Николай Карпин - Последний мамин урок. Непридуманная повесть

Вечером к нам в гости заглянули наши друзья. Мы хорошо провели вечер. Мать сидела с нами. Потом как обычно проводили гостей до автобусной остановки. Стали укладываться спать. Вдруг дверь в спальную приоткрылась и заглянула мать. Глазами она нашла мою жену и с блуждающей на губах улыбкой сказала:

– Хоть ты меня и ненавидишь и хочешь, чтобы я завтра уехала, но назло тебе я останусь еще на две или даже три недели. – Сказала и закрыла дверь. Мы не знали, как реагировать на это. Жизнь превращалась в какую-то пытку.

На другое утро я с детьми уехал на рыбалку на весь день. Вечером мать снова заявила:

– Хочу вернуться домой!

Я согласился:

– Что ж, пусть будет так.

И мать успокоилась. Утром мы сидели на кухне. Она пила чай из блюдечка. Вид у нее был умиротворенный. Здесь в Карелии она полюбила чай. Потом вспомнила свою молодость, военные годы, о том, как после войны мой отец приехал за ней.

– Это произошло в 1942 г. на Волховском фронте. Наш госпиталь стоял под Выборгом. Подруги сказали, что в соседнем селе стоит часть и там организуют танцы. На танцах я и познакомилась с Иваном Ильичом. Встречались некоторое время. Потом госпиталь перекинули в другое место. Однажды фронтовая подружка попросила у меня адрес какого-нибудь солдата, чтобы написать ему письмо. Так у нас на фронте часто делали. Я дала адрес отца. Подружке пришел ответ, в котором Иван Ильич интересовался, откуда она узнала его адрес. Подруга ответила, что адрес дала Катя Васильева. И тогда Иван Ильич написал мне письмо. Мы стали переписываться. А в 1947 г. он приехал.

Я была на работе, сижу за столом и вдруг чувствую на своем плече руку. Обернулась. Он стоит! Через день пошли в ЗАГС и расписались. Саша, брат, уговаривал Ивана Ильича переехать в Бургу. Тот не согласился. В Карелии жил его отец. Они дом решили строить на месте сгоревшего в войну. Мой отец к тому времени умер. Мы уехали в Карелию. Мачеху я забрала позже. Она умерла в Карелии. Все хотела вернуться к себе в Добрую Волю.

Когда мой брат Саша приехал ко мне в гости, то Шура, младшая сестра Ивана Ильича, громко кричала: «Катя, брат приехал!».

Через пролив на лодке его перевезли к нам. «Катя, куда ты попала!» – шепнул брат мне, оставшись наедине. В доме вдоль стен стояли самодельные лавки и дощатый стол без скатерти. Позже с Иваном Ильичом мы съездили в Федоркову Луку (Новгородская область), привезли из отцовского дома венские стулья, комод, сундук, шкаф разборный. А когда переехали в Гирвас, Ивана Ильича перевели туда по работе, многие вещи оставили в Мунозере. Я хотела стулья забрать, но Иван Ильич говорит, пусть Шуре останутся.

А строились…. Свекор Илья Михайлович говорит Ивану Ильичу: «Что же, без собственного дома помру». Мы жили тогда у Лумбиных. Их дом один из немногих уцелел в войну. У них семья – три человека: сестра Дуня, дочь ее Анна и сын Юра. Арестовы – Шура, Федор, их дочь Люся. Артуковы – Маруся, Илья, дети Эльвира с Володей, мы с Иваном Ильичом. У нас Саша к тому времени родился. И свекор. Вот сколько!

Мне пришлось ссуду в банке оформить. Золотые мамины серьги заложила в ломбард. В Тереках купили недостроенный дом. Свекор с Иваном Ильичом разобрали его и по озеру плотом сплавили в Мунозеро. Поставили на месте сгоревшего в войну. Помню, со свекром в проемах стен стамесками пазы выбирали под оконные рамы, мох на болоте собирали, стены конопатили…

По возвращении в Карелию я отыскал могилы деда с бабкой. По карельскому обычаю их похоронили на острове, напротив исчезнувшей теперь деревни. Буйство травы и чаек на острове не описать. Отыскать могилы помог двоюродный брат. На дедовой могиле едва возвышался холмик. Бабушкина могила оказалась прикрыта большой каменной плитой. По плите и нашли.

Позже на могилах мы со старшим сыном установили два металлических креста с табличками.

Отыскал я и отчий дом. Стоит по сию пору! Врос в землю, обветшал, но стоит. Пережил деда, отца, церковь деревенскую, деревню пережил. Новыми хозяевами приспособлен под дачу. На двери замок, не войти в отчий дом. Вспомнились заложенные в ломбард бабушкины золотые сережки, доставшиеся маме по наследству…

На другой день мы с сыном увезли мать в Поросозеро.

«Что случилось с родным человеком?» – думал я, лежа на раскладушке в большой комнате родительской квартиры. Припомнился случай тридцатилетней давности. Еще была жива нянюшка (моя двоюродная сестра). Напротив их дома жила старушка с взрослым сыном. Та старушка ослепла, стала беспомощной. А сын-выпивоха однажды уехал куда-то. Уехал, а дверь входную запер на замок. Случилось это зимой. Через неделю обеспокоенные соседи сбили замок, отворили дверь и в ледяной комнате обнаружили на полу мертвую старуху. Пожеванное мыло нашли рядом.

Тот случай врезался в мою память, и вот почему. Когда после кладбища, где похоронен мой отец, мы навещали нянюшку, моя мама всякий раз забегала к той слепой бабушке. Приносила ей конфеты, печенье и возвращалась от нее всегда зареванная. Она искренне жалела немощную женщину, предугадав ее судьбу. Недаром мать вскоре после смерти отца избрали председателем профсоюзного комитета леспромхоза. Она сопереживала людской боли, чувствовала ее, 17 лет отстаивала права рабочих леспромхоза. Помню, мы с ней горячо осуждали того сына-подонка…

Ночью на старенькой раскладушке мне вдруг по-новому увиделась жизнь. А ведь мать в течение 30 последних лет своей любовью превратила старшего сына в свою игрушку и этим неуемным чувством зачастую тиранила его.

Вспомнилось недавнее, как среди ночи мать с неподдельной злобой в голосе по поводу все той же пресловутой сумки выговаривала мне:

…я тебе сейчас в морду дам.

Бедная мама. Неужели она сходит с ума? Ужасно! Жена уже боится одна находиться с ней в квартире.

Весь следующий вечер я просматривал семейные альбомы в некогда таком родном доме. Давно забытые лица будоражили память. Я искал фотографию моего карельского деда, где он бородатый сидит на стуле и держит на руках среднего брата Володю (я еще не родился), которому от силы три года. Рядом стоят маленькие брат Саша, двоюродный брат Володя, а сзади всех двоюродная сестра Эльвира. Но как назло попадались фотографии с мест отдыха мамы. На них даты. Невольно я стал высчитывать года. Лишь в первый год после смерти мужа (нашего отца) мать никуда не ездила, а потом каждое лето отдыхала в санаториях, домах отдыха, пансионатах. Отдыхала подолгу вдали от дома. Когда мать уезжала, меня забирала к себе нянюшка и я жил у нее. Если старшие братья были не на учебе, то тогда мы проживали в нашей квартире втроем. Каждый вечер я бегал на вокзал к поезду встречать мать. Она не писала нам точных дат приезда. Очередной поезд в очередной раз уходил от станции, перрон пустел, и я брел домой, чувствуя себя безумно одиноким. Я безумно любил тогда свою мать. Люблю до сих пор. Но теперь это любовь к прошлому. Много лет я живу в кругу своей семьи. Помнится, в 1993 г. в феврале мы провожали маму в Карелию. Она целый месяц гостила у нас в Сибири. В дорогу снабдили ее изрядным количеством продуктов. Мать отказывалась, но я видел, в душе она довольна. На перроне передал ей немного денег. Мама сказала: