Ринат Валиуллин - Пятое время года. Избранное

– Пора вставать, а то опять только под утро усну. Кстати, у нас сегодня утром был кто-то, или мне показалось?

– Любовь приходила. Сказала, что мы мало ею занимаемся.

– Будь она воспитанна, звонила бы, прежде чем приходить. Так что это было?

– Не хотела тебя рано будить, письмо из Франции принесли.

– Люблю письма из далека. Где оно?

– В прихожей на полке лежит. Принести? – отпустила мою голову жена. – Там ещё какой-то огромный свёрток.

– Это тебе. Подарок. Картина.

– Ты что, рисовать начал?

– Да, взял несколько уроков по случаю.

– Пойду, посмотрю, – вышла она, и слышно стало, как зашуршала бумага.

– Что это?

– Это ты.

– Неужели? Не устаю удивляться, как ты талантлив, – рассуждала жена из коридора.

– Каждый талантлив настолько, насколько его недооценивают.

– Ты про университет? – вошла с полотном Фортуна. На нём было три полосы разной ширины: зелёная, красная и коричневая в цветочек. Жена прислонила его к стене.

– Да при чём здесь университет, я вообще, – скинул с себя покрывало. – Как тебе портрет?

– Что я могу сказать? Три линии жизни: первая – глаза, третья – бельё… той самой первой ночи. Удивительно, что ты его запомнил.

– Я и её запомнил тоже, – уточнил я про ночь.

– Вторая, красная, видимо, страсть либо душа, – продолжала Фортуна.

– Гениально! Как ты так быстро меня раскусила?

– Голодная потому что.

– Я тоже. У нас ничего сладенького нет?

– Есть… Я.

Каким-то ветром меня занесло на филфак. Я начал преподавать испанский в этом институте благородных девиц. Мужчин не хватало. Единицы из них, видимо, как и я, попадали сюда случайно.

Филфак издревле считался рассадником женственности и безнравственности, так как нравиться девушкам здесь было некому и они увлекались чем попало. Первый раз, когда я вошёл в аудиторию, – будто лишился девственности. Так было ещё несколько раз, пока не привык и не освоился. Я чувствовал, как на меня смотрят, но ещё не мог получать от этого удовольствия. Это можно было сравнить с молодой женщиной, едва начавшей половую жизнь. Когда любопытство уже удовлетворено, а наслаждение ещё не пришло. И вот в ожидании оргазма она останавливается то ли перевести дыхание, то ли покурить, то ли позвонить маме и спросить, что делать дальше, когда же наконец будет приятно. Я держался до последнего, точнее сказать, мораль меня держала и не давала расслабиться, почувствовать себя султаном в гареме. Полгода ушло на акклиматизацию. Разница в возрасте практически стёрлась. Робость уходила, но медленно, как бы я её не подгонял.

У меня не было большого опыта общения с женщинами, скорее в этом общении мне приходилось ощущать себя подопытным. Так, пара недолгих бездетных романов. Я смотрел на мир, на девушек чистыми сухими глазами. А они на меня.

Сегодня семь прекрасных баб глядели на меня в упор. Подсознательно я ещё на первом занятии с этой группой выделил самую симпатичную. Если препод говорит, что у него нет любимчиков, то он, безусловно, лукавит. Не верьте, даже преподу нужна муза, на которой он и сосредоточит своё внимание, словно она не что иное, как глаза данной аудитории. В этом, несомненно, есть эстетическое удовольствие. Даже говорить легче, когда в атмосфере витает симпатия. Она словно кислород, которого иногда так не хватает для лёгкости общения.

На этот раз это была брюнетка, звали её Вероника. Чистое загорелое лицо, ни песчинки, ни соринки, ни лишних эмоций, ни вызывающего макияжа. Ровные белые зубы, казалось, освещали помещение, когда она улыбалась, и покусывали воздух, когда она отвечала. Трудно было не восхищаться, а так как трудиться я не очень любил, всё произошло как-то само собой. Всякий раз, когда наши взгляды сталкивались, возникали волны. Не могу сказать, что все из них были порядочными, потому что там, где есть тёплая вода, всегда хочется скинуть одежду и окунуться. Я видел, как жадно вздымается её грудь, как она то и дело поправляет волосы и старается не смотреть на меня, чтобы не смущать аудиторию. После одной из пар она подошла ко мне с раскрытым конспектом и попросила объяснить тему прошлого урока, где мы разбирали будущее время. Нет ничего проще, чем предвещать будущее, гораздо сложнее объяснять прошедшее. Со студентами я старался общаться на «ты».

Она подошла ко мне, как подходит мать к любимому сыну, гибкая и ласковая. Я и раньше замечал её ладно сложенную фигуру, стройные ноги, несущие дивные бёдра, длинную шею, красивую головку с локонами вьющихся волос, аккуратно заправленными. Лишь некоторым, особо отличившимся прядям, разрешалось спадать ниц, на плечи. От Вероники пахло свежестью и весной. Парфюм настолько гармонировал с её внешностью, что я готов был поверить в то, что именно так пахла её кожа. Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы всё объяснить, а ей записать, затем я предложил прогуляться, хотя бы до метро. Она согласилась.

Думает ли человек о сексе, когда гуляет? Если я об этом думал, значит, человек действительно меня заинтересовал. Подумал и испугался, смогу ли я свою студентку, если вдруг до этого дойдёт, аморально ли это. По дороге почти не разговаривал и не пытался её развлекать. Так, в раздумьях о высоком и низком мы топтали осеннюю листву, пока не добрались до метро. На эскалаторе я стоял на одну ступень ниже Вероники, взгляды наши слились в один, мысли – в одну. Скоро стало понятно, что и желания тоже устремились к одному, едва она невинно спросила:

– Вы верите в любовь?

– Только когда занимаюсь, – так же невинно ответил я и привлёк её к себе. Метро становится чудным аттракционом, если вам там есть с кем целоваться. Мне – было.

– Hola amigos! Que tal? – начал я по обыкновению пару на следующее утро. Зрители вяло улыбнулись и молчаливо поздоровались в ответ. Рабочий день запомнился свежими булочками с корицей и хорошо сваренным кофе. Удивительное сочетание, настоящий секс для тех, у кого его не было этой ночью. У меня не было. После пар я позвонил своему другу-художнику, который творил в мастерской неподалёку от университета.

– Привет, Клим. Как ты?

– Работаю.

– На чай можно зайти?

– Заходи, если не будешь отвлекать меня от работы.

– Не буду. Купить что-нибудь к чаю?