В. Беляков - Про

– Вообще-то, Словакия была союзником Гитлера в той войне, и наши войска в небольшом количестве сражались на стороне фашистов.

И как-то формально и тускло добавил:

– Мне очень жаль – это была большая ошибка тогдашних словацких политиков. Наша коммунистическая партия потом исправила эти ошибки, некоторых из этих людей повесив.

Вот это для нас всех было полным откровением, вот про это школьные учебники тогда ни слова не писали. Или не писали – для народных демократов в нашей школе это был трудный глагол, и они всё время путали отправление естественных надобностей с отправлением надобностей интеллектуальных. Мы сидели как в воду опущенные, словно нас всех обоср…ли с головы до ног, а мы и не заметили. Погодите! Так вчера с Гитлером, а сегодня с нами друзья не разлей вода, союзники по Варшавскому договору до гроба! А разве такое может быть? Было совершенно ничего не понятно, кроме того, что нам дали возможность вдоволь попить апельсинового сока за словацкий счёт.

На самом деле мы были нормальными ребятами. В душе мы понимали, что где-то есть другая жизнь, что есть даже другие школы, где учатся совсем другие люди. И я думаю, сами учителя были ни в чём не виноваты – они с пеной у рта и совершенно искренно отстаивали те взгляды и принципы, которые только и могли почерпнуть из своих жалких книжонок. Их никто не удосужился за всю жизнь познакомить с Божьим Откровением – и для них и для нас ср…ное обществоведение казалось вершиной гражданского права. Учительница этого дурацкого предмета Людмила Прокофьевна совершенно пламенным образом утверждала, что Церковь у нас отделена от государства только ради нашей пользы, и приводила на уроки каких-то педиков, совершенно взрослых людей, которые со сладчайшей улыбкой на устах рассказывали нам, как они учились в Духовной семинарии в Загорске (так город был переименован из Сергиева Посада в честь какого-то большевика Загорского, погибшего на одном из заседаний московского комитета партии от брошенной в помещение бомбы. Бомбометатели думали, что уж сегодня-то на это заседание обязательно приедет Ленин, а он не приехал, и они попали в Загорского), и как там их учили каким-то совершенно мраковым предметам, глупость которых понятна даже ребёнку, и они отреклись от «Боженьки», и теперь стали лекторами общества «Знание», и разоблачают своими свидетельствами мракобесие Церкви… Мы смотрели на них с восторгом. Правда, за кадром оставалось, зачем они туда вообще полезли поперву, если потом всё равно отреклись. Но мы этим вопросом не задавались, а спрашивали, по каким же учебникам они учились, и они говорили, что по дореволюционным. И самым идиотским образом я спрашивал:

– А что, неужели у нас государство не разрешает на деньги Церкви издать Библию?

Но тут же вмешивалась Людмила Прокофьевна и говорила, что государство крайне редко разрешает это сделать, потому что и нужды нет, да и бумага нужна для издания школьных учебников. А тот педик согласно кивал головой и говорил, что последний раз Библию издавали ограниченным тиражом в 1947 году.

Спустя 10 лет, отслужив в армии, я зашёл в школу и торжественно предъявил постаревшей слегка Людмиле Прокофьевне увесистый том, изданный в 1979 году и скрытно купленный мною на церковном ящике в Риге. Я служил в Прибалтике в войсках ПВО. Но та совершенно не смутилась, заявив:

– Да ты что, Виктор, я такого никогда не говорила! Ясно дело, её издают по мере надобности, и купить её может всякий желающий, – теперь она в этом была убеждена, и голос её был твёрд. Моя бывшая учительница совершенно не давала возможности усомниться в каких-либо противоречиях своих текстов…

Между тем уже в восьмом классе мы столкнулись с потрясающим явлением: неожиданно в разгар учебного года стали пропадать одноклассницы. Ну, конечно, не по криминальным причинам, а вот так: училась, училась, была здорова как бык – и на тебе, вдруг уже не учится. Мы не понимали, в чём дело, – ведь вроде никто не собирался никуда переезжать, и где же теперь Люда? Но однажды пришёл улыбающийся Шамиль (сын дворничихи из соседнего двора) и поведал:

– Да никуда она не переезжала – её просто Сашка из десятого «б» вы…б, вот наш замечательный педсовет и рекомендовал, чтоб родители её перевели от греха подальше в другую школу.

– А ты как это узнал? – уставились мы на него.

– Да ну вас! – он посмотрел на нас свысока. – Мы вчера с Сашкой у меня пили портвейн – никого же дома не было, а потом смотрели, как напротив Натаха с пятого этажа очередного своего привела. Ну, они поужинали вместе с её пятилетней дочкой, а потом она выпроводила дочку гулять на улицу, а сама, бухая, прямо на обеденном столе ноги раздвинула – ну и тот ей вставил три раза! Сашка ещё комментировал: «Ну, конечно, Людка наша послабее». А потом мы отдрочили вместе за неимением Людки! Главное, та коза даже дочки своей не стесняется – дочка-то уже понимает, зачем каждый вечер новый дядя приходит и в комнате после ужина больше не появляется.

Мы были потрясены.

– Ну а как же Людка не забеременела? – спросили мы наивно Шамиля.

– Да ну в баню! Сашка рассказывал, – это всё на дне рождения Кати Козловой было. Они там все перепились, да и родителей тоже не было. А Людка же запала на Сашку уже давно. Ей и стакана хватило, – продолжал Шамиль, – а потом он затащил её в соседнюю комнату, та и отдалась. А назавтра испугалась, родителям проболталась, дура. Но шёл только второй день. Они её потащили в какую-то больницу, там ей всё промыли, прочистили, и она – как новенькая! Только что не целка.

И мы даже не знали, верить или не верить, до тех пор, пока в девятом классе отличница Аня Крапивина, прямой кандидат на золотую медаль, вдруг неожиданно не стала прогуливать школу – учительница математики Мария Ильинична прямо у нас на глазах плакала в учительской. А вскоре всё прояснилось: Анька Крапивина в 15 лет выскочила замуж наперекор всему за скрипача из театра «Ромэн» – еврея с перекрашенной шевелюрой, а вскоре и сама стала там в оркестре играть на скрипке. И волосы тоже покрасила в рыжий цвет.

Но, вообще-то, мы не очень беспокоились по поводу своей нецелованности – предпочитали вести какие-то дурацкие разговоры со своими одноклассницами на темы любви и дрочить скромно где-то в уголку. Мы не тревожились. В ходу была такая теория, что всё хорошо вовремя, и всё будет абсолютно чётко потом, когда придёт большая любовь. А пока нечего и лезть к своим одноклассницам. Вот мы, как придурки, и танцевали с ними, нежно и робко обнявшись на убогих школьных голубых огоньках, да ходили-бродили за ними до одури после уроков парами. Они парой идут, жрут мороженое на последние гривенники, и мы идём в десяти метрах за ними парой вместе с Мишкой Лоскутовым. А зачем идём, и почему они сразу домой не идут? А х…й его знает!