Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях

– Дедушка, – позвала хозяина кельи непрошеная гостья, – то есть, батюшка.

Простите меня. Я, вероятно, заблудилась. Я шла в туристический лагерь, а пришла почему-то к вам. Вот.

Решив, что объяснила всё как нельзя доходчиво и понятно, девица думала услышать какой-никакой ответ. Но сколько ни ждала – ответа не было. Тут пляшущий луч фонарика осветил на мгновенье лицо монаха, и девушка заметила катящиеся по его худым щекам слёзы.

– Господи! – всполошилась она. – Дедушка, то есть, батюшка! Что с вами? Вы из-за меня? И свет у вас потух… Батюшка, я не хотела, простите!

Она достала из кармана брючек тонкий батистовый носовой платок, поползла на коленях к монаху и попыталась вытереть его слёзы. Старец удержал её руку.

– Не надо, чадо, – тихо произнёс монах. – Скажи лучше, ты по дороге ветлу видела? Она тут одна такая большая.

– Да, батюшка, видела, – закивала гостья. – Мне инструктор сказал, что как раз после ветлы должна быть поляна, где они разбили палатки.

– Ты ветлу обошла слева или справа? – снова спросил монах.

– Слева… кажись… А, может… Нет, слева. Был дождь и я ещё немного постояла под деревом. Потом пошла дальше.

– Тебе ветлу надо было обойти справа, чадо, – прошептал старец. – Там другая тропинка. А здесь… сюда и в сухую погоду пройти трудно – пропасти кругом. Как ты в дождь-то?..

Он немного помолчал. Потом раздумчиво добавил:

– Кажется, я знаю, почему ты по крутизне – в дождь, и не сорвалась нигде.

Значит, и назад пройдёшь. Иди, чадо, дождь перестал уже. Мне молиться надо.

Девушка послушно поползла к выходу. Потом всё-таки оглянулась:

– Батюшка, вам фонарик оставить?

Ответа опять никакого.

Она потушила фонарик, ощупью нашла «стол», положила на него свой подарок и выползла из пещерки. Дождь действительно перестал.

Монах поднялся, посмотрел на послушников, ожидающих рассказа, и подошёл к деревянной этажерке у окна. На одной из полок стоял ларец хохломской росписи. На крышке был запечатлен момент из «Искушений святого Антония». Старец осторожно прикоснулся к ларцу: открывать – не открывать? Потом всё-таки открыл. Внутри на белом батистовом платочке лежал обыкновенный электрический фонарик.

– Слышь, – толкнул один послушник другого в бок, – а ведь это…

– Братове, – оборвал его другой, – негоже тебе…

– Об чём шепчетесь? – прекратил эту возню пастырь. – Запомните. Не тот достоин внимания, кто искушен быв, а тот, кто переступил искушение во славу Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

В этот день шах Аббас был разгневан. Его новая триста первая жена не покорилась ночью и не стала ублажать своего повелителя. А повелитель ли он, если ему противится женщина? Конечно, шах мог взять девушку силой, но он считал, что это ниже достоинства мужчины, а тем более владыки.

И ранним утром он вышел в сад, чтобы немного успокоиться.

Аббас любил бродить по своему чудесному саду, особенно в такие вот минуты душевных потрясений, потому что даже высокое происхождение и титул владыки мира не избавляли его от рутины. Совсем недавно шаха разгневал один купец, и он также бродил по саду, пока изворотливый ум не подсказал способ мести.

Можно было, конечно, отрубить купцу голову или бросить его в яму со львами. Но Аббасу хотелось выдумать казнь изощренную, которая будет мучить купца всю оставшуюся жизнь.

И выход был найден.

Купец этот собирался выдать дочь свою за визиря шаха Абу Али Бани. Визирь был умным и не раз давал шаху мудрые советы. Это хорошо, но умных-то шах и побаивался. А тут такой случай: и визиря приструнить, чтоб не умничал слишком, и купца вогнать в уныние. Тем более что он, как донесли шаху, в дочери своей души не чаял и не жалел для неё ничего: ни жемчугов заморских, ни рухляди таежной, ни лакомств диковинных.

Девушку схватили, притащили к шаху, но – виданное ли дело! – тут она сама воспротивилась.

– Э-э-э, ворчал шах, – яблоко от яблони недалеко падает.

Вдруг он услышал у садовой калитки, выходящей на улицу, громкие голоса. Его садовник Саид с кем-то спорил и шах, так и не придумав пока способ мести красавице, отправился посмотреть. Что случилось?

У садовой калитки Саид спорил с нищим дервишем. Одежда дервиша – вся в заплатах – говорила о том, что он много путешествовал, а белая повязка на остроконечной шапке свидетельствовала о посещении Мекки. Аббас подошел к спорщикам, и они тут же угомонились.

– Что хочешь ты, дервиш, и почему ты споришь с моим садовником?

– Видишь ли, шах, – отвечал тот, – хвала Аллаху, твой садовник добрый человек и он хотел подать мне милостыню. Но я не могу ничего принять из его рук, поскольку он сам подневольный и сам получает милостыню из твоих рук. Зачем же мне обижать его? Если мне здесь подадут что-нибудь, то это может сделать только хозяин, то есть ты, великий шах.

Аббас отметил, что дервиш говорил, не склонив головы, и смело глядя владыке в глаза. Черты лица его были правильны, утонченны и если бы не одежда, то такого человека трудно было бы назвать дервишем.

– Хорошо, – чуть помедлив, сказал Аббас, – будь по-твоему. Милостыню ты получишь их моих рук, но должен будешь принять моё условие: подскажи мне решение одной задачи, над которой я сейчас думаю.

– О великий шах, да будут благословенны твои дни, наказать женщину – дело и простое, и нелёгкое. Но я скажу тебе, как это сделать, если ты тоже выполнишь моё условие.

Аббас удивился: откуда дервиш мог знать мысли шаха, но, наверное, на то он и дервиш.

– Говори, я выполню любое твое желание.

– Моё желание ничтожно, о великий. Наполни драгоценными камнями вот эту мою дорожную сумку.

Шах улыбнулся. Небольшая сумка, висящая на плече дервиша, не представляла опасности для казны, и наполнить её драгоценностями не составляло труда.

Аббас хлопнул в ладоши:

– Эй! Принесите из моей сокровищницы драгоценностей, да поскорее.

Слуги побежали выполнять приказ владыки, а сам шах всё так же с любопытством разглядывал собеседника. Но тот стоял смирно, опустив голову, пребывая в раздумье или молитве, не обращая ни на что внимания.

Тут послышался скрип гравия и голоса. Слуги несли сундук с драгоценностями.

– Наполните ему сумку, – приказал шах. Слуги принялись сыпать самоцветы в старую дорожную сумку дервиша, но, сколько они ни сыпали, а сума оставалась пустой, как и была. Вскоре сундук опустел.

Шах, не веря глазам своим, подошел. Заглянул внутрь сумы и ничего не увидел. Темнота ночного неба предстала пред ним, лишь где-то в этой темноте мелькали искорки, словно звёзды в полночи.

– Несите ещё драгоценности, – закричал шах, – я наполню эту суму, чего бы мне это ни стоило.

Слуги таскали драгоценности целый день, и целый день сыпали золото и самоцветные камни в сумку дервиша, но она так и оставалась пустой. Под вечер к калитке вышел казначей шаха и сказал, что казна опустела и что ничего больше не осталось.