Анастасия Почебут - Простое Прошедшее

Сейчас я рассказываю об этом так, как это было на самом деле, акцентируя внимание на том, какой шок я испытал и насколько был поражён происходящим вокруг, как глупо и унизительно я чувствовал себя в компании своих друзей, которые полжизни скрывали от меня неведомые тайны, и как, узнав о них, я по собственной воле стал частью этих тайн. Любой другой бы плюнул в сторону таких друзей и убежал в обиде, сохранив своё достоинство. Но моя жажда власти и денег не дала мне поступить по совести, и я всего лишь сделал вид, что не осознал их предательства, а принял его как должное. И вот я сидел в том клубе, делая вид, что всё на своих местах и что протекающие события не имеют ничего общего с абсурдом. Я проявил свои актёрские данные по максимуму: старательно притворялся тем, кем не являлся. Грубо говоря, будь я искренен в тот момент, я бы, как ребёнок-аутист, рассматривал танцовщиц в клетках и спрашивал у хозяина что-нибудь типа «А это правда ваш клуб?», при этом изо рта у меня градом бы лились слюни. Но я сидел с лицом, которое говорило, что меня тошнит от всего вокруг, что мне совершенно не интересен ни один человек, что я являюсь неотъемлемой частью бизнеса, о котором я, правда, ещё ничего не знал. И сидел я там потому, что статус обязывал. Я уверен, что я был ужасно взволнован, руки у меня тряслись так, что содержимое стакана выливалось наружу, но я, как только мог, притворялся невозмутимо спокойным. В голове моей неистово крутился вопрос «Как они могли?». Я то и дело хотел оторвать Дона от декольте очередной девки и наорать на него, а потом уехать в неизвестном направлении и никогда не давать о себе знать ни тому, ни другому. Но я сидел там. Я сидел там и не вставал. И ни одна моя мышца так и не дрогнула в попытке подняться.

David Bowie. Moonage Daydream

Утром я проснулся от ужасной головной боли. Последнее, что помню: мы втроём шли в неизвестном направлении и распевали непристойные песни, на улице уже светало. Открыв глаза, я, сказать по правде, молился, чтобы всё, что было, мне только приснилось. Меньше всего на свете я хотел, чтобы вчерашний приезд Брэда и его предложение, а также моё согласие были правдой. Я уже тысячу раз пожалел обо всём случившемся и ещё не раз скажу об этом.

Ещё не успев окончательно очнуться, я краем глаза увидел спины не известных мне девушек, закрывающих за собой входную дверь. Я только и успел подумать «Надеюсь, ничего не украли», как ко мне вломился Дон. Он был воодушевлён и полон сил.

– Просыпайся, придурок. Брэдли ждёт нас в ресторане через час!

– То есть мне это всё-таки не приснилось?

– Ты, я смотрю, не рад этому?

– Я ненавижу, когда ты отвечаешь вопросом на вопрос…

– Вставай скорее, я приготовил завтрак.

– Мы же идём в ресторан.

– А у тебя есть пара лишних сотен? Ты думаешь, мы в «Макдональдсе» встречаемся?

– Как я понял, деньги скоро будут…

– Молчи! Он ещё тысячу раз может передумать. Вчера заявился к нам, прикинулся старым добрым другом, напоил, накормил. Я не удивлюсь, если мы сейчас придём, а нам пустят по пуле в лоб.

– Ты шутишь? Ты вообще слышишь себя?

Я подпрыгнул на кровати как сумасшедший, схватил Дона за плечи и начал трясти – я же понятия не имел, во что встрял, вдруг его слова имели смысл.

– Успокойся ты. Да, такие люди способны на такое. Но я искренне надеюсь, что нам повезёт. Мы всё-таки не просто проходимцы какие-то. Я, например, знаю, где его мать живёт. И ты тоже знаешь…

– Заткнись! Я сейчас тебя убить готов! Всё из-за твоих тупых тайн! Знал бы я раньше, в чём ты варишься, в жизни бы к тебе больше не подошёл!

– О, что я слышу, мистер Купер… Что ж, посмотрим, как через пару месяцев ты будешь благодарить меня за то, что больше не живёшь в съёмной квартире и на мамины деньги. Или, может, желаешь остаться на своей работе и до пенсии карабкаться по карьерной лестнице при полном отсутствии сна и секса?

Мы пошли до ресторана пешком и за всё это время не обронили ни слова. Меня крайне раздражал тот факт, что приходится делить своё пространство с Доном. Страх того, что он, например, останется в деле, а меня закопают где-нибудь в русской степи, однозначно имел место быть. Не могу не отметить, что Дон в очередной раз выглядел как здоровый, непьющий и выспавшийся человек, тогда как я был похож на мешок дерьма. Похмелье однозначно было Дону к лицу.

Мы шли очень быстро, будто пытались догнать уходящий автобус, но так, чтобы окружающие не заметили этого. И так, почти незаметно, добрались до одного из самых престижных районов Барселоны, в котором я, признаться, бывал крайне редко. Дон, естественно, знал, куда идти, и уверенно шагал к повороту в ближайший переулок. В глаза сразу бросился припаркованный у входа автомобиль, за рулём которого сидел скучающий водитель и, позёвывая, беседовал с кем-то, кто, по всей видимости, находился на заднем сиденье и не был виден за затемнёнными стёклами. Я надеялся, что там не кто-нибудь, кто через несколько минут повесит меня за ноги в подвале и будет бить битой по почкам. Я старался не смотреть на эту машину. В холле со словами «Вас ожидают» нас встретил работник ресторана. Я так и не понял, кем он был: директором ресторана, официантом, а может, он и вовсе там не работал.

Просторный, светлый зал. Заняты всего несколько столов, и то только те, что наиболее отдалены от того места, где нас ждал Брэдли. Увидев нас, он встал, второпях вытер рот салфеткой и отряхнул ладони о штаны, чтобы пожать нам руки.

– Джентльмены… (Я заметил странный и слегка нездоровый блеск в его глазах.) Доброе утро. (Меня трясло как перед первым днём в детском лагере. Я выбрал следующую тактику: сделать вид, будто если всё это подстава, то я это сразу понимал, а если это не подстава, то я даже и думать не смел о том, что это могла быть подстава.) Присаживайтесь.

Он махнул рукой в сторону официантов, и нам на стол, на котором и так стояло немало блюд, стали выставлять еду, которой можно было бы накормить роту солдат. Сквозь быстро двигающиеся руки официантов я осторожно посматривал на неестественную улыбку Брэда.

– Друзья… У нас сегодня разговор короткий, но приятный. Надеюсь, вы помните всё, о чём я вчера вам рассказал?

– Конечно. Такое забудешь! – сказал я радостно, пытаясь втереться к нему в доверие.

– Указания дам позже. А пока на всякий случай повторю второй и последний раз, а я никогда не повторяю дважды, но делаю исключение для вас, вы же новенькие, то есть ты, Джеймс, новенький: вы (Он взглянул на меня.) никому не говорите ни о чём, если будут спрашивать – тем более. Придумывайте, что хотите, мне всё равно, но забудьте слово «правда». Вам все ясно?