Валериан Пападаки - Такая вот жизнь, братец

В 1374 году Чосер получил место таможенного надсмотрщика лондонского порта по шерсти, коже и меху и поселился в башне над городскими воротами Олдгейт , где он практически стал затворником, посвятив всего себя чтению книг и написанию своего шедевра. Трудным и одиноким было последнее десятилетие Чосера, которое пришлось на последние годы XIV века. Он отдалился от двора, но и не пошёл до конца за своими друзьями в стане реформаторов , и это спасло его от неминуемой расправы. В 1381 году полетели головы Уота Тайлера и Джона Болла. Творческое одиночество стало уделом его последних лет. Незадолго до его смерти, в 1399 году, фортуна в последний раз улыбнулась Чосеру: новый король Генрих IV вспомнил об опальном поэте и позаботился о нём. Но жизнь была уже кончена. В октябре 1400 года Чосер умер и был похоронен в Вестминстерском кладбище.

По окончании лекции я вежливо, как мог, поблагодарил «коллегу» и задал ему вопрос, который вертелся у меня на языке и казался мне «умным»: не участвовал ли Чосер в походах Крестоносцев, о которых он пишет в рассказе Рыцаря. «Коллега» метнул на меня дикий, испепеляющий взгляд, как на полного дебила, и замахав руками, затараторил, что такого не может быть, т.к. к тому времени, когда закончился Третий поход крестоносцев, Чосер ещё не родился, но … «он мог знать в лицо некоторых Тамплиеров , осевших к его времени в Лондоне».

В том, что Мартин полностью зациклен на Чосере, я убедился, глядя, как любовно он прилепляет к лицу усы и бородку и напяливает на себя балахон и чалму средневекового барда. В тот вечер он выступал с чтением «Пролога» к «Кентерберийским Рассказам», стоя в своём наряде перед немногочисленной аудиторией, состоящей, в основном, из домохозяек и отставных чиновников на пенсии. Люди слушали его с интересом…

– Ну, кому нужен твой Чосер? – набравшись храбрости, спросил я его как-то вечером, после обильного возлияния в столовой, – это же такая древность!

– Вот тут ты не прав, – с улыбкой заметил Мартин, нежно поглаживая свою любимицу-кошку Фокси , которая, как ни в чём не бывало, слизывала масло с его бутерброда. – Нам, современным людям, как раз Чосера-то и не хватает. Мы перестали ощущать полноту жизни, как это делали наши предки 600 лет назад. Чосер – это терапия для всех нас, это как Боккаччо, Сервантес, Рабле … Если с него стряхнуть академическую пыль и слегка почистить, он засверкает, как золотой слиток.

– Но это всё – весёлые сказки, – упорствовал я, – кому это сейчас может быть интересно?

– А, вот, интересно, и даже очень многим. Люди идут к нам на спектакль с удовольствием. Они отдыхают от сложностей современной жизни. Современное общество – больное. Мы все – шизофреники. Во всём раздвоенность, фальшь. Мы не живём, а играем в жизнь. Во времена Чосера люди верили в реальность жизни.

– Ты хочешь сказать, что люди были более примитивными, не видели противоречий, – не сдавался я.

– Нет, они просто были более искренними в своих чувствах и поступках.

– Не знаю, – с притворной задумчивостью тянул я своё (по правде сказать, я уже клевал носом). – А как же Шекспир! У него герои – такие злодеи, подлецы и врали, каких нам даже не снилось.

– Шекспир – это уже совсем другая эпоха, – отозвался Мартин. – Это – Ренессанс, самоутверждение безбожного человека. А Чосер – это ещё Средневековье, когда человек не мыслил себя без Бога. Для него этот мир был просто блужданием во тьме:

«This world is but a thoroughfare of woe,

And we pilgrims passing to and fro.»

Что этот мир, как не долина тьмы,

Где, словно странники, блуждаем мы?

«А сам-то ты в Бога веришь?» вертелось у меня на языке, но я решил эту тему не развивать – слишком сложно.

В тот вечер, как мне казалось тогда, я понял, почему Мартин относится ко мне так радушно (хотя это до сих пор остаётся для меня загадкой). Он лелеял надежду (как оказалось, призрачную), что я смогу помочь ему поставить «Кентерберийские Рассказы» в Союзе. Он, конечно, в своё время неплохо заработал на этой постановке, даже, можно сказать, обогатился. Она шла пять лет без перерыва в Уэст-Энде (лондонская театральная Мекка ), потом взяла штурмом Бродвей , а затем прошла с триумфом по многим странам. Мартин поставил ее в Праге и Штутгарте, свозил в Австралию и Японию, и даже ухитрился протащить ее за «железный занавес», поставив в Чехословакии и Польше. Но это всё было в прошлом.

– Да, она делала приличные сборы, – продолжал Мартин. – Деньги текли рекой. Но и потрачено было немало. В организацию ежегодных фестивалей была вбухана не одна сотня тысяч фунтов. Да и открытие Центра Чосеровского Наследия требует огромных вложений. А где их взять? Вся надежда на Натана. У него же родичи заведуют «Глаксо».

«И на меня, тоже», подытожил я тогда. «Значит, не зря они меня так опекают». У меня снова появилась цель в жизни.

……………………………

…Чем славен Лондон? Известно, что Москва знаменита своим Кремлем и Красной Площадью, Париж – Эйфелевой башней и Елисейскими полями, ну а Лондон чем, спросите вы? Думаю, что правильный ответ будет – его парками. Конечно, здесь есть много всего, поражающего воображение: и великолепные памятники (один памятник Сэру Уинстону Черчиллю чего стоит), и Сити, и здания Парламента, и Собор Св. Павла, и многое другое. Но… именно лондонские парки стали своего рода отдушиной в моём, в общем-то, унылом здешнем житье-бытье. Я очень скоро понял, что делать мне здесь, вроде как, совершенно нечего (не в плане этой поездки, а с расчётом переезда сюда на ПМЖ). Без гроша в кармане здесь не прожить (хотя есть такие, которым это удаётся). Кое-какие деньги мне все же выдаются, т.с. на карманные расходы, но в остальном приходится полагаться на собственную сообразительность (которой нету!). Я совсем не знаю «местных обычаев». Любой необразованный иммигрант, проживший здесь пару лет, может меня во многих вещах, что говорится, «заткнуть за пояс». Тут, вот, недавно меня отправили в магазин купить электролампочку, так я враз обмишурился: купил с патроном с резьбой, какие используются у нас в Союзе, а надо было со штырьками. … Меня ещё в магазине спросили: «Вам какого типа»? А я не понял. … И таких примеров можно привести сотни. Взять, хотя бы, уличное движение. Переходишь улицу, и никак не можешь заставить себя посмотреть вначале направо ! Правда, водители, как правило, останавливаются и ждут, видя, как я кручу головой во все стороны. Или их знаменитые автобусы – красные даблдекеры. Заходишь, платить не нужно, зато на выходе изволь. И вход, и выход в одни двери (которых нет!). Или метро: суёшь в отверстие билетик, он выскакивает (а иногда остаётся внутри!) и створки открываются, пропуская тебя на платформу. Да что там: здесь всё другое! В универмагах я заметил, что оброненная рубашка или блузка так и остаётся лежать на полу (тут везде ковролин!) и никто её не поднимет! Да и размеры одежды здесь совсем другие. Я, тут, зашёл в «Маркс и Спенсер» – их универмаг, рассчитанный, как мне сказали, на «среднего обывателя», – решил прикупить кое-что Тусе (она просила бюстгальтер и юбку), так хватил там горя! Ну, с «бра» (так у них лифчики называются) я разделался быстро – была у меня «домашняя заготовка». Когда продавщица спросила какого размера ее «вы сами знаете, чего», я ей молча показал кулаки и она поняла, что называется «без слов». А вот, с юбкой вышел «казус». Мало того, что Тусин размер оказался редким, и продавщица с трудом подобрала мне подходящую симпатичную белую плиссированную юбку, так я ещё и у кассы дал маху . Смотрю, кассирша берет мою юбку и как-то ловко открепляет большую красивую пуговицу на ее поясе. «Простите», говорю, «вы что делаете! Я её хочу с пуговицей»! А она в ответ улыбается и говорит, показывая на выход: «Вас с ней не выпустят. Это – cat’s eyes, защита от воров». Вон оно что! А я и не знал. Я так ей и сказал. «Я, говорю, из Союза». «Откуда?» спрашивает. «Из СССР, из России». «О, Россия, спутник»! «Да-да», отвечаю я, и мы расстаёмся, оба довольные собою.