Ирина Островецкая - Наваждение

Крылья у деда так и не выросли, наверное, потому, что этот вредный дед неустанно ругал всех, кто попадал в его поле зрения. Так говорили бабы, когда деда хоронили.

Деда, как и других покойников, закопали в землю за околицей деревни, поставили крест деревянный на горбике его могилы, и постепенно о нём перестали говорить. Вспоминали лишь изредка, когда к слову приходилось. Костя так никогда и не увидел парящего в небе, словно большая птица, соседского деда. А ему самому уже сейчас хотелось парить в небе такой же большой птицей, как коршун, чтобы увидеть землю с высоты, но для этого ему не хотелось умирать. И ещё, чтобы долететь до мамочки, и хоть одним глазком рассмотреть её там, на небе, на том белом облачке, откуда мамочка всегда наблюдает за ним. Она его сразу узнает, если он полетит на то облачко. Так про маму рассказывала бабушка, когда Костя приставал к ней с расспросами, или шкодил.

При любой малейшей возможности, втайне от всех домашних, он стремился высоко подпрыгнуть, и, в прыжке, отчаянно махал руками. Так, взлетая, делали, испуганные Костей, жирные вороны, нахально разгуливавшие по их неубранному подворью. Костя всегда надеялся, что, вот, на этот раз его мечта осуществится, у него получится, и он обязательно взлетит, если ещё сильнее станет махать руками. Но сильнее не получалось, и, неуклюже приземляясь, мальчишка шлёпался на землю, не раз разбивая колени до крови. Бабушка терпеливо лечила его разбитые коленки, прикладывала к ушибленным местам ароматные тряпицы, пропитанные настоями каких-то, обязательно, лечебных и очень полезных трав, и никогда не ругала за неуклюжесть, и, самое главное, ни о чём не расспрашивала. Так его тайна всегда оставалась с ним. Он хотел научиться летать, как птица, и никому и никогда не рассказывал, что скоро обязательно улетит на небо к маме, как только летать научится.

Он никогда не перекладывал вину за свои проделки на другие плечи. Старался сам признаваться в своих проказах. Знал, рано, или поздно, но все узнают о его шалостях, и обязательно будут ругать, если он сам не признается. А когда начнут ругать сильно, тогда он обязательно улетит на облачко к маме, и мама обязательно его пожалеет, приголубит и беду отведёт. А пока на земле, он всегда первым сам стремился к победе, потому так упорно учился летать. Так было написано к книжке сказок, которую они с бабушкой каждый раз читали на печи перед сном.

Повзрослев, лёжа в высокой траве за околицей в летнюю пору, он часами наблюдал за полётом птиц, и снова и снова старался убегать на «задник» двора, чтобы научиться подпрыгивать высоко-высоко, взлетать, махая руками, как это делали вороны, и могучим орлом парить в небе.

– Ба, а, ба, почему наши курки не могут подлетать в небо? У них же есть крылья! Они, что, ленивые? – иногда спрашивал он у бабушки. Та только посмеивалась и говорила, что Бог курочкам таких крыльев не дал, чтобы улететь от хозяев, а велел, им служить людям, двор прибирать, червяков и вредных жуков склёвывать да яйца нести, а мясо их надо кушать, чтобы стать сильным и выносливым охотником. – Ба, а тогда я смогу подлететь к маме на облачко, если куриные ножки буду кушать? – однажды, не выдержав, спросил Костя, но о причине своих прыжков на «заднике» двора так и не рассказал. Никто же не видел, как он учился летать!

Бабушка сама догадалась. Она внимательно посмотрела в ясные и пытливые глаза ребёнка, искрившиеся непоколебимой верой и надеждой, и почему-то рассмеялась, концом косынки, украдкой утерев нечаянную слезу.

– Мамочка твоя с белого облачка всегда наблюдает за тобой, и за твоими братиками и сестричкой тоже приглядывает. Вы же все её детки! Она любит вас всех, а за тобой мамочка следит особенно внимательно, ты же самый маленький её сыночек, самый любимый, понимаешь?

– Я не маленький, я – р-рыцарь! – запротестовал Костя, выпятил грудку, развёл в стороны тоненькие ручки-веточки, чтобы занять больше места в комнате, и постарался грозно зарычать, чётко выговаривая букву «Р».

– Я знаю, ты всё сможешь, ты же мой защитник и помощник. Ты же – Костя! Но ты должен ещё совсем немножечко подрасти, окрепнуть и многому научиться. Вон, скоро в школу пойдёшь, а я тебя провожать буду, а потом буду ждать твоего возвращения домой, – сказала бабушка, ласково погладив внука по голове.

– Му-гу… – важно закивал Костя в знак согласия, а потом вдруг не сдержался и выпалил: – Я должен научиться летать, чтобы долететь до того облачка, где мама живёт!

– Когда-то и ты полетишь на то облачко, но это будет совсем не скоро, – почему-то грустно вздохнув, тихо сказала бабушка.

– Да! И мне уже сейчас надо учиться летать! – гордо поведал он бабушке свою самую тайную тайну.

– Ты научишься… Бог поможет, может, лётчиком станешь… А пока у тебя на земле много дел, забыл?! – рассмеялась бабушка и снова ласково потрепала внука по вихрастой голове.

В то время в стране было запрещено верить в Бога, но, в углу бабушкиной комнаты, всегда висела большая разноцветная и очень большая картинка с изображением лица строгого дядьки, взгляда которого так боялся маленький Костя. Мальчишке казалось, что тот строгий дядька на разноцветной картинке, которую бабушка называла иконой, всегда следит за ним, и грозит ему пальцем. Он следит, чтобы не баловался непослушный мальчик, потому, что, где бы ни спрятался в комнате шалунишка, его всегда преследовал внимательный взгляд строгих глаз того, кто висел на стене, на картинке, заправленной в позолоченную и очень тяжёлую раму, под настоящим стеклом. Бабушка говорила, что этот дядька на картинке и есть Боженька, а картинка – это не картинка вовсе, а икона, а рама очень тяжёлая, и если раму случайно уронить, Боженька и убить может, наказав за непослушание. Икона всегда, сколько помнил себя Костя, висела в углу, а на неё бабушка ещё и красиво вышитое полотенце повесила, и никто, даже сам председатель колхоза, в котором бабушка работала на ферме дояркой, не пенял ей за нарушение коммунистического режима. Церкви в деревне не было. У своей драгоценной большой иконы бабушка каждое утро читала замысловатые сказки, разговаривала с Боженькой вычурными словами и кланялась низко, в самый пол, а потом сухой тряпицей осторожно стирала пыль со стекла и рамы иконы. Костя не понимал ни действий бабушки, ни этих вычурных слов, которые и выговорить-то было сложно, но он усердно повторял за бабушкой, с трудом выговаривая, целые странные предложения из той толстой и растрёпанной книжки, которую бабушка называла молитвословом.

Повторяя непонятные слова, он не трудился их запомнить, но старался угодить бабушке, в надежде, что вечером на печи они будут долго читать уже его книжку сказок. Он научился креститься и, спустя какое-то время, мог уже бойко повторять странные слова из бабушкиных сказок, которые она называла молитвами. Ребёнок, росший на воле, не мог до конца осознать и запомнить вычурные и, для него не понятные, слова молитв.