Анастасия Почебут - Простое Прошедшее

Примерно в четырнадцать лет я впервые осознал, что мне стали нравиться девочки. Я не говорил об этом маме, потому что боялся перестать быть ребёнком в её глазах. Когда она спрашивала меня о противоположном поле, я отшучивался и говорил что-нибудь типа «Ты, вообще, о чём?». Долго скрывать о девочках не получилось, всё-таки это казалось странным.

Где-то лет в шестнадцать, то есть в старших классах, я стал замечать, что и сам не сильно безразличен слабому полу. Я сравнивал себя со сверстниками и осознавал, что по многим критериям стою на ступень выше их. Я был интересен и загадочен, поэтому девушкам было сложно устоять. Они закидывали меня письмами, заигрывали со мной, а самые смелые проявляли безразличие. По неопытности и глупости я, признаться, пару раз попадался в их ловушки, но умело из них выпутывался, так и не успев ничего начать.

Мой первый роман, как не глупо сейчас использовать слово «роман», начался в восьмом классе. Рита всегда считалась самой красивой и неприступной девушкой в нашей школе. И я не мог не доказать всем, насколько просто мне даётся то, что недоступно другим. Все Ритины подруги добивались моего внимания, а я выбрал её. Она не поддерживала дальнейшего общения ни с одной из них, считая, что все они ей завидуют. Более того, она боялась, что кто-нибудь из них вновь меня заинтересует.

Это были неотёсанные подростковые отношения двух людей, которые совсем не понимали друг друга. Сначала всё было не так уж и плохо: обоюдный интерес, встречи, свидания, цветы, свечи, кровати. Вся магия очень быстро испарилась, и я по-новому увидел Риту: глупую, капризную – недалекую особь женского пола, которая беспощадно вцепилась в меня и никак не хотела отпускать. Я постоянно выслушивал её истерические крики о том, что я её не люблю, что не уделяю ей должного внимания, и подобную присущую женщинам чушь. Благодаря Рите, я на протяжении всей жизни видел женщин насквозь с их комплексами и страхами, которые превращали их красоту лишь в дешёвое подобие того, что нормальный мужчина хотел бы видеть рядом.

Сложно поверить, но мы с Ритой достаточно долго были вместе. Несколько лет я не мог избавиться от этого тяжёлого груза в силу привычки и старался мириться с нашими отношениями, ежедневно отсрочивая дату расставания. Самое интересное, что Рита об этом и не подозревала, ведь актёр из меня был превосходный. Я поддерживал связь с ней в более чем близкой атмосфере, иногда даже сам путался в своих чувствах к ней. Порой я, бывало, даже верил в то, что Рита станет моей женой. Она так этого хотела: постоянно говорила, как мечтает гулять с моими детьми по берегу океана. Но ничего у неё не вышло.

Я смотрел на Дона. Он сидел на парапете в заднем дворе нашей школы и держал в руках наполовину пустую бутылку виски. На часах было около двух ночи. Наш выпускной вечер подходил к концу. За калиткой вдалеке виднелись уходящие шёлковые женские платья, на плечи хозяек которых были накинуты мужские пиджаки. Мы слышали, как открывались двери здания, и каждый раз до нас доносилась музыка, всё грустнее и грустнее с каждой песней.

– И вот что сейчас делать?

– Мы вроде бы хотели ехать к Брэдли. У него дома никого.

– Я не о том, Джеймс!

Дон встал, начал широкими шагами расхаживать по двору, недоумённо прикладывая руки к голове.

– Что, вообще, нам сейчас делать? У меня ничего нет, кроме этого здания! Мы больше не посидим в столовой и не покидаемся едой. Больше никакого ягодного морса и тушёной картошки. Больше никакой миссис Кларк. Мы больше не увидим, как она ведёт урок и одновременно моет окно! Никаких поездок с классом и весёлых песен в самолёте. Даже проспать и прогулять теперь нечего!

– Дон, перестань. Без тебя грустно. Меня будто опустошили. Завтра проснусь, и никуда идти не надо, – добавила Рита, скидывая каблуки на пол.

Мы сидели и молчали несколько минут, просто глядя вдаль.

– Пойдёмте лучше на берегу посидим! Я вообще скоро уеду туда, где ни океана, ни моря нет. Хочу напоследок насладиться…

Резко наклонившись вперёд, Рита взяла туфли в руки, и мы направились в сторону звуков волн.

Ночью океан ещё нежнее и романтичнее. Мы с Ритой уже сидели на скамейке и наслаждались тёплым ветерком, а Дони всё ещё плёлся где-то сзади. Я смотрел на воду, а Рита смотрела на меня. В её взгляде читались преданность и страх за наше витающее в воздухе расставание. Дон разрушил всю магию её чувств своими громкими шагами. Он упал на скамейку рядом с нами и снова начал заливать:

– А что будет-то с нами? Я не хочу никого знать, кроме вас, ребята. Вдруг мой новый друг будет красть деньги у меня из сумки? Вдруг он будет убийцей! Ты, Джеймс, вообще готов к таким поворотам?

– Дон, ты привыкнешь ко всему, а вот сейчас тебе стоит пойти домой и уснуть.

– Только не это! Чем дольше будет длиться эта ночь, тем лучше! Я, считай, пытаюсь свои школьные годы продлить этой ночью. Сегодня последний шанс. Потом вспоминать будем. Вы слышите? Слышите? Где-то музыка играет!

– Эй, вы там!!! – где-то далеко со стороны дороги раздался голос Брэдли.

Он, конечно, всегда выдавал что-то невероятное, но в этот раз даже превзошёл самого себя. Он почему-то ехал на велосипеде, к рулю которого был прикреплён маленький магнитофон. На Брэдли были рубашка и пиджак, в которых он был на вечере в школе, а вот брюки куда-то исчезли. Вместо них – ярко-голубые купальные шорты с жёлтыми бананами, а на ногах просто белые носки.

Дон при виде Брэдли не мог и слова спокойно произнести от сводящего скулы смеха, загибался и еле стоял на ногах, издавая нечленораздельные звуки.

– Брэдли… Брэд, ты идиот… Ты как это… Что это ты…

Брэдли с крутым видом доехал до нас. Велосипед, ясное дело, начал падать, угодив в песок. Брэдли стал падать вместе с ним и, еле удерживаясь на одной ноге, отпрыгнул подальше. На нём, как оказалось, были ещё и солнцезащитные очки. Он резким движением снял их, и они с Доном, уже вдвоём, согнулись в конвульсиях, держали друг друга за плечи и ржали как ненормальные. От этой картины нам с Ритой тоже стало дико смешно, и мы очень долго просто сидели на пляже и наслаждались весёлой атмосферой уходящей молодости.

Дон и Брэдли – два моих лучших друга. Они из тех людей, которым неважно, что о них думают другие. Я в нашей троице самый адекватный. Дон – это тот самый парень, который в компании друзей пьёт больше всех, но делает это невероятно умело: даже если никто вокруг не употребляет алкоголь, а Дон высосал ящик абсента и лежит лицом в салате, он обставит всё так, что никто не усомнится в его достоинстве. В трезвом состоянии Дон частенько пропадал на несколько дней, и ни одна душа не имела права знать, где он был, а спрашивать было страшно – вдруг ударит. Дона, несмотря на некоторую его грубость, я глубоко уважал, – я же знал, что дерзость – это всего лишь самозащита. Брэдли был этаким дурачком. Не подумайте плохо – все очень любили Брэда. Но он всегда занимался какой-нибудь ерундой! Однажды он приехал в школу с лысым котом на поводке! В другой раз на спор зашёл голым в магазин и купил жёлтый латексный костюм, в котором позже проследовал на вечеринку. Из-за своих выходок Брэдли не раз приходилось просыпаться в отделении полиции. Зато по возвращении оттуда его встречали как короля. Верите или нет, но Брэдли был невероятно умён: в совершенстве знал три иностранных языка, физику, химию и поступал, кстати говоря, в какой-то очень престижный лондонский университет. Я обожал своих друзей.