Андрей Демидов - Мысли

– Конечно, Василий Ефремович. – Математик угодливо изогнулся.

– А немецкий знаешь?

– Достаточно хорошо.

– Прекрасно, тогда нажимай на кнопку, только не запачкайся, кто-то всю панель оплевал.

Ягов брезгливо отстранился от стенки лифта.

– Спасибо, вижу. И кнопки сожжены спичками… Ну и страна, все только и делают, что гадят…

– Да это мальчишки балуются, – оскалился Кононов, разминая в пальцах сигарету.

– Спи, Аннет, спи… – Хорст Фромм вылез из-под одеяла и успокаивающе поцеловал жену, когда она повернулась к нему, порозовевшая ото сна, с отпечатавшимися на щеке складками наволочки.

– Ты сегодня поздно? – Аннет сладко зевнула и сонно потянулась к Хорсту за новым поцелуем.

– Не думаю, скорее всего к пяти часам уже вернусь, – ответил он, мягко отстраняясь. Затем сунув ноги в тапки и, придерживая перевязанную правую руку, прошел на кухню. Сварил кофе, похрустел маисовым печеньем.

Пока кофе остывал, он почистил зубы, побрился, со вздохом пропустив участок щеки, вздувшейся от ожога, потер пальцем опаленные брови, провел ладонью по непривычно короткой прическе. Обычно прямые волосы теперь будто подверглись химической завивке, кучерявились и торчали в разные стороны. Хорст ухмыльнулся, состроив самому себе в зеркале зверскую рожу, включил телевизор в нише над холодильником, убавил звук, чтобы не мешать жене, и стал не спеша пить кофе.

На телеэкране высветилась заставка новостей. За спиной диктора, под транспарантом с надписью «Гондурас», суетились смуглые люди в защитной форме, опоясанные пулеметными лентами. Они быстро высовывались над бруствером, выложенным мешками с песком, не глядя палили куда-то вдаль и ныряли обратно в укрытие. Потом пошли спортивные известия. Фромм вытащил было сигарету, но, посмотрев на часы, пошел одеваться.

Шкаф встретил его запахами горелой синтетики и жженого хлопка. Из нижнего ящика торчал полиэтиленовый пакет, в котором ему при выписке из госпиталя выдали одежду, точнее, ее остатки.

«Эх, барахольщица, пожалела выкинуть…» Хорст недовольно поморщился, с кряхтеньем тяжело присел, бросил шелестящий пакет на пол и ногой отшвырнул к входной двери. Из спальни послышался сонный голос Аннет:

– Чего ты там бушуешь, Хорст?

– Ничего, ничего, спи. – Он разогнулся, потер застучавшие виски. Лицо от прилившей крови стало пунцовым.

Одной рукой завязать шнурки не удалось. Пришлось отставить любимые ботинки и влезть в новые, слегка трущие туфли. Пока Хорст досадливо цыкал, в гостиной зазвонил телефон. Он взял трубку:

– Фромм слушает.

Молчание.

– Перезвоните, вас плохо слышно!

Молчание.

Он пожал плечами и нажал на рычаг. Спускаясь к машине, выкинул пакет с воняющими тряпками, вынул из почтового ящика утренние газеты. Когда он открывал дверцу автомобиля, его окликнули:

– Привет, Хорст, как дела?

– Привет, Франк. Ты опять копаешься в своей развалюхе? Когда же ты ее выбросишь?

Мужчина в промасленном синем комбинезоне возмущенно облокотился на крышу своего старого автомобиля, ощерившегося пастью открытого капота, из-под которого выглядывали моторные внутренности:

– Ты никогда, Хорст, не поймешь прелести копания в моторе. Вы, молодые, привыкли подъезжать к мастерской, платить бумажки и тыкать пальцем: «Там чего-то бренчит» – и потом садиться в уже готовую машину. А вот ты сможешь по звуку определить, какой цилиндр стучит?

– Нет, я думаю, это мне недоступно.

– То-то. Ковыряться в двигателе – самое мужское развлечение. Не то что сидеть у телевизора.

Франк всем туловищем нырнул под капот и принялся что-то отворачивать.

– Пока, Франк.

– Пока! – буркнул тот в ответ.

Хорст сел в свою машину, кинул газеты назад. Что-то неуловимо изменилось в салоне, хотя все лежало на своих местах. Если бы Аннет пользовалась машиной, все было бы ясно, но она принципиально ездила только на своем крошечном «фольксвагене». Он проверил содержимое бардачка, слазил под сиденье, где лежали запасные «дворники» и тряпка для протирания стекол вместе с мыльным аэрозолем. У него возникло такое ощущение, что в машине кто-то рылся. Может быть, когда он был в Грюнешвейге, может быть, позже, когда валялся в госпитале. Хорст вылез, осмотрел мотор, багажник, заглянул под днище. Снова сел за руль, осторожно завел, проехался немного и резко нажал на педаль тормоза. Машина послушно остановилась.

«Странно…» Хорст поправил зеркало заднего вида и неожиданно увидел в фургоне, стоящем чуть в отдалении, лицо, показавшееся ему знакомым. Он аккуратно развернулся и неторопливо покатил в направлении фургона, но водитель тут же закрыл затемненное стекло. Сделав вид, будто это его не касается, Фромм свернул на проспект и остановился у первого попавшегося телефона-автомата. Обходя спешащих на работу прохожих, он полез в карман, нашаривая там мелочь. Аннет долго не подходила. Наконец в трубке послышался недовольный голос:

– Да… Кто это?

– Это я. Слушай, когда будешь уходить, на моем столе оставь записку: «Уважаемый жук-пожарник, стоимость моих услуг определяется числом N». Поняла?

– Что за чушь?

– Напиши и оставь на столе. А сверху положи пустую папку с надписью «Майнц-Телефункен».

– Ну ладно, напишу. Хотя это вызывает у меня сомнение в твоем душевном здоровье!

– На связи. Все, целую тебя, Аннет.

По пути к своему автомобилю Хорсту пришлось купить сосиску у приставучего палаточного торговца. Тот кричал прямо в уши потенциальным покупателям, проходящим мимо, о том, что таких божественных свиных сосисок нет даже в раю, а есть они только у него, Рене Юнкера. Ведь именно свинки его поставщика не употребляют стимулирующих рост гормональных препаратов. Еда оказалась действительно недурна, хотя доставила некоторые неудобства Хорсту. Здоровой рукой он одновременно и крутил баранку, и удерживал горячую сосиску. Какая-то женщина, обогнавшая его на Курфюрстштрассе, удивленно вскинув брови постучала пальцем по лбу, но это его только рассмешило.

В коридоре, в здании комиссии, у Хорста неожиданно заболела травмированная рука. Успокоившаяся было за ночь, к утру она будто проснулась. Хорст был к этому готов. Он быстро проглотил болеутоляющее и решительно зашагал по стеклянному переходу в дальнее крыло, где находился следственный отдел. Перед тем как открыть дверь в комнату для совещаний, за которой сурово гудел голос Румшевитца, что-то требующего от незримого ответчика, Фромм поправил галстук, застегнул верхнюю пуговицу рубашки и по привычке пригладил не существующую теперь челку. Только после этого приоткрыв дверь, он заглянул в помещение, посреди которого стоял длинный стол, а у стен высокие, до потолка, шкафы, плотно уставленные справочной литературой и подборками газет и журналов.