Ирина Рудь - Солнышко моё

– Привет всем! Илюша, птичка моя, наконец-то я дома! – Катя с разбегу оказалась в объятиях Ильи, повисла у него на шее и, когда он немного замедлил их совместное кружение по офису, нежно поцеловала его в кончик носа.

– Боже – боже! Как трепетна ваша встреча, подружки! – Влад сказал это нарочно грубо, громко и, театрально прикрыв рот ладошкой, испуганно заморгал глазами – Ой, я кажется, что-то не то случайно сболтнул.

Илья осторожно поставил Катюшу на пол и, посмотрев в глаза недавнему другу, вежливо поинтересовался – Владик, ты хочешь что-то сказать? Тогда не ёрничай, говори прямо.

Но Влад, словно не расслышав его слов, прошёл мимо Ильи и остановился перед Катериной. – Ты когда с ним целуешься, надеешься ещё на что-то, да? Или ты занимаешься самоистязанием? Нет, нет и нет! Молчи – я понял! Ты пытаешься легализовать его положение в нашем несовершенном обществе. Я прав?

Катя шаловливо улыбнулась и, озорно блеснув карими глазками, снисходительно проговорила – Владик, мне тебя искренне жаль. Ты похож на старую, брошенную жену. – Она похлопала Влада по плечу, – Не переживай, дружище! Будет и на твоей улице праздник – грузовик с дембелями в канаве застрянет. Вот и погуляешь!

Влад зло сверкнул глазами, но промолчал, а окружающие старательно делали вид, что заняты работой. И толи ничего не поняли, толи, наоборот, поняли всё давным-давно, и теперь им это уже было совсем не интересно.

Катя взяла Илью за руку и потянула его к выходу. – Ну, вообщем-то, оставайтесь, хорошие мои, а Илюшу я у вас украду.

– Можешь не возвращать. – Влад надменно посмотрел им вслед и высокомерно добавил – Всего хорошего, Илю-ю-юша! Забудь сюда дорогу.

Илья обернулся и спокойно сказал – Прощай! Я давно уже собирался уйти, тебя было жаль.

И тут Влада прорвало. Его лицо исказилось гневом, дрожащие губы побелели и словно внезапно высохли. – Жаль?! Меня?! Себя жалей, кукла разовая! Учишь – учишь тебя, но в пластмассовой башке, как ничего не было, так и нет! Ещё на коленях приползёшь…

Но Илья уже не слышал его. Вытолкнув Катерину за порог, он громко хлопнул дверью и быстро пошёл к выходу, доставая на ходу из кармана сигареты. Остановившись на улице, он прикурил, глубоко затянулся и, резко выпустив дым, проговорил – Вот всё и закончилось.

– Да, закончилось. Ну и что? Я не пойму о чём ты переживаешь. О работе? Лучше найдёшь.

– Не сомневаюсь, у меня уже есть варианты.

– Тогда о чём? О бывшем друге?

– Вот именно. О бывшем. Друге. Страшно звучит.

Илья присел на ограждение и, опустив голову, задумался. Катя пристроилась рядом, словно воробышек на ветке. Несколько минут они сидели, молча, потом повернулись, посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Не грусти, Илюшенька. Всё когда-нибудь становится бывшим.

– Мы были вместе семь лет. Институт, работа.

– Ну и что? Я с тобой уже десять лет, забыл?

– Катька! – Илья обнял подругу и нежно поцеловал. – Ведь ты появилась ровно десять лет назад, в это же время. И я сразу в тебя влюбился.

– Да! Поэтому я и торопилась закончить в Японии все дела, что бы летом дома отпраздновать юбилей. Так что сегодня мы гуляем, а вечером я тебе кое-что подарю. Если бы не бабуля и не ты… не знаю, что со мной сейчас было бы. Давай отметим это, вспомним всё хорошее, случившееся с нами за это время.

Илья прижал Катю к себе и погладил по длинным, рыжим волосам. Шикарные волосы! А тогда… Бедная девочка… Но сколько же в ней света, если у неё есть силы вспоминать только хорошее и не проклинать прошлое…

…Катька не помнила своего отца. Да и не могла помнить. Знала только по рассказам матери, что он был заезжим шабашником, случайно застрявшим на три месяца в их маленьком, южном городке. И что она, Катька, была его точной копией. Мать, напившись, всегда его вспоминала. Причитала, что она была слишком молода, что бы что-нибудь соображать, а он был слишком красив, что бы ему можно было сопротивляться. И до одиннадцати лет Катя жила вдвоём с матерью. Иногда в их доме появлялись какие-то мужчины, но надолго они не задерживались, и Катька не обращала на них внимания.

Однажды мать привела молодого, здорового парня и велела дочери называть его папой. Катька и его поначалу пропустила мимо и никак не называла. Но вскоре он прочно вошёл в её жизнь. Да так прочно, что Катька помирать будет, и будет помнить его осоловелые глаза, крепкие волосатые руки и огромное тяжёлое тело, которое закрывало собой весь мир. В её жизни всё остановилось и перестало существовать. Остался только страх. Такой же липкий и вонючий, как его кожа. Он насиловал её почти два года. Маленькую, худенькую, рыжую девочку, которая боялась что-нибудь сказать вечно пьяной матери, ненавидела себя и которая мечтала лишь о том, что бы однажды он замучил бы её до смерти, и ей больше бы не пришлось стыдливо опускать глаза перед мамой.

Как-то поздно вечером мать толи ещё не уснула, толи уже проснулась, но она зашла в комнату дочери и увидела игры «папы» с «дочкой». Катя до сих пор не может без слёз вспоминать эту ночь. Верзила хохотал и, показывая на Катьку толстым пальцем, приговаривал – Ты вырастила настоящую блядь! Ей нет ещё и тринадцати, а она уже способна любого мужика охмурить. Я и не заметил, как оказался в её постели. Ха-ха-ха! Тебе бы, мамочка, у дочки этому мастерству поучиться!

Катя плакала, пытаясь объяснить, как всё было на самом деле, но мать не видела уже в ней свою дочь. Она видела перед собой соперницу, которая может увести у неё мужика. Дальше всё было словно во сне. Катя уже не могла отказываться и сопротивляться, она застыла в одной позе, едва прикрывшись простынкой, дрожа от стыда и кусая в кровь губы. Даже слёз не было. Звуки доносились до неё, как сквозь вату. Ей стало уже всё равно, что случится дальше. А мать всё кричала и кричала, брызгая пьяной слюной – Рыжая потаскуха! Такая же, как твой отец. Не успела даже опериться, а туда же! Своими рыжими космами мужиков с ума сводить, я тебе кудри – то повыдергаю!

И решив, что главное оружие дочери – её волосы, мать схватила ножницы и, повалив Катю на кровать, остригла ей половину головы.

Она долго ещё что-то кричала, швырялась огненными локонами, но Катя ничего не видела и не слышала. Девочка очнулась, когда уже совсем стемнело. Заглянула в комнату матери и увидела обычную картину – мамаша мирно посапывала, прижавшись к своему сожителю. Катя долго и как будто равнодушно смотрела на них. Потом она повернулась к зеркалу и увидела своё отражение – опухшая от слёз, с остриженной наполовину головой, несчастная, никому ненужная девочка. Она подняла с пола ножницы и доделала начатое матерью. На грязном, давно не мытом полу, выросла кучка весёлых золотых кудряшек. Девочка опустила глаза, и ей стало совсем не весело. Намылив голову, она взяла бритвенный станок своего мучителя и сбрила остатки волос.