Лариса Капицына - Ловушка для Бесси

Ответ был жесткий и короткий.

– Девушка в таких вопросах не должна доверять никому! Впрочем, – сухо добавил Грем, – живи как знаешь. На днях я уеду. Попробую найти работу там. Если у меня выгорит, я пришлю тебе письмо и вызову к себе. Если нет – ты вольна делать все, что тебе заблагорассудится. Только позволь дать тебе совет напоследок. В следующий раз не подпускай к себе мужчину так близко. Он может оказаться не таким терпеливым и порядочным как я.

Грем ходил по комнате, засунув руки в карманы и глядя в пол. Голос его был равнодушным и невыразительным. Она не могла видеть его таким. Он еще был здесь, но она уже чувствовала себя одинокой. Если он уедет, она навсегда потеряет его. Грем нравился женщинам. Такой уж он был. И в другом городе, наверняка найдется девушка, которая даст ему все, что он хочет. Этого она допустить не могла.

– Хорошо, Грем. – В голосе ее звенела решимость. – Я напишу это письмо. Я попрошу Кросли выслать мне денег. Я сделаю все, что ты скажешь. Правда. Я сегодня же поговорю с отцом и заставлю вернуть мне мои деньги. Только скажи, ты не уедешь без меня?…

Этих слов оказалось достаточно, чтобы он мгновенное изменился и из чужого, холодного человека снова превратился в ее любимого Грема.

– Детка, детка! – сказал он, обнимая ее и целуя в голову точно маленькую девочку. – Неужели ты думаешь, что мне легко расстаться с тобой? Особенно теперь, когда мы уже почти муж и жена? Я не хочу никуда уезжать! Поверь, для меня это было бы слишком тяжело. Но иногда ты бываешь такой упрямой, такой несговорчивой и совсем не хочешь мне помочь. А ведь я не требую от тебя ничего предосудительного, ничего постыдного…

На следующий день Элис написала миссис Кросли письмо. Грем был тут же рядом, расхаживал по комнате, заложив руки в карманы, и давал наставления, что именно следует написать, чтобы вызвать к себе побольше жалости. Он был деловит и бодр, и уже потирал руки, рассчитывая на крупную сумму.

А Элис душил стыд и каждое слово давалось с трудом. Она еще никогда ни у кого не выпрашивала денег, и ей казалось, что она совершает нечто до крайности унизительное. Она кивала Грему, но не слушая его советов, написала письмо, сдержанное и вежливое, без заискивающего тона и жалобных слов. Грем не заглядывал ей через плечо, поскольку был уверен, что она сделает так, как он говорит.

– И напиши, что ты осталась совсем одна. И что ты в отчаянии… Что тебе не у кого попросить помощи.

– Послушай, милый. – Элис вдруг повернулась к нему и сказала решительным тоном. – Пообещай мне одну вещь.

– Конечно. – он уставился на нее, удивленный тем, что она по-видимому его не слушала. – Все что угодно, милая!

– Пообещай, что как только мы получим деньги, то сразу поженимся. Не станем больше тянуть. И если отец вернет мне мои сто фунтов, мы снимем комнату и станем жить вместе.

– Ну, разумеется! – он опустился перед ней на колени и, взяв ее за руки, поцеловал ее пальцы. – Как ты можешь сомневаться? Для чего же я по-твоему все это затеял? Не думай, что я не хочу. Очень даже хочу, поверь.

Элис вздохнула и запечатала письмо, чтобы бросить его в почтовый ящик по пути в госпиталь.

Миссис Кросли выслала деньги незамедлительно. В конверте оказалось пятьдесят фунтов. Грем был слегка разочарован.

– По правде говоря, милая, я думал, что они окажутся более щедрыми, – он пересчитал купюры и спрятал их в боковой карман. – Могли бы раскошелиться и не жадничать. – Но в целом он был очень доволен. Теперь у них есть деньги и немалые.

В этот же день, собравшись с духом, Элис сообщила мистеру Барнхему, что если не получит своих денег, то обратиться к адвокату, и его притянут к суду. Она с трудом выдавила из себя эти слова. Грем уверял, что надо проявить жесткость и сразу пригрозить ему, иначе не будет толку (Начнешь мямлить да размазывать и ничего не добьешься. И не поддавайся жалости. – напутствовал он, – Знаю я этих стариков!). Выслушав эту фразу, произнесенную робким, дрожащим голосом, похожую скорее на мольбу чем на угрозу, мистер Барнхем посмотрел на дочь другими глазами. Сперва он опешил и переспросил:

– Ты что же, угрожаешь мне судом? Мне, твоему отцу?!

– А что ты прикажешь делать, если от этих денег зависит моя дальнейшая жизнь? – голос Элис упал до шепота, ей стало страшно от собственной дерзости.

– Может быть, лучше попросишь своего разлюбезного… уж не знаю, как там его… – мистер Барнхем раздраженно взмахнул рукой.

– Грем, папа, его зовут Грем! Я тебе тысячу раз говорила! – стоило старику затронуть Грема, как она забыла о жалости, и голос ее окреп.

– Так может быть попросишь его пойти поработать?

– Довольно, папа. Это бесполезный разговор. – Элис теперь была непреклонной и добавила твердо. – Мне нужны мои деньги.

– Вот значит как. – мистер Барнхем с трудом поднялся со своего кресла и подошел к дочери. Он покраснел и насупился. – Решила, значит, засудить родного отца. Ну что ж, я не дам тебе так опозорить меня на старости лет. Ты получишь свои деньги. Немедленно. Но для начала я бы хотел сделать кое-что, чтобы ты запомнила это, как родительское благословение… – и он размахнулся и влепил Элис пощечину такой силы, что у нее зазвенело в голове, и посмотрел на нее с отвращением. И всегда потом смотрел только так и никак иначе, до тех пор, пока Элис Барнхем не покинула родной дом навсегда.

Зато теперь в кармане у Грема лежало сто пятьдесят фунтов. Он был доволен и весел. Настроение его заметно улучшилось. Он сводил Элис в кино, потом на вечернее представление, они несколько раз ужинали в маленьком ресторанчике с забавной вывеской. А Элис, видя как он достает деньги, доставшиеся ей ценой таких унижений, и без всякой жалости платит ими за билеты, за ужин, за коробку конфет, за новую шляпу для себя, не получала от этих маленьких удовольствий никакой радости. Тем более, что не смотря на уговор, он так и не заговорил о свадьбе, а Элис не хотелось на него наседать. Было что-то унизительное в том, чтобы вручив ему деньги, принуждать его к женитьбе. Как будто она покупала его свободу. И она молчала и вздыхала украдкой.

В конце ноября миссис Кросли прислала Элис письмо самого неутешительного содержания. Она писала, что дела идут плохо, и ей больше не к кому обратиться.

«С тех пор, как мы вернулись домой, все было как будто хорошо. Джон был рад, что снова дома среди родных. Но через некоторое время я заметила (знаете, матери всегда тонко чувствуют такие вещи) он стал немного странным. Перестал ужинать с нами вместе, стал очень замкнутым и малоразговорчивым. Знаете, мисс Барнхем, у него было очень много друзей прежде. Но он никого из них не захотел видеть. Он сидел у себя в комнате и выходил только в случае крайней надобности. Я пыталась с ним поговорить, но он только отмахивался. Также и мистер Кросли не имел успеха. Мы вызывали врачей, которые могли бы нам помочь. Но все оказывалось бесполезно. Он либо не хочет их слушать, либо не выполняет их рекомендации. Единственная тема, которая затрагивает его или интересует хоть немного – это госпиталь и вы, мисс Барнхем. Когда он говорит о вас – голос у него теплеет, и он становится не таким замкнутым, не таким отчужденным. Не знаю, как это объяснить, но это так. Я бы не стала вас беспокоить, но вчера произошло событие, которое меня страшно напугало. Муж случайно заглянул к нему в комнату и увидел, что Джон пытается застрелиться! Мистер Кросли помешал ему, конечно, но мой бедный сын все-таки успел произвести выстрел. Пуля только слегка задела плечо. Но, когда ему делали перевязку, лицо его было полно мрачной решимости. Мы уверены, что он попытается сделать это снова, и возможно (мне даже страшно об этом думать!) следующая попытка будет небезуспешной.