Валерия Бельская - Как я училась быть любимой

– Я вижу, ты непонятливый Коля. Девочки вышли, не захотели нам мешать, а ты вроде как не понимаешь что лишний. Ступай.

До Коли, сквозь пелену замутнённого сознания дошло, наконец, чего от него хотят, и он, гаденько улыбаясь, вышел, матерясь из комнаты.

– Ну вот, наконец-то мы одни. Продолжим?

Руслан Антонович, не сходя с места, взял меня за руку, и резко притянув к себе, усадил на колени, и впился слюнявым ртом в мои губы. Сказать, что мне было неприятно, это ничего не сказать. Да ещё и водка, порывалась выйти обратно. Я едва дождалась конца примитивной ласки. А Руслан, не замечая моего отвращения, проворковал:

– Потанцуем?

Не дожидаясь моего согласия, он подошёл к музыкальному центру и поставил диск. Этот музыкальный центр Нюськина гордость, пожалуй, единственная дорогостоящая вещь в её доме. Зазвучал саксофон. Музыка плавно заполнила пространство убогого жилища, вещая о вечной любви и тоскливом одиночестве.

Режиссер, галантно пристукнув субтильной ножкой, пригласил меня разделить восторг перед вечной музыкой. Лишь только я, подчинившись его воле, выплыла на зов печально – прекрасной мелодии, поняла, что дело не ограничится одними объятиями. Руслан медленно, но напористо, взялся ласкать меня. Крепко сграбастав мою талию, он парализовал мои движения, и ни о каком сопротивлении речи быть не могло.

Неожиданно, мне стали нравиться его нехитрые ласки. В конце концов, я свободная женщина, и никто не вправе осудить меня за мелкое нарушение морали. Часто из-за своего почти пуританского воспитания, я не могла себе позволить близость с мужчиной, считая это неприличным. Разумеется, близкие отношения с дядькой, не являющимся мужем, нельзя назвать добродетелью, но по нынешним временам, не такой это большой грех.

Мы продолжали целоваться, двигаясь в такт музыке. Потная рука режиссёра, расстегнув халат, добралась до бюстгальтера. На мне был надет старенький, купленный на китайском рынке предмет женского в данном случае позора. От ветхости и постоянных стирок, крючки заржавели, и требовалось немало терпения, чтобы их расстегнуть. Промучившись и не достигнув желаемого, Руслан, скинул с меня халат, и снял бюстгальтер через голову. Картинно зажмурившись, случайный воздыхатель поведал:

– Твоё тело просится на полотно. Эта белая мраморная кожа, великолепная почти девичья грудь, рукотворный, в своём совершенстве изгиб бедра, способны вдохновить на создание нетленного полотна талантливого живописца.

Руслан заливался соловьём, придумывая всё новые и новые поэтические сравнения по поводу моей неземной красоты. По правде, говоря, он явно перебарщивал. Красотой я не блещу, грудь маловата, бёдра толстоваты, ноги коротковаты, пузико, вообще, могло быть не таким «пирожковым». Но было приятно слушать хитрого обольстителя. Конечно же, я понимала, для чего так старается перспективный режиссёр, но не мешала Руслану осуществить задуманное.

Моя подруга Лёля, удивляется, как я могу жить без мужчин долго. Подруга даже однажды высказала предположение о моей физиологической холодности. Я не стала разубеждать её, но не потому, что хотела сохранить интригу, а потому, что и сама не была уверена в своей горячности. Малочисленные контакты, не могли свидетельствовать о моём пылком темпераменте, было приятно, но никаких фонтанирующих эмоций я не испытывала. Лёлька объясняла это тем, что мне не подвернулся мужчина способный вытащить наружу спящий до поры до времени вулкан страстей. Ещё дражайшая подружка советовала немного кривить душой, и изображать перед мужчиной в момент близости страсть и неземное блаженство, мужики-де это любят.

Помня наставление сердобольной Лёлечки, я теперь решила сыграть пылкое влечение, в меру своих способностей, конечно. Руслан Антонович запер дверь и, пригасив ночник, потащил меня на диван. По дороге я достаточно громко и утрировано стонала. Режиссёр судя по всему, верил в мою искренность и огромную степень желания.

Очутившись на диване я, продолжала вопить дурниной присовокупив неумелую акробатику. Руслан, возомнив себя страстным любовником способным довести женщину до экстаза одним своим видом, старался держать марку, и его ласки усиливались в геометрической прогрессии. Не снимая одежды, он гладил моё нагое тело, беспрестанно восхищаясь его совершенством.

У меня возникло подозрение. Одно из двух: либо он так перекрыт, что не замечает моей чуть расплывшейся талии, целлюлитных ножек, и пионерской грудки, либо на его жизненном пути попадались экземпляры похуже, и я на их фоне, на самом деле королева. Руслан взопрел, по лицу стекали крупные капли пота, а тело, облаченное в тёплую одежду, излучало тепло способное обогреть не одно помещение. И тогда я, как учила Лёлька, прошептала ему на ушко:

– Милый, разденься, в конце концов. Не томи меня, ты же видишь, я на всё согласна. Бери меня целиком, обещаю, ты не забудешь эту ночь никогда.

По поводу того, что не забудет я, конечно же, погорячилась. Наутро, вытрезвясь, он вряд ли вспомнит случайное ночное пришествие. Но Лёлька говорила, что переиграть не страшно, страшно оставаться равнодушной, вот я и старалась изо всех сил. Ловелас начал освобождаться от одежды. Делал он это крайне суетливо и невыразительно. С пиджаком ещё куда ни шло, а вот с брюками конфузец получился. Чертыхаясь и дрожа от нетерпения, он возился с ремнём минут пять. За это время, даже самая страстная и горящая от желания женщина, способна была заснуть, проснуться, постирушки там разные устроить…

Наконец, избавившись от пут, Руслан предстал передо мной в застиранных трусах, и кинулся в объятия, распахнутые ему навстречу. И в порыве страсти, стукнулся о спинку дивана так, что я всерьёз начала опасаться за его здоровье, прежде всего психическое. Подобный удар, не мог не сказаться на умственных способностях, если, конечно, таковые имелись.

Заорав как пожарная сирена, Руслан облапив голову руками, начал нежно нянчить её. Мне стало скучно. Вот ведь незадача, вместо репетиции оргазма, работа сестры милосердия. Накричавшись вволю, Руслан затих. И через десять минут гений не подавал признаков жизни. Испугавшись, что травма могла повлечь за собой потерю сознания, а ещё хуже смерть, я стала тормошить пострадавшего, но он лишь вяло попросил не тревожить его. Режиссёр блаженно почивал. Нацепив на себя одежду, я уселась в кресло и стала слушать гениальную музыку. От этого занятия меня отвлёк стук в дверь, и голос хозяйки:

– Ну, вы скоро там?

Распахнув дверь, я впустила уже успевшую протрезветь Нюсю. Она опрометью бросилась к столу, налила себе дозу и выпила не закусывая. Она не привыкла быть трезвой.

– Ну, как? – неопределённо осведомилась хозяйка.