Анатолий Зарецкий - НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая

Однако через неделю оказалось, что это снова был фальстарт, уже второй по счету. Первым провалом я счел его выходку с моим документом. Но тогда мое мнение о новом сотруднике разделили лишь сам Гурьев, да пара свидетелей события. И только.

Второй провал Отто произошел на глазах всего отдела и оказался необратимым по последствиям – он разрушил его партийную карьеру. Казалось бы, заурядное событие – получасовая политинформация. Что может случиться? Тем не менее, случилось.

Зачитывая газетные новости, Михалыч неожиданно выдал свое видение политической проблемы лагерей палестинских беженцев в арабских странах. По его мнению, предприимчивые палестинцы стали вытеснять с местных рынков «глупых арабов», что и явилось причиной кризиса палестинского движения сопротивления.

– Каких таких арабов? – мгновенно среагировал генерал Халутин, наш «профессиональный» политинформатор, – Что за отсебятину вы несете? Кто вам поручил вести политинформацию?

– Это партийное поручение, – пояснил Отто, – И это не отсебятина, а мое личное мнение по данному вопросу, – заявил он, вызвав бурный обмен мнениями среди наших партийцев и решительное возмущение генерала.

– Ваше мнение никого не интересует. Политинформация – важное политическое мероприятие. Вам его нельзя было поручать. Вы политически безграмотный человек. И вам не место в партии, – поставленным голосом мгновенно вынес свой приговор генерал.

– Не вам решать этот вопрос. Кто вы такой? – полез в бутылку Михалыч, очевидно не представлявший себе, кто такой генерал Халутин.

Ответом был дружный смех сотрудников отдела. Все тут же самовольно вскочили с мест и направились к выходу, сообразив, что протестовать по этому поводу никто не будет. Вскоре стало известно, что Отто отказали в приеме в партию.

– Не переживай, – успокаивал я его, – Есть еще профсоюз. Можешь там отличиться. А лучше займись делом, а ни общественной деятельностью.

Меж тем над группой Гурьева вновь сгустились тучи. Осенью женился Боря Захаров. Но это важное событие его личной жизни отразилось на группе самым неожиданным образом.

Из всех сотрудников отдела на свою свадьбу Боря пригласил только меня, разумеется, с Татьяной. Обиженный таким непочтением своего оруженосца Гурьев долго ворчал по этому поводу и не разговаривал с ним почти неделю. А мы с Таней впервые попали в знаменитый ресторан «Славянский базар», где и прошло то памятное торжество. Казалось, там все еще витал дух Гиляровского, а снующие официанты, независимо от их возраста, все как один служили в этом ресторане с тех самых пор. Нам понравилась невеста, родители и гости. Свадьба прошла чинно, с размахом и без происшествий. А мы с Таней были приглашены к молодоженам и на следующий день.

Вскоре Боря подал заявление об увольнении по собственному желанию.

– Ну и куда же ты собрался? – спросил сразу заговоривший Гурьев.

– Какая вам разница, Прокопыч, – ответил почувствовавший свою независимость Боря, – Главное, там буду получать в полтора раза больше, чем здесь.

– Где же такие деньги дают молодым специалистам? – удивился Мокшин.

– А там я не буду молодым специалистом. Это здесь, сколько ни работай, все буду считаться юнгой, и носить за Прокопычем документы.

– Чем ты, Боря, недоволен? – обиделся Прокопыч, – Ты же сам себя так поставил.

– А теперь вот выставляю, – завершил разговор Боря. Вскоре его уволили…

Следующим беглецом стал наш ветеран Леня Мокшин. Его уход был скандальным. Много суеты, бесплодных разговоров и уговоров. Леня стоически прошел все инстанции и вскоре исчез. А через месяц неожиданно объявился ведущим инженером в группе Коли Корженевского.

Группа Гурьева была обескровлена. Снова встал вопрос перераспределения работы. В результате центральный блок Мокшина передали Отто, а разгонный блок Захарова перекочевал в группу Бойкова. И я опять оказался в гордом одиночестве, но с гигантским объемом работы.

Всю зиму работал, не поднимая головы, а когда поднимал, видел вокруг лишь разброд и шатания. Группа занималась, чем угодно, но не работой.

– Люба, как идет разработка документации блока А? – спросил как-то Степанову.

– Прорабатываю исходную документацию, – профессионально ответила Люба.

– А поконкретней? – попытался хоть что-то уточнить.

– А конкретней… Честно говоря, даже не знаю, что делать, – прямодушно отметила она то, что было видно невооруженным глазом.

– А что Гурьев?

– Говорит, жди Афанасича. Он разработает, а мы все потом по образу и подобию.

– А как же план?

– А в плане пишем – проработка исходной документации.

– Хоть прорабатываете? – спросил я, а в ответ – тишина…

Примерно так же ответили и другие «разработчики» – Отто и Жарова. Ну и ну.

Весной меня посетили коллеги из Куйбышева – Маркин и Солдатов. Оказалось, со дня нашего знакомства они уже несколько раз бывали в Москве, но ввиду занятости так и не смогли встретиться ни с Кузнецовым, ни со мной. Сейчас же они приехали с реальным планом создания универсального оборудования для испытаний пневмогидравлики ракет, который мы обсуждали еще до начала работ по программе «Буран».

– Знаешь, Толя, – сказал Маркин, – Наше КБ сейчас может заказать такое оборудование для центрального блока. А вы сможете применить его для всего «Бурана». Гена уже поработал с нашими конструкторами и привез схемы типовых модулей. Хотелось, чтобы ты посмотрел и дал свою оценку.

– Нет проблем, Саша. Посмотрю с большим интересом.

– И еще… Ближе к лету мы собираемся в Харьков. Наше КБ там заказывает арматуру. Хотим предложить им делать наши модули… Сможешь составить нам компанию?.. С Мазо я договорюсь… Заодно Харьков посмотришь. Бывал там раньше?

– Еще бы! Мой родной город.

– Вот здорово!.. А то ни Гена, ни я в Харькове еще не были, – обрадовался Маркин.

Целую неделю мы с Солдатовым правили схемы и спорили до умопомрачения. К концу недели облик оборудования «нарисовался», и мы расстались, довольные друг другом…

Ближе к майским праздникам позвонил Боря и сообщил неожиданную новость – наша «тетя Клава московская», как мы ее называли, чтобы отличать от тети Клавы Зарецкой, решила навсегда уехать из Москвы. Оказалось, выйдя на пенсию, она все лето и осень прожила в Харькове. И ей настолько понравилось, что за зиму нашла выгодный обмен.

Тетю Клаву московскую я любил с детских лет. Она ассоциировалась у меня с Москвой. Проездом в Кораблино мы всегда останавливались в ее коммунальной квартире в Оболенском переулке. Позже в той квартире остался Боря с семьей, а тете Клаве дали комнату на Фрунзенской улице. Соседей стало меньше, но квартира, как и в Оболенском, была коммунальной. А тетя всю жизнь мечтала об отдельной квартире. Похоже, что только путем обмена ей, наконец, удалось осуществить свою мечту.