Анна Роддик - Беги-беги, я догоню

Но дело пошло само собой. Благодаря вверенным мне обязанностям, я, видимо, каким-то образом сумела разбудить временно уснувшее во мне чувство языка, и с радостью переводила ему все, что можно было перевести. На концерте я в общем и целом объясняла ему суть сказки, которую дети на сцене показывали с песнями и плясками. После шоу было застолье, на котором я уже окончательно ощутила себя тем, кем мои друзья немцы учили меня быть. Я не только переводила. Где-то к середине вечера я показала высший пилотаж, взявшись за синхронный перевод. Это конечно были не ахти какие беседы, не политики это, в конце концов, и не профессора, но это всегда непросто – слушать и сразу переводить, при этом в процессе того, как ты говоришь на немецком, продолжать слушать русскую речь и воспринимать ее смысл и наоборот. Мне очень понравилось. Пожалуй, это были даже самые мощные эмоции за этот вечер. Я наконец-то могу говорить по-немецки! Хотя может дело в алкоголе, который окончательно убил стеснение или желание спрятаться в шарф и не вылезать оттуда весь вечер. Я получала искреннее удовольствие от перевода, от синхронного перевода, от попытки перевести с русского на немецкий почти нереальные для меня фразы вроде «он так назюзюкался, что, говорит, я уже „кривой“, как турецкая сабля». Да, некоторые вещи приходилось объяснять почти на пальцах, так как мои знания все-таки были не на самом высоком уровне, но я почти не замолкала, выходила из положений сама, а иногда Риччи помогал, видя, что я несколько застопорилась, выдавал целый ряд слов, из которых я выбирала нужное.

А еще это было прямо как в Турции – он постоянно спрашивал у меня, есть ли у меня еще время, когда нам надо уходить, когда я должна быть дома, не будет ли у меня проблем (а ведь было всего 7 часов вечера!). После застолья мы со всеми долго прощались (ну точнее он долго прощался) и договорились встретиться на следующий день, чтобы сходить еще на какое-то мероприятие.

Когда мы шли до метро, Риччи предложил поймать такси, чтобы доехать до дома, но я сказала, что нам недалеко ехать, да и время еще есть. На Смоленской, когда мы расставались, после долгих дружеских объятий и благодарностей с его стороны за «чудесный день», он в очередной раз предложил поймать мне такси, чтобы я с комфортом доехала до дома, но я отказалось – мне оттуда быстрее на метро будет добраться. Я приехала домой, и минут через десять он позвонил.

– Привет. Ты дома?

– Да, привет, я уже давно дома…

– Хорошо, я волновался за тебя, – на часах было всего 8 часов. Но он все равно «волновался»

– Ооо, это так мило с твоей стороны… – я засмеялась.

– Еще раз спасибо тебе за замечательный день, все было просто великолепно, завтра позвоню тебе чуть пораньше утром, чтобы мы смогли встретиться.

– Хорошо, нет проблем.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

***

Когда я только вернулась домой, у меня не было особых эмоций по поводу нашей с ним встречи. Нет, да, у меня живот был скручен в узел, мне было физически плохо, но это от нервов, такое у меня бывает. До встречи я была постоянно напряжена, накручивала себя и ничего не могла есть.

Я прекрасно знала, что мне так нравилось в нем. Что меня привлекало в нем так, как ни в одном другом человеке на всем белом свете. С Риччи я чувствовала себя на все сто защищенной, на все сто комфортно, уютно. Даже в абсолютных мелочах. Когда мы шли по городу, и надо было обойти толпу или перешагнуть через лужу, он клал руку мне на плечо или на спину, как бы говоря: «Иди здесь, все хорошо, а я позади». И это не было попыткой меня обнять или чем-то подобным. Это была банальная галантность. Он открывал передо мной двери, всегда пропускал меня вперед. Все время спрашивал, комфортно ли мне идти туда-то или туда-то, куда хочу пойти я, чем я хочу заняться, сколько у меня свободного времени. Так было и в Турции. А последний звонок просто меня удивил. Раньше мне казалось, что Риччи – один из тех «парней», что никогда не позвонит «после», потому что даже не вспомнит. Но это было приятно. Даже очень.

Из-за этого «завтра я тебе позвоню пораньше» ночь была бессонной – я честно ждала «раннего» звонка, но в районе 8 утра пошла-таки спать. Причем сном это назвать было сложно, я очень боялась пропустить звонок. Поставила будильник на 9 утра и выключала его каждые пять минут. Я лежала на кровати в джинсах, толстовке, под каким-то старым пледом, чтобы было максимально неуютно и не получилось проспать следующие 17 часов по инерции. Но телефон молчал. Прошло уже не только раннее утро, но и утро вообще. Было уже 12.30, когда я встала в дико помятом состоянии, посмотрела на телефон и поняла, что ничего, видимо, уже не произойдет. Отправила смс, через некоторое время позвонила, а телефон отключен. Очень расстроилась, пошла в свою пустующую комнату, села в угол, прислонилась к стене и заплакала. Не верилось мне, что прошло так мало времени, а он все такой же – говорит, обещает отвечать на все мои вопросы и откликаться на мое общение, но ничего в итоге не делает.

В отчаянии и за разговорами со стенкой о том, как же было хорошо вчера, я набрала его номер еще раз, так, чисто для галочки. И как всегда, когда ты сидишь вся в слезах и соплях, жутко гундосишь и совершенно не надеешься услышать его голос в телефонной трубке, это вдруг происходит.

– Привет, Энн. Как дела? Я звонил тебе много раз, почему ты не отвечала? – я не отреагировала, потому что звонков не было, в этом я была уверена.

– Я спала, – соврала я и спросила его о планах на сегодняшний день. Их как всегда не было, и мы договорились, что я подъеду к ним с другом домой. Я сказала, что буду через час, вытерла слезы, положила трубку и без особой радости отправилась к нему.

Нет, это было безумное облегчение, ведь я думала, что он встретился со мной, а потом решил игнорировать, видимо, понял, что все совсем плохо. Но я уже жалела о потраченном утре в ужасном состоянии психоза в полусне и у телефона. Мне не нравился сам тот факт, что я так ненормально себя вела. Забыла о своем истеричном состоянии, встряхнулась и как ни в чем не бывало пошла искать его дом.

Они сняли квартиру прямо возле Белого Дома, из окна на кухне он представал во всей красе (если в нем вообще есть какая-то краса). Пока я шла к дому, который Риччи по телефону описал «дом с надписью Филипс наверху», я все думала, как оно будет. Представляла себе маленькую однокомнатную квартирку с потертыми стенами и старой советской посудой, как я буду сидеть на кухне, смотреть в унылое окно и пить скучный черный чай, а напротив будет сидеть Риччи, и мы, конечно же, не будем знать, что друг другу сказать. Когда я подошла к дому, я сняла наушники и приготовилась уже было позвонить, но, как только я выключила музыку, я услышала радостный сиплый голос: