Ринат Валиуллин - Пятое время года. Избранное

– Да кто они для меня такие, чтобы я их туда посылал. Никто! Я посылаю тебя так далеко, потому что ближе у меня никого нет, – её бокал пролетел рядом со мной и размазался о стену.

Один из осколков отскочил к моим ногам, я взял его и сразу же порезался, кровь быстро побежала по пальцу, будто опаздывала в метро на последний поезд. Тяжёлая красная капля упала на пол, появился кот, понюхал и слизнул, потом другую.

– Вот, и ты теперь будешь пить мою кровь, – на него я тоже не был в обиде.

Взял салфетку, зажал ею рану и подошёл к жене: – С одной стороны, я псих, что полюбил тебя, но с другой – буду полным идиотом, если оставлю. Пойдём в комнату, что-то здесь слишком много эмоций, – взял Фортуну за руку и потянул за собой. Она покорно встала. Я обнял её, чувствуя, как мокнет моё плечо от женских слёз. Вальсируя по коридору вдоль стены, наша пара добралась до спальни. Свет включать не было необходимости, положил жену на кровать и лёг рядом. Рука моя проникла под платье и быстро нашла там тёплую грудь. Я знал, что дырки в отношениях лучше всего заделывать сексом.

– Не надо, – тихо прошептала она. – Ты можешь оставить меня в покое?

– Смотря с кем.

– С собой. Быть собой или с тобой. Этот вопрос давно расколол мою голову на два полушария.

– Я бы хотел побывать на восточном. Надоело всё, может, на море махнём?

– Что там делать зимой?

– Вот именно, что ничего.

– С тобой разве можно куда-нибудь поехать? Ты всё время куда-то ускользаешь, вот и сейчас уходишь от темы.

– Ну что за бред.

– Совсем не бред. Мне кажется, я тебе надоела. И это бросается в глаза.

– Не начинай. Хватит опять говорить эту ерунду, – начал я стягивать с неё платье.

– Я всё время говорю ерунду, – она не сопротивлялась. Я зажал её губы своими, и, в конце концов, рот её поддался уговорам и раскрылся.

Кровать поскрипывала всякий раз, когда мы поворачивались, чтобы крепче обнять друг друга. Я чувствовал, как её пальцы впивались в мою голую спину. Не придавая значения тому, чего же в них было больше – ненависти или любви. Последнее ушло далеко, нас связывало уже что-то другое, нечто большее, чем просто любовь. Подобно этой скрипучей койке, в которой мы укрываемся одной кожей, переживаем одной на двоих слюной, склеенные чудовищной необходимостью.

– Я не могу с тобой так больше, – вновь начала Фортуна.

– Ты знаешь, я тоже.

– Давай поменяем позу.

Утро разбило все окна. Птицы гнездятся в ушах. Жирное солнце можно мазать на хлеб вместо сливочного масла. Весна тёрлась о стекло капелью.

– Я тебя люблю, – прокралось мне в правое ухо.

– Что ты такое говоришь? Тебе что, помолчать не о чем?

Чувство вины, видимо, мы оба его испытывали тем утром, оно как теннисный мячик, прыгает от одного к другому. Сначала внушаешь его человеку, когда тот ошибся, потом испытываешь – за то, что внушал слишком грубо.

– Я тоже тебя люблю, – поцеловал я жену сонными губами.

– Хочешь, сделаю тебе оладьи из кабачков.

– Может, лучше массаж?

– Давай вечером, – она ловко оставила постель и ушла в ванную. Услышав звуки душа, я откинул одеяло ладонью и стал размешивать ингредиенты своего лица. Наконец сон был сброшен, но вставать не хотелось. Вскоре вернулась жена в длинной белой рубашке и с мокрыми волосами. Она забралась на меня верхом, нагнулась и попыталась поцеловать в губы.

– Неужели ты будешь есть этот суп?

– Я люблю твою щетину, – прикоснулась Фортуна к моей щеке. От неё пахло свежими цитрусами. – Любовь проверяется утренними поцелуями, – подтвердила она свои намерения.

– А что проверяется вечерними?

– Вечерними она усугубляется.

– Может, ещё поваляемся? – испытывал я её чувство долга своими объятиями.

– Нет. Не могу. У меня сегодня семинар, потом заседание кафедры в университете, – выдержала она их ласку.

– Какая тема заседания?

– «Что вы думаете о сексе?».

– И что вы думаете о сексе?

– Я думаю, с этим надо кончать, – подняла она со своей груди мою руку и вернула хозяину.

– Пожалуй, вы правы, кончать без него – удел одиноких.

– Вчера ко мне на работу заезжала Тереза. Она наконец рассталась со своим, ну и, как всякой одинокой женщине, спится ей паршиво. Я попыталась отогнать её дурные мысли, но где там. Она же не слышит. Рыдает. Сегодня хочу заскочить к ней, так что задержусь, – освободилась она от моей второй руки.

– Думаешь, это окончательно? Они же сходятся по первому зову инстинктов.

– Не знаю. Она была без кольца, без серёжек. Хотя я тоже так делаю. Даже удаляю номер из телефона после ссор с тобой.

– Помогает?

– Как ни странно, очень.

– В подарках, видимо, собраны все обиды.

– Подарками они гасятся.

– Ты на что намекаешь?

– Давно их не было. Женщина без подарков вянет.

– Я знаю, что шопинг – лучшее средство от депрессий, но у тебя же всё нормально вроде.

– Для профилактики.

– Хорошо, я выберу день. Так ты надолго?

– Как пойдёт.

– Нет ничего печальней одиноких женщин.

– Думаешь, мужчины легче переживают одиночество?

– У них хватает ума понять, что если ты одинок, то ты не один – таких много.

– Что бы ты понимал в женском одиночестве. У женщин всё иначе: когда им некому высказаться, плач их прячется внутри, скулит, как щенок. Видно, что он потерялся, тёплый, преданный, напуган, тыкаясь в углы, он ищет ласки.

– Все ищут ласки, не только одинокие. Купи ей шоколадку. Это помогает.

– Шоколад у неё есть, она завела его сразу, после мужа, собачки и ребёнка. Только сладкого в её жизни от этого не прибавилось.

– Ох уж эти женщины! Вместо того чтобы быть сладкими самим, они почему-то ищут эту сладость на стороне. Они сами себя ни черта не знают и не понимают. Вот что ты про себя и про них знаешь?

– Знаю, что они любят.

– Кого любят?

– Да не кого, а что.

– Вот именно что все эти чувства к предметам любви в один прекрасный момент становятся беспредметными. Они не могут понять, что их счастье не может зависеть от других.

– Значит, мы не можем понять своего счастья?

– Да, выходит, не можете. Если вам кажется, что счастье может зависеть от других, то вам показалось, это не счастье.

– Не счастье или несчастье? Я имею в виду слитно или раздельно? – проснулся в ней филологический инстинкт.

– Да какая разница! Кому-то надо раздельно, чтобы быть счастливым, кому-то вместе – чтобы несчастным.

– Какая жестокая у тебя формула любви.

– Дикая.

– Надеюсь, ты до вечера не одичаешь. Я пошла, – выскочило из кровати её стройное тело и скрылось за дверью.

Я смотрю на котлету. Она лежит голая, загорает под солнцем кухни:

– Это говядина? – спросил я Фортуну, пережёвывая второй кусок мяса.