Вячеслав Орлов - Истории для взрослых и не очень

– Поймешь. Ну, вот и Люба.

К нам шла невероятная, модная красавица.

– Люба? С ума сойти! Да что происходит?

– Здравствуй, Ваня. Давно не виделись. Может, ты меня поцелуешь? Пойдем, посмотрим твои картины. Ну очень хочется…

Сережа плутовато улыбался.

– Пошли, пошли… Ну как, Иван? Что скажешь?

– Не знаю, может быть, освещение, развеска… Я просто балдею. Вполне приличные работы. Люба, давай уж колись, вы что, договорились? А то я за себя не ручаюсь.

– Иван, только без бандитизма, – забеспокоился Сережа. – Походите, посмотрите, поговорите, а потом, – он сделал паузу, – вон в ту дверь, на банкет-с…

Из шестидесятилетнего банкира Сергея Александровича вдруг высунулся и показал язык Серега, «Серый», – мой друг, отличник и головная боль директора и педсовета нашей школы: «Ты что застыл? Замолчал? С тобой все в порядке?»

– Ну вы, собаки, мне за все ответите, а ты, Люба, сегодня же. Да я вас… Шутники, негодяи, секретные агенты…

– Вань, Ваня, Ванюшка, а ты мог бы меня снова полюбить?

– Такую? Да ни за что, на тебя же без слез не глянешь… Ты же ослепительная красавица, смотреть больно. Нет, я тебя недостоин. Ну кто я? «Большой», но очень скромный художник. Нет, полюбить такую… Но я попробую. Сразу же после банкета…

Стол был сервирован так, как это наверное, принято у банкиров. Всего, в том числе и изысканной закуски, было предостаточно.

– Иван! – Серега поднял бокал. – Ты меня прости. Предлагаю выпить за окончание серьезнейшего эксперимента. Удачного, слава богу. Надеюсь, ты все понял и меня простил. Несколько лет тому назад, когда у тебя были некоторые трудности, мне пришло в голову, что я тебя (принципиального и гордого) могу материально поддержать и заодно с твоей помощью провести один радикальный, интересный для меня эксперимент. Когда-то у какого-то французского литератора я прочитал рассказ о том, как известный критик искусства в компании себе подобных готов был с кем угодно держать пари, что за полгода сможет из любого, даже не имеющего никакого отношения к искусству человека, сделать сверхмодного критика, мнением которого будут дорожить как самые известные художники, так и коллекционеры.

Он уговорил своего приятеля взять яркий выразительный псевдоним, запомнить несколько почти ничего не значащих фраз, жестов и междометий, чтобы произносить их в определенной компании в нужный момент значительно и как бы между прочим.

Через какое-то время в культурных кругах появился некий амбициозный критик, ниспровергатель «Великих», иронически относящийся к традициям и авторитетам. О нем стали говорить, на него стали ссылаться. Но когда кто-то предпринял попытку познакомиться с его трудами по искусству, оказалось что трудов нет, как не было и критика как такого тоже. Но мне было проще. Задача моя состояла в том, чтобы ты, Иван, стал знаменит и, как следствие, богат. Я распознал в тебе настоящего художника. Все остальное было не так сложно. Теперь ты знаменит, относительно богат и, надеюсь, будешь счастлив с моей двоюродной сестрой Любой.

– Сережа, я не уверена в том, что Иван после твоего «эксперимента» не начнет копаться в себе, и неизвестно еще, что он отмочит. Иван, ну что ты голову опустил.

– Я не опустил, я подбираю слова. Какие же вы все-таки гады. Сережа, спасибо тебе за то, что с твоей помощью я приобщился к людям, испытывающим иногда минуты счастья, минуты парения. Может, сказал высокопарно. Простите. Спасибо за пирушку, но нам с Любой безотлагательно надо спешить.

– Если не секрет, куда?

– Не секрет. Мы с Любой смотрим фотки. За то время, что мы с ней не виделись, столько накопилось… Да, Люба?

– Ой, много, Ваня.

– Тогда, конечно, летите… Да и мне надо идти, продолжать богатеть.

Через полгода мы с Любой создали семью, съездили к ее дочери и уговорили Пауля отпускать ее к нам в Россию. Однажды Люба, наводя относительный порядок в моей мастерской, наткнулась на папку с текстами.

– Иван, это твое?

– Да, мои рассуждения о природе творчества, творческих амбициях. О том, как случайные, неудачные с моей точки зрения вещи приобретают значимость и банальную стоимость. Путевые заметки. Чужие мысли. И всякое прочее, что в определенный момент жизни казалось важным, нужным. Сны, ночные кошмары, дурацкие поступки. И всякое такое, что называется течением времени, ручьем, впадающим в Лету.

– Ты прости, я нашла это несколько дней назад и, представь себе, зачиталась. Твои взгляды на взаимоуничтожение полов показались мне невероятно свежими и откровенно честными. Твои каляки-маляки в конце текстов, на полях и в разных других местах непонятны, брутально непосредственны и очень уместны. Я тебя поздравляю, ты неплохой литератор и замечательный иллюстратор своих текстов. Это надо напечатать и без всякого редактирования… Поверь мне.

– Послушай, Люба, а еще я – замечательный композитор. Если ты случайно найдешь еще одну папку, ты не сможешь не оценить оригинальности моих импровизаций, смелости моих интерпретаций Малера и Шнитке, не говоря уже об Игоре Крутом и Диме Маликове. Я вообще удивительный человек. Мне не чуждо огородничество и моделирование женского пляжного оснащения. Я…

На Дмитровском направлении существует деревня Жопино. Сейчас эта деревня известна не названием, а тем, что в свое время в ней поселился «большой художник», «литератор», замечательный «композитор», а также его симпатичная муза.

– Не много ли для одной деревни, как ты думаешь? – спросил художник свою жену.

– Пусть будет, – сказала она.

В невообразимо скучном районном городке дальнего Подмосковья, на чисто подметенной площади, перед зданием местной администрации, где устало тянул руку в направлении торговых рядов гранитный вождь мирового пролетариата, встретились мужчина и женщина.

– Молодой человек, если Вам не трудно, напомните мне, какой у нас век, – спросила нездешняя блондинка молодого человека из местных преуспевающих. У женщин так устроены глаза, что таких молодых людей они определяют легко.

– Подождите, дайте подумать. Похоже, все же двадцать первый, если судить по Вашему Пежо, припаркованному с милым неприятием знака о том, что стоянка здесь запрещена.

– Странно, а я только что разговаривала с городничим, от которого нюхательным табаком несет.

– Вас кто-нибудь достал?

– Достал. Вчера я застряла посреди деревни, приехала, видите ли, к бабушке в гости. Из колдобин меня вытянул какой-то парень. Не человек – ангел. Прицепил к своей Ниве, выдернул из грязи и исчез, здрасьте-пожалуйста.

– Девушка, а Вы…

– Нет, я не психопатка, не пугайтесь.

– А сюда Вы приехали, чтобы…?

– Совершенно верно. Чтобы сказать главе вашей администрации все, что я о ней думаю. Да Вы посмотрите вокруг. При царе Додоне было так же. Дорог нет, освещения в деревне нет, какой-то кошмар.