Александр Чикин - Богоборец

Охотниками я и Пушок, мой зять, были сумасшедшими: гончих собак у нас развелось штук восемь. При зряплате сантехника прокормить их было трудновато. К концу зимы все браконьерские запасы мяса закончились и вопрос встал отсутствующим ребром для собачьей похлёбки. В обеденный перерыв я залез на чердак родной школы и набил два пакета голубей. До окончания обеда оставалось десять минут и я вспомнил, что меня будет ждать на недавно влившемся в заводской фонд доме мастер участка ЖКО Татьяна.

Без ложной скромности замечу, что среди сантехников заводского ЖКО я был самым красивым. Судите сами: «денежных мешков» под глазами, явного свидетельства благосостояния любого сантехника, у меня ещё не было, нос ещё не приобрёл профессионального лилового цвета, а губы ещё не начали лосниться от постоянного облизывания в предвкушении выпивки и, самое главное, – я был разведён. Татьяна тоже. Эти обстоятельства раскрывали моему мастеру оперативный простор для манёвра у стен моей неприступной, для неё, холостяцкой крепости, а мне, соответственно, сужали манёвр до рамок осаждённого. Погарцевав под стенами и продемонстрировав всю мощь своего оружия, но не обнаружив белых флагов на башнях, твердолобая завоевательница предприняла лобовой штурм. Силы были неравными: она начальник – я подчинённый. Пришлось применить военную хитрость: я прикинулся наивным недотёпой с явными признаками идиотизма и импотенции. Такая итальянская забастовка в моей интерпретации вполне удалась, но на торжественной пьянке, по поводу обмывания тринадцатой зарплаты, я глупо разоблачил себя, взвалив на плечи роль тамады – балагура и острослова – и пустив в ход все мужские чары, в надежде обольстить Ленку-штукатурщицу. Обольстилась Танька. Сдаваться я не собирался и пришлось под новым бурным натиском нимфоманки имитировать в тёмном и пыльном углу алкогольную эпилепсию. Добиться появления хоть мало-мальски обильной пены на губах я не смог, зато на Танькиных губах этой пены образовался излишек. Как легко догадаться, эта пена была вызвана не эпилепсией моего мастера, а её бешенством. Сила, не менее могучая, чем любовь, имя которой – ненависть, заставила Татьяну всю себя посвятить этому чувству: я обзавёлся личным надсмотрщиком. Бездельничать больше семи-шести часов, вместо положенных сантехнику восьми, я теперь не мог: улучив момент, Татьяна бросала уютную контору и летела в нашу мастерскую. Вчера она сообщила, что после обеда желает проверить наличие пломб на теплоузле нового дома и я должен быть с ключами от подвала в час дня у первого подъезда.

Моё легкомыслие по поводу забытых ключей, меня не расстроило: продолжая корчить из себя идиота, в наивной попытке обезоружить Таньку, я уже давно превратил мастера в личного оруженосца – на заявки жильцов я поспешал под Танюхиным конвоем налегке. Обнаружив на месте происшествия текущий кран или забитый унитаз, я поднимал панику, Танька мчалась за подмогой и моим инструментом, а я, в её отсутствие, всё починял, ведь даже в квартирах старых дев находились плоскогубцы, молотки и вантузы, получал бакшиш и дожидался у подъезда Танюху, волокущую суму с моими железками и очередного отловленного в мастерской пьяного помощника.

Собственно говоря, по самой работе придраться к моей персоне Татьяна не могла: я, практически единственный в ЖКО, не утратил ещё способности укрощать водопровод, канализацию и отопление, хоть и «включал дурака». Но трудовая дисциплина, приход-уход на работу и обед, у меня присутствовала в недостаточной степени. Сами знаете, что мир богат событиями и делами, а хочется всё узнать, везде поспеть, всё переделать. Привычка совать свой нос во все дела наносила ущерб трудовой дисциплине, и Татьяна била меня по этому носу кляузами на имя начальника ЖКО, нащупав моё слабое место. Получать очередную выволочку не хотелось и я, не отнеся сумок с голубями домой, помчался на остановку автобуса.

Недавно принятый на баланс ЖКО новый дом находился недалеко от конечной остановки. Подъехал я вовремя. Даже с двухминутным запасом. Но на остановке были контролёры. Ребята на задней площадке автобуса, среди которых я оказался, испугавшись этого обстоятельства, разжали задние двери и выпорхнули на свободу. Я остался в раздумьях о дальнейших своих действиях. Позорно бежать не хотелось, а вступать в долгие разборки по поводу отсутствия билета резона тоже не было. Любимая бывшая жена, оберегая меня от всевозможных соблазнов, выгребала из моих карманов всё до копейки. Ездить без билета и общаться с контролёрами я привык. За девять лет супружеской жизни я перезнакомился со всеми проверяльщиками билетов нашего города. Они тоже составили обо мне мнение, как о Буратино, которого хоть за ноги подвесь ничего не звякнет. Зная меня в лицо, контролёры, обнаружив мою персону в троллейбусе, угрюмо игнорировали меня к вящему неудовольствию менее последовательных «зайцев». Но с автобусными контролёрами я был знаком мало, а этих бабушек я вообще не знал.

– Молодой человек, – обратилась ко мне, глядя снизу вверх, подоспевшая к дверям пожилая контролёрша, – предъявите билет.

– У меня его нет, – начал я, жалея, что не удрал и оценив бабушку как весьма въедливую особу. Я спустился по ступеням, и пенсионерка, посчитав мой маневр подозрительным, вкогтилась в мой рукав. – Я обычно пешком хожу, а сегодня вдруг проехать решил, – нисколько не соврал я.

– Платите штраф, молодой человек! – хватка на рукаве телогрейки усилилась. Одет я был, по обычаям сантехников, в телагу, спецовку, вязаную шапочку, бороду с усами, а на ногах были резиновые сапоги, которые диссонировали с сугробами на улице, но очень часто выручали в затопленных подвалах, а бабушка развивала свою мысль: – Только не врите, что у вас денег нет!

– Вот ещё придумали: я и не вру. У меня их действительно нет. По-моему, это ещё не преступление, – я поднаторел в фарисействе за время вынужденного общения с контролёрами, – а наличие денег как раз и позволяет усомниться в кристальной честности гражданина, тем более неработающего, как я. – Это было своевременное замечание, предупреждающее стандартный ход всех контролёров по поводу моей работы.

– А почему же, молодой человек, вы не работаете? – бабушка язвительно прищурила глазки. – Здоровенный детина – и без работы. В Советском Союзе безработицы нет, а вот тунеядцы, я вижу, встречаются… Давай деньги, болтун! Сам во всём рабочем: на стройке, поди, трудится, а мне голову морочит. Раскошеливайся! Плати рубль! Сейчас мигом милицию вызову!

– С утра дурное предчувствие было, что опять в тюрьму попаду, – вздохнул я. – Зря только голубей загубил: столько мяса теперь пропадёт. В тюрьме-то так не поешь… Дёрнул меня чёрт сесть в этот автобус… Всё сапоги: ревматизм из-за них, проклятых!