Денис Рябцев - В сторону света

Учредитель сидел на кресле и курил. Его холеное лицо несло на себе тяжесть только что выпитой банки пива:

– Проходи, редактор, садись. Сейчас я буду засовывать жало в твое творчество. Я тебе, быдло, напомню, кто здесь заказывает рок-н-ролл…

Учредитель берет полными пальцами гранки свежего номера. Кажется, что уже в этот момент листы становятся грязными.

* * *

Девяносто восьмой год… Оренбург. С коллегой журналистом тащим по ступеням завернутый в штору компьютер. В газете сменился собственник. Кабинеты редакции того и гляди опечатают. Журналисты в спешке уничтожают все мало-мальски ценное – все черновики, записи, информацию на жестких дисках. Спешим утащить из офиса личный компьютер моего коллеги.

– Так, – охрана перед выходом тщательно изучает разрешение на вынос объемистого тюка, – Макулатуру, значит, выносите? Тут в бумаге макулатура значится.

– Да-да, макулатуру, – отвечаем, и в этот момент на пол громко падает компьютерная мышка.

Один из охранников подмигивает:

– Вот она ваша гласность, борзописцы! Идите, ребята, с Богом!

* * *

Учредитель неспеша перелистывает страницы газеты:

– Нет, вы недостаточно меня облизываете. Чаще надо облизывать, и… с чувством что ли…

Смотрю на его лицо, в эти надменные очки: «Сколько лет ты пьешь мою кровь. Десять, двадцать?».

* * *

Двухтысячный год. Москва. Третью неделю вызваниваю высокопоставленного чиновника на предмет интервью. Наконец, ленивая в доску секретарша делает одолжение и соединяет меня со своим шефом:

– Ну, всегда когда я с похмелья болею, пресса атакует. У меня своих средств массовой информации достаточно, чтобы с вами еще разговаривать. Впрочем, напишите текст интервью сами, я потом внесу коррективы, и вы опубликуете…

* * *

Учредитель, наконец, доходит до последней страницы газеты. В моем сердце, которое вывернуто наизнанку, несколько десятков ножей.

– Слабо, очень слабо, – делает заключение владелец. Давай-ка свою душу, я сейчас ей пообедаю.

* * *

Кто сказал, что мы рождены для счастья? Мы – временные редактора чужих газет. Мы – читатели, потребляющие всю эту лажу. Мы – обычные, честные люди…

* * *

– Открой-ка рот! Ого! Да у тебя там язык. Смотри, никому его больше не показывай!

Действующие лица

Автор пьесы:Жюль Огюст Рене (Бородатый сухой старец в мешковине с капюшоном и длинной кривой клюкой в руке).

Отец:Николай Иванович Лежон (Благополучный чиновник в безупречном костюме).

Мать:Софья Семеновна Лежон (Супруга Николая Ивановича – мудрая тигрица, прекрасная роза перед увяданием. Носит кимоно с нарисованными фламинго и розовый веер)

Дочь:Леля Лежон (Роль исполняется сорокалитровой бутылью с узким горлышком с нарисованным девчоночьим лицом. К горловине привязан детский бант).

Хулиган:Славик Морсо (Роль исполняется алюминиевым бидоном из-под молока с нарисованным мальчишечьим лицом).

Соседка:Клавдия Морсо (Мать Славика – глупая дородная баба с громким голосом. Носит рваный халат, который ей мал и большие калоши на босу ногу. Под халатом кожаные шорты с цепями на бедрах и кожаный лиф).

Демоны из сна:Трое юношей и две молодые особы, появляющиеся по ходу пьесы в разных ипостасях и костюмах.

Декорация.

Разделена не пропорционально на две зоны: ветхую – зону Клавдии Морсо (дальше от зрителя и меньше по пространству) и благополучную – семейства Лежон (светлую с манерным интерьером. Между этими зонами символичная арка, диагонально развернутая к залу.

Действие 1

Вступление

Автор пьесы (появляясь небыстрой походкой – от правой кулисы – к левой, вышагивая по авансцене) : – Я написал эту историю сотни лет назад, когда как увидел ее значительно раньше. Я написал эту историю одной левой рукой самым красным французским вином (достает левую руку из-под полы своего балахона. Рука выкрашена в яркий красный цвет) и много лет ждал, что она станет неактуальной. Я – Жюль Огюст Рене, жил и любил, храня рукопись под тОгой. Соленые воды хлестали меня по челу, трамонтана вырывал волосья из макушки. Но ничего не изменилось среди людей, и теперь я решил поведать эту историю вам. (Добирается до левой кулисы и уходит со сцены) .

Громкая французская музыка. На авансцену врываются демоны сна, одетые в детские шорты и панамки, с совками и игрушками в руках. У одного из них большая рогатка, вместо игрушек. Демоны исполняют танец, демонстрируя друг-другу свои игрушки, но не принимают в игру пятого демона, вооруженного рогаткой. Последний, деланно обижаясь, целится своим оружием в группу. Резкий хлопок, свет гаснет.

Сцена 1

В зоне Лежонов

Мать Софья Семеновна Лежон (приклеивая крестом пластырь на бок бутыли с нарисованным лицом) : Леленька. Да как же это так? Ведь почти весь глаз опух.

Отец Николай Иванович Лежон (Берет на руки бутыль, как младенца) : Бедная моя Леленька, не плачь! Папа поймает этого сорванца. Папа накажет. Не плачь, Леля. Этот сорванец свое получит! Не знаю, что я с ним сделаю. Я. Я…

Мать Софья Семеновна Лежон:Вот это все твое воспитанье, Николя! Ребенок совершенно не умеет постоять за себя!

Отец Николай Иванович Лежон:Дорогая, при чем тут мое воспитанье?

Мать Софья Семеновна Лежон: Надо было мне настоять, чтобы Лелечку в детский садик водить. К обществу, в коллектив.

Отец Николай Иванович Лежон:В детский сад? К свинке и кори, дорогая? К инфекции? К грязным стаканам и хлорке? К полуграмотным кухаркам с дурным прононсом?

Мать Софья Семеновна Лежон:К ровесникам, к друзьям. К началу взрослой жизни. К первому этапу! К социализации. Между прочим, вся страна так растет – по садам, школам.

Отец Николай Иванович Лежон:И по тюрьмам. Социализация. Тоже мне. Словеса-то какие странные – социализация, адаптация. Я вообще их не понимаю. Честно. Не понимаю. Что такое хороший человек – понимаю. Набожность – понимаю. Интеллект – понимаю. Понимаем, Леленька набожность с интеллектом? Да. Мы с дочкой понимаем. А социальную «приспосо-блин-ность» – не понимаем. Это приживаемость что-ли, бесцветность? Нет? Не так?

Мать Софья Семеновна Лежон:Не впадай в демагогию, Николя, прошу тебя.

Отец Николай Иванович Лежон:Это реалии жизни, дорогая, а не демагогия.

Мать Софья Семеновна Лежон:Да. Мы будем на балконе собственной квартиры кубики складывать. Полная изоляция. Это нас от всего сбережет. А еще лучше нам на остров. На необитаемый.