Валериан Пападаки - Такая вот жизнь, братец

Холодильник оказался почти пустым (я ещё не знал, что его набивают продуктами только по случаю застолий), но в морозилке обнаружилась несколько пакетов мясного фарша и пара пакетов нарезанного хлеба (странно, почему они держат хлеб в холодильнике?). И тут мне в голову приходит гениальная мысль: а что если сделать им «домашние» котлеты! Чай, не ели наших! Оставив фарш размораживаться (рядом стояла микроволновка, но я к ней не притрагиваюсь из опасения сломать), я направляюсь вверх по лестнице на обследование дома. Следующий этаж занимает кабинет Мартина. Это обширная тёмная комната, сплошь уставленная полками с книгами. Я так увлёкся книгами, что провёл в ней не менее получаса. По большей части это книги, относящиеся к эпохе Чосера: его сочинения, исследования о нем и поэтах его времени, книги по истории Англии, книги по средневековому искусству, английской поэзии, театру. Надо сказать, книги в доме Мартина везде: и в подвале, куда меня поселили, и на всех этажах. Не знаю, кто из них больший книголюб, – Питер или Мартин – но видно, что книги в их жизни занимают достойное место. В гостиной я обнаружил целую полку трудов Питера, среди которых были книги, рассчитанные «на широкий круг читателей» с интересными названиями: «Психология фашизма», «Отход от Разума», и его бестселлер в мягкой обложке «Нервная Система». Мне вспомнился интересный эпизод из жизни Питера, рассказанный Мартином. Как-то (может быть, ещё при Сталине) он решил посетить СССР (а, может быть, по приглашению). Ну, сел на самолёт, прилетел в Шереметьево, вышел, идёт по лётному полю, а вокруг одни солдаты («зелёные шинели», как выразился Питер). Питер останавливается, а потом – прямиком назад, в здание аэропорта. Там он заказывает обратный билет и летит домой, в Лондон, первым же рейсом. Не понравилось!

В кабинете Мартина на видном месте стоит большая коробка с огромными томами. Я с трудом вытаскиваю один, – тяжеленный! Оказывается, это – «Пролог» к «Кентерберийским Рассказам». Издание роскошное, под средневековый фолиант, на особой бумаге, напечатанное особым шрифтом (оригинал и перевод на современный английский). Потом уже Мартин рассказал мне, что было отпечатано всего 120 экземпляров на ручном станке в Вероне (Италия) с посвящением Его Императорскому Высочеству Принцу Нарухито в честь его визита на первый Чосеровский фестиваль в Кентербери в 1985 году.

У одной стены, между окнами, на столике стоит внушительного вида телевизор Sony, под ним – таких же размеров «видак», а рядом полки с кассетами. Вот это удача! Можно будет смотреть фильмы. Надо только попросить Мартина показать мне, как им пользоваться. Беру пульт, пробую включить телевизор – ни черта не получается! Наконец, появилось изображение, начинаю переключать каналы, но все передачи неинтересные: местные новости, интервью, дискуссии в Парламенте, но… всё по-английски! Наконец-то я «купаюсь» в языке! Через несколько минут мне всё это порядком надоедает. Что ни говори, а без русского языка жить невозможно. Заметил, что под вечер болтать по-английски охота пропадает. Ну, ладно, продолжим знакомство с домом. Я выключаю телевизор и выхожу на лестницу. Напротив, кабинета Мартина его «личная опочивальня». Стоит ли заходить туда? Вроде, как неудобно. Но… curiosity killed the cat! Я прислушиваюсь: вроде бы все тихо и только из домов, стоящих в переулке за оградой сада, доносятся какие-то звуки и голоса. Как здесь, все-таки, тихо: совсем не слышно «шума городского ». Захожу в крошечный коридорчик. По правую сторону от меня – спальня Мартина, по левую – его ванная комната. Направляюсь в спальню. Боже, какой бардак! Посреди комнаты огромная куча одежды, – рубашки, брюки, свитера, галстуки, носки, – причём она такая большая, что можно с трудом пробраться к окну. Сбоку стоит провалившаяся до пола, не застеленная кровать. Чувствую, что здесь не просто изнанка холостятской жизни, а что-то более потаённое, недоступное прямому взгляду. Как будто сама душа человеческая вывернулась наружу своими глубоко запрятанными корнями. А, ведь, я мог бы ему помочь, взять на себя обязанности по дому, если бы, конечно, … он меня оставил. Но об этом говорить ещё рано. Надо ещё им понравиться! Я выхожу из спальни и открываю дверь в ванную комнату. Аналогичная картина, причём это – не просто беспорядок, а какая-то «мерзость запустения». Вспоминается описание, сделанное Н. В. Гоголем, жилища Коробочки : здесь как будто бы уже давно никто не живёт. На эту мысль наводит вид ванны: в ее грязном, в ржавых подтёках чреве плавают, видимо, не первый день, какие-то замоченные шмотки, а вокруг, словно смерч прошёл. Дверцы шкафчиков распахнуты, в них стоят жестяные банки для пены без крышек, непромытые кисточки для бритья, пустые флаконы из-под лосьона, одноразовые бритвенные приборы, ватные тампоны. Чего только нет! Стаканчики с чахлыми букетиками зубных щёток перемежаются на подоконнике с выдавленными тюбиками зубной пасты, а в протёртом посередине и запылённом по краям зеркале, как в иллюминаторе, на меня глядят мои вытаращенные от удивления глаза. Надо срочно ретироваться, «а то узнают, что ты тут шастаешь, и поминай, как звали! Человек тебя принял, как родного, а ты суёшь нос, куда не следует!», говорю я себе и быстро спускаюсь вниз в гостиную. Здесь, по крайней мере, все «пристойно». Рядом с гостиной, по другую сторону лестницы, находится кабинет Питера, и туда меня тоже «тянет», но надо «воздержаться» – слишком много впечатлений для одного раза. Я сажусь в кресло и с любопытством ещё раз оглядываю комнату. Сейчас хорошо бы покурить, мелькает в голове. Рядом с роялем стоит симпатичный столик в стиле ампир: изящные гнутые ножки с позолотой по бокам, внизу соединяющая ножки полочка, инкрустация на столешнице, а под ней выдвижной ящик с бронзовым колечком вместо ручки. А ну-ка посмотрим, что там внутри! Я открываю ящик и вижу, что он весь наполнен монетами. И какие все они симпатичные! Тут и толстые, увесистые фунты, и семиугольники в двадцать и пятьдесят пенсов, и блестящие пенни, и на всех удивительно тонкий по работе профиль Елизаветы II, правда, запечатлена она в разные годы жизни: на новых монетах она уже в возрасте. А обратные стороны (реверсы) – просто загляденье. Тут и опускающиеся решётки крепостных ворот замка, и львы идущие или сидящие, и цветки роз или чертополоха (символ Шотландии) и герб Соединённого Королевства. Почему они здесь? Наверное, они вываливают сюда из карманов мелочь.

Вдруг звонит телефон. От испуга я подскакиваю на месте, потому что звонок совсем не такой, как дома: более голосистый. Я пытаюсь сходу задвинуть ящик, но он не поддаётся, – заело – и я оставляю все, как есть, и несусь к аппарату. Это Мартин. Он сообщает мне, что они с Питером едут домой, будут через час, и что вечером мы идём в театр. Я очень рад, но никак не могу это надлежащим образом выразить, и Мартин спрашивает, все ли в порядке. Да, да, всё, отвечаю я. Не могу же я сказать, что мне никак не задвинуть на место ящик с монетами! Он кладёт трубку, и я возвращаюсь к ящику.