспристрастно об этом свидетельствовал. Так что если маяк на полуострове и стоял, то, наверное, работал только для заплутавших кораблей ленд-лиза.