Владимир Владыкин - Пущенные по миру

Затем Екатерина угостила гостя душистым чаем, настоянным на липовом цвете, поговорили ещё о хозяйственных делах. А когда заехал зять тётки Пани, пора было отправляться в дорогу.

Фёдор тепло попрощался с молодой хозяйкой и её матерью, пообещал им прийти сам. На его слова Екатерина только неопределённо пожала плечами: мол, если нужна – приезжай. При этом ей показалось, будто он у неё испрашивал разрешения, ведь сама она его зазывать вовек не станет.

На следующий день Фёдор не пошёл в Кухтинку, он решил выждать несколько дней, чтобы улеглись чувства, испытанные в гостях у девушки, и понять: потянет ли его вновь к ней? А тут как раз с вечера надо было идти в дежурство на станцию, где на протяжении всей ночи по наитию вспоминалось её милое лицо, от которого, как ему казалось, исходило какое-то врождённое благородство. И то, о чём они беседовали, оставило в памяти приятное воспоминание и вызывало тоску, и ему хотелось увидеть её вновь. Когда утром пришёл домой с дежурства, это желание во сто крат возросло и вызывало нестерпимое одиночество с накатами неодолимой грусти. Он даже не чувствовал усталости, хотя ночью на станции ему не удалось вздремнуть даже полчаса.

По задумчивому и озабоченному виду сына Ефросинья догадалась, что Фёдор решает для себя нечто чрезвычайно важное, и порой даже на неё, мать, смотрел ласковей обычного, словно вот-вот что-то должен у неё спросить или о чём-то посоветоваться. Но сама она опасалась затрагивать его сокровенное, так как иногда за его внешне грубым обращением с ней скрывалась довольно нежная и уязвимая душа. Его можно было вполне легко смутить неосторожным словом, и потому она боялась нарушать душевный настрой сына.

Когда Фёдор попросил мать достать ему из сундука выходную рубашку, Ефросинья бросилась тотчас исполнять его просьбу, не преминув смекнуть, с чем была она связана. Суетливо полезла в сундук, словно боясь, что сын передумает. Затем, пока у зеркала он брился, почистила его пиджак, а потом сын завтракал, и мать украдкой, пребывая в тихой радости, наблюдала за ним. И только когда оделся, матери сказал:

– В Кухтинку схожу… – и более ни слова не обронил.

– Сходи, а чего не сходить, – благоговейно и ласково ответила мать, провожая сына до ворот. Когда Фёдор пошёл улицей, она украдкой напоследок перекрестила сына на дорогу, чтобы всё у него там получилось.

В этот день Фёдор познакомился со старшим братом невесты, Егором Мартуниным. Однако в разговор вступал с ним не столь охотно, так как тот ему не нравился своим несколько высокомерным и ухарским видом, что особенно проявлялось, когда пробовал навязать совсем не нужный для гостя разговор:

– Ну как ваша деревня живёт-может?

– Да как и ваша, – ответил Фёдор.

Егор удивлённо качнул головой, криво усмехнулся и как-то заносчиво откинул голову назад.

– Ясненько, – с гордым видом протянул он. – Своё большое хозяйство имеется?

– Немного пока, – ответил несколько скованно будущий зять, – а там увидим, что делать дальше.

– А что так? Надо определить чёткую линию, вот как у меня (Катя знает), всё наперёд расписано, как дальше вести дело: умножать или что-то другое затевать!

– Ой, лучше оставь свою линию для себя, Егорка, не всем быть такими, как ты, – недовольно бросила сестра.

– А что, разве моё дело плохое?

– Я это не говорю, да не все охотники до него…

– Федь, а ты ежели серьёзно надумал – не тяни! Мой совет: бери сеструху, баба она добрая, и вообще, в беде не оставит…

От этих прямых слов будущего родственника Фёдор сконфузился, покраснел; он был близок к нервному срыву, так как не любил, когда ему указывали, как и что нужно делать. Однако Екатерина, как бы упреждая назревающую ссору, хладнокровно обронила:

– В какое ты меня положение ставишь, Егорка, совсем с ума спятил! Лучше иди себе с богом, – и указала ему на дверь.

– Я тебя не ставлю, сама знаешь – засиделась, значит, того… пора.

Но тут вошла Мария Григорьевна, услышала окончание их разговора и шутливо стала из горницы выталкивать в спину назойливого Егора, при этом мягко его поругивая, хотя в душе, казалось, немало гордилась своим проворным и деятельным сыном.

А Фёдор с закравшейся грустью про себя подумал, что брат невесты и одет пофасонистей, чем он, и в горнице, где сидел он на венском стуле, обстановка намного приличней, чем у него дома. И втайне побаивался, что Екатерина за него не согласится выйти замуж. Конечно, он не брал во внимание слова Егора, который готов хоть сейчас отдать сестру за него, чем ненароком внушал к себе недоверие. Ведь он знал, что другие сородичи, знакомясь с будущими зятьями, стараются понять их сущность, как бы с заглядом в будущее: чем будут полезны им, в состоянии ли они обеспечить дочь или сестру всем необходимым для счастливой жизни? А Егор хотя и поинтересовался что он, Фёдор, делает, но лишь с одной целью – себя расхвалить, и при этом старался не только его принизить, но, даже не считаясь с мнением сестры, был готов хоть сейчас отдать её – бери, и уходите с богом – и этим самым выказывал по отношению к ней полное неуважение.

Когда брат вышел с матерью, Екатерина, успокаивая гостя, спокойно заговорила:

– Не серчай на него, Федя, вообще-то Егорка добрый, а сейчас решил немного повоображатъ, это с ним случается.

– Да я уже не сержусь, пустяк, Катя. Вот сам думаю с боязнью: с охотой ли пойдёшь за меня? – и вновь его лицо покраснело, и его способность к искренности и совестливости пришлась ей по душе.

– Не буду скрывать: пойду, Федя, – вздохнула Екатерина и про себя подумала: с охотой ли она согласилась, не принуждает ли себя оттого лишь, что выпал последний шанс выйти замуж? И если даже так, тогда нечего думать. Конечно, Егорка от удовольствия будет потирать руки, что наконец отдал сестру, а за кого – не столь важно. Может, по нынешним временам не стоит осуждать брата, что не чает вытолкнуть её из родной избы? Однако когда давала жениху согласие, в своих словах она не находила фальши. А то, что вздохнула тяжело, так просто ей не верилось: неужели она скоро выйдет замуж, расстанется с матерью и с прежней их уединённой жизнью. Да, скоро это может произойти, и от сознания чего она неожиданно взгрустнула. А Фёдор услышал её вздох и втайне думал, что он, наверно, ей не мил, а согласие она дала ему как бы подневольно, под давлением тех обстоятельств, которые навязывал ей брат. Но тут же она снова дружелюбно улыбнулась Фёдору, и они, забыв про разговор с Егором, снова повели беседу, в основном о своих привязанностях и хозяйственных делах…

Ровно через неделю Екатерина была засватана. К тому заветному дню Фёдор приобрёл коня. Телега к нему стояла без дела в заду двора с тех самых пор, когда был ещё жив отец, который в голодный год продал лошадь и на вырученные деньги приносил хлеб и гостинцы…