Лея Любомирская - И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник)

Вернувшись домой раньше обычного, бабушка жены горного инженера Эдварда Эриксена обнаружила на своем пороге игуану по имени Бартлеби-Смит. Ну, это уж совсем никуда, сказала старая дама и погрозила игуане худым пальцем с длинным кривым ногтем. Это уже совсем ни в какие ворота! Я тут ни при чем, торопливо сказал Бартлеби-Смит. Они сами все устроили и запутали. И ты им совсем никак в этом не помог, ехидно заметила бабушка жены горного инженера. Бартлеби-Смит демонстративно надулся и промолчал. То-то, вздохнула старая дама, открывая дверь и впуская игуану. А исправлять, как всегда, бабушке.

Вернувшись позже обычного на съемную квартиру, жена горного инженера Эдварда Эриксена обнаружила, что в гостиной на голом полу сидят и играют в детскую железную дорогу ее дочери Сара и Дора, а маленький Эрик спит, свернувшись калачиком, на руках у горного инженера. У окна сосед-англичанин Ричард Тейлор что-то шепчет на ухо подруге Рите Ферру и целует ей кончики пальцев. Жене горного инженера показалось, что в этой картине что-то не так, но она никак не могла сообразить, что именно, поэтому налила себе бренди, закурила и уселась на диван.

А кому Лизиану, ревниво спросил игуана Бартлеби-Смит у бабушки жены горного инженера Эдварда Эриксена. Тебе отдам, ответила старая дама. Только пусть она мне вначале ковер почистит, а то на него взглянуть страшно, такое ощущение, что они по нему поезда пускали.

А без призрака, говорит Маргарида, такая квартира изрядно бы стоила. Прямо-таки преизряднейше. Иву не знает, много это или мало – изрядно, но, если Маргарида говорит, значит, так оно и есть, Маргарида точно не врет, Иву поначалу все пытался ее подловить, но так и не сумел. Из-ряд-но, повторяет Маргарида, пока они разбирают вещи, и Иву согласно кивает, а призрак не обращает на них никакого внимания и быстро-быстро вяжет что-то невидимое, недовольно звеня спицами.

…ну что же это такое, дона Изабел, барышня, поправляет хозяйка, сердито тряся подсиненными кудряшками, барышня Изабел, да, конечно, простите, но почему вы не сказали, что он настоящий, я сказала, вы просто сказали – призрак, я думала, по ночам что-то завывает или там пол скрипит, но он же настоящий, сидит в кресле, вяжет, конечно, настоящий, я предупреждала, а зачем он здесь, что значит, зачем, что за вопросы вы задаете, сеньора… сеньора, просто Маргарида, пожалуйста, густо накрашенный морщинистый ротик барышни Изабел похож на оскорбленную лиловую изюмину, на лице у нее неодобрение, что еще за новости, просто Маргарида, подумать только, и ребенка, поди, этому же учит, и где, интересно, этого ребенка отец, призрак ей не нравится, а сама-то…

А этот призрак, он кого, спрашивает Иву, наливая себе лимонад из кувшина в большую Маргаридину кружку. Чего кого, удивляется Маргарида. То есть чей, исправляется Иву и пододвигает к себе сахарницу, в смысле, кто он был, когда еще был не призрак? Бабушка, внезапно каркает призрак из кресла, и размешивающий сахар Иву с грохотом роняет кружку на пол. Чего, жалобно спрашивает он, глядя, как красиво растекается сладкий лимонад по мраморным плитам. Не призрак, а бабушка, сухо повторяет призрак и вдруг визжит, наливаясь тяжким багровым туманом, и убери немедленно все с пола, негодный мальчишка, слышишь, немедленно, моду взял пакостить, не дома у себя, я за тобой убирать не буду!

…нет, дона Изабел, барышня, собирает губы в изюмину барышня Изабел, пусть барышня, вы должны что-то сделать, это ваш дом и ваш призрак, не мой, а бабушкин, негодующе поправляет барышня Изабел, это все равно, кричит Маргарида, бабушкин, дедушкин, соседской кошки, вы – хозяйка, я вам деньги плачу не за то, чтобы мне призраки пугали ребенка, да ничего она ему не сделает, пошумит и успокоится, она и при жизни такая же была, ну уж нет, никто не смеет так с моим ребенком, или вы угомоните свой призрак, или мы завтра же съезжаем, а за свет не заплачено, заикается барышня Изабел, и за газ, а это пусть ваш призрак платит, злорадно отвечает Маргарида…

Она изрядно стоит, эта квартира, да, спрашивает Иву, ничего, отвечает Маргарида, зато никаких призраков. Думаешь, она за нами сюда не придет, да нет, что ей тут делать, призраки, они, знаешь, как кошки, привязываются к дому, и не выгонишь. Это ты сейчас придумала, смеется Иву, и Маргарида тоже смеется, и говорит, нет, не сейчас, давно, а сейчас вот пригодилось. Хочешь, сделаем лимонад?

…насилу избавились, довольно говорит призрак, Изабелинья, как ты сидишь, ты опять сутулишься, ну-ка, расправила плечи, быстро, ты что, девочка, тебе уже умирать скоро, а ты так и не научилась держать спину прямо. Ну, бабушка, плачущим голосом говорит барышня Изабел, ну зачем вы их выгнали, такие приятные были жильцы, тихие и платили вовремя, она, конечно, непонятно, замужем или нет, и мальчику, может, она и не мать, но все равно, они были приятные такие и платили, и мне компания, не ной, обрывает ее призрак, не надо нам никакой компании, нам с тобой и так хорошо. Идика сюда, я довязала твой шарф, и призрак бабушки снимает со спиц узкую полосу пустоты и тщательно обматывает ею шею барышни Изабел.

Я довольно быстро управилась с делами и, раз уже оказалась в центре, решила зайти проведать тетушку Фило. Фило мне не родная тетка и даже вовсе не тетка, она пятая жена моего прапрадеда, его последняя, больная любовь. Прапрадед умер, когда Фило было девятнадцать лет, вместе они прожили от силы год, но больше она замуж не вышла, жила в прапрадедовом доме, занимаясь его виноградниками, холя его лошадей и балуя его внуков – некоторые из них были старше нее самой, – а потом правнуков и нас, праправнуков, и для всех она была тетушка Фило. Виноградники не пережили революции 74-го, конюшня опустела еще раньше, а дом Фило недавно продала каким-то англичанам под летнюю резиденцию, пожила немного у каждого из праправнуков, а перебралась в – они называют это гериатрической лечебницей, а сама Фило – богадельней и инвалидным домом, хотя военных в лечебнице почти нет, – зато инвалидов полно, ворчит Фило, когда не в духе, – небольшое опрятное заведение, обходящееся нам ежемесячно в кругленькую сумму.

Я езжу к Фило каждое второе и четвертое воскресенье месяца, привожу ей свежее постельное белье, Фило не любит казенного с печатями с изнанки, чай в красивых коробочках и сигареты. Формально, в лечебнице курить нельзя, но тетушке в этом году будет сто три года, так что ей все равно. Я хочу сказать, что, если человеку больше ста лет, он уж как-нибудь сам решит, курить ему или нет, правда же? Если я доживу до ее лет, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь тайком привозил мне сигареты.