Андрей Шилов - Фальшивое Sолнышко

– Почему это она заругается? – удивилась Маша.

– Но мы же не нашли Любку. Вдруг ее и в саду нет?

– Не нашли, значит, не нашли.

Славка Колбешкин изо всех сил долбанул палкой о могучий ствол дерева, да так, что насаженные на нее листья разлетелись во все стороны. Девочки обернулись. Колбешкин сплюнул, в его глазах заиграл недобрый огонек:

– Она сама не нашлась. Если будет нужно, мы так и скажем. Ясно вам?

Олечка-Трусиха захлопала в ладоши, быстро сообразив, что в любом случае бояться им нечего. Умнова подошла к Славке и трогательно прильнула к его уху:

– Какой же ты находчивый! И благородный!

Олечка с завистью покосилась на них.

– Хоть бы деревяшку свою выбросил, Казанова!

Маша выхватила из его рук палку и отшвырнула в сторону речки.

– Кстати, – сказала она, – меня этот наш придурок-немец, этот Фри, недавно по деревянному обозвал.

– Как это? – забыла обиды Олечка-Трусиха. – Как это, «по деревянному»?

– Он обозвал меня сучкой.

– Фу, гадость какая! – Трусиха подняла глаза на Колбешкина, ища поддержки, но тот не слушал ее.

Славка пересчитал всех, включая и убежавших Колю с Катей, пересчитал еще раз и не досчитался одного.

– Где Пестик? – он остановился.

Девчонки застыли, как вкопанные.

– Здесь я, здесь, – откуда-то справа, из густых зарослей малинника показалась его конопатая физиономия. – Чего раскричались?

– Вот зараза! – Трусиха залилась заразительным смехом. – Опять мурашей жрал!

– Они же кисленькие, – стал оправдываться Пестик. – Сами попробуйте.

– Вот еще… Ну, хоть не пропал никуда, как некоторые. Слава Богу! – выдохнула Умнова.

Олечка подозрительно покосилась на нее:

– А почему ты так часто вспоминаешь Боженьку?

– Меня мама учила… Ведь Боженька во всем, и что бы мы ни делали, в прятки там, в салочки, он зорко следит за нами и всегда все видит и знает. Уж ему-то известно, где сейчас Люба.

Колбешкин невольно вздрогнул.

– Чего встали? Идти пора, Ариадна беспокоится…

Он шарахнул ногой по пустой, выгоревшей на солнце, картонной коробке из-под кефира, та ударилась о могучий ствол. Где-то впереди в то же мгновение скрипнула сухая ветка. Трусиха вытаращила глазенки, но из-за деревьев к превеликой ее радости не выползли кровожадные гномы, и злым троллям-людоедам, видно, не было никакого дела до нее. Олечка спокойно вздохнула, переведя взгляд на Машу Умнову:

– Скажи, правда ли то, что ты говорила про Боженьку?

– Что я говорила?

– Что Боженька везде и во всем.

– Да, – кивнула подружка.

Трусиха ненадолго погрузилась в свои мысли, потом, таинственно округлив глаза, будто осознав нечто ужасное, прошептала:

– Но это же неприлично…

Маша пожала плечами; о приличии в столь юном возрасте ей было известно не больше, чем о магии приготовления воздушных крекеров, так любимых ею. Зато она знала множество занятных историй, и одну из них Машенька решила немедленно рассказать ребятам. Она присела на корточки, округлив голые, сбитые до синяков коленки, и стала выводить пальцем на песке странный узор, напомнивший Славке Колбешкину то ли кенгуру с детенышем, то ли первобытного астронавта из потрепанной отцовской книжки про некогда вымершее племя майя.

– Жаль, – сказала Маша, – что мы так и не нашли ее.

– Что? – не расслышал Пестик.

– Так, ничего особенного… Хотите, я расскажу вам сказку про Арбузного мальчика, который…

– Поздно уже, – перебила ее Трусиха.

– И есть хочется, – добавил Пестик.

– Рассказывай, – рассудил за них Славка. – Только покороче, чтоб до сада дослушать.

Маша скосила глаза к переносице, зачерпнула ртом побольше воздуха и…

Когда-то очень-очень давно, в те волшебные времена, когда молочные реки омывали кисельные берега, а над советской бахчой дедушки Пандалло летали жареные куропатки, жил-был мальчик, и любил он… Что бы вы думали? Нет, не фруктовое мороженое и не дикий ранет. Нет. До коликов в животе обожал он ворованные арбузы. Впрочем, всякие арбузы любил мальчик, но особенно мил ему был редкий по тем временам сорт – «Бледный крокодайл академика Брумеля». Увы, имя это старинное и странное, не объяснимое до сих пор, да и арбузов таких уже нет.

Так вот, собрался как-то мальчик по арбузы. Взял с собой мешок и отправился в путь.

Шел он лесом до бахчи, встретилась ему полянка, вся усеянная грибами. Тут и чернушки-дребедушки, и лисички-сестрички, и шпик-боровик… Разбежались глаза у мальчика, и давай он собирать все подряд в свой мешок. Набрал половину и дальше пошел.

Вдруг – на опушке – малинник, а поодаль, на лужайке, – земляника так и просится в рот. «Съешь меня», – умоляет ягода. Наелся мальчик, пополнил мешок и – в дорогу. До бахчи только к вечеру добрел. Арбузов видимо-невидимо, да некуда складывать, мешок-то полон. Взял мальчик и вывалил все на землю – и грибы, и ягоды. Три чудо-арбуза смог он поднять. К чему больше? Один – себе, другой – тятеньке с матушкой, третий – братику с сестричкой. Только обратно шаг сделал, смотрит, выросла над ним могучая фигура дедушки Пандалло, местного сторожа, участника двух революций и трех кровопролитных войн.

– Что тебе, дедушка Пандалло? – спросил Арбузный мальчик.

– А то, паря, что зря ты арбузики домой набрал.

– Это почему?

– Видишь палку в моей руке? – спросил дед, чуть приподняв здоровенную палицу с чудовищным шипом посередине.

– Вижу, не слепой.

– А зачем она мне, скажи?

– Зачем? – переспросил Арбузный мальчик.

– Да затем, что бледные крокодайлы народятся из косточек, а я их палкой этой на тот свет… Потому как злющие они, спасу нет.

Мало что понял мальчик из дурацкого рассказа старика, решил уточнить:

– Так что же мне делать-то? Я арбуза хочу.

– Хотеть не вредно, да воровать нельзя. Много чего нельзя, а воровать особенно. Не носил бы ты эти арбузы домой, горе от них будет…

Не послушался Арбузный мальчик мудрого деда Пандалло, приволок домой мешок. А среди ночи проснулся – кровища вокруг: и маменька с тятенькой, и братик с сестричкой мертвые лежат, народившимися крокодайльчиками укушенные. Рядом, на полу – арбузные корки да гора косточек. Открывается дверь, Пандалло на пороге.

– Предупреждал я тебя, – говорит он, – не носи домой бледных крокодайлов академика Брумеля, ибо зло в самих косточках. Кто проглотит, того крокодайльчик изнутри сожрет, а кто выплюнет – того снаружи. Видишь, эка…

– Вижу, – развел руками Славка Колбешкин. – Только в толк не возьму, почему я выжил.

– Мал еще потому как, – дед крякнул и уселся за родительский стол набивать махрой усманской «козью ногу». – Невдомек тебе еще, что все одно сожрут, не сегодня, так завтра.