Владимир Плешаков - Биография ныне живущего Паши Пухова в историях и рассказах

А все-таки от розыгрыша не удержались. Прибыли на пашину буровую и говорят: мы тут сесть не можем по метеоусловиям, поэтому матрас кидай и сам прыгай. Паша не долго думая так и сделал, пилоты даже не успели признаться, что пошутили. Паша только руки, ноги и матрас в кучу собрал, а вертолет рядом с ним приземлился. Несмотря на метеоусловия. Ладно, посмеялись. Пошел Паша знакомиться с фронтом работ. Говорят, пока неопытный, тебя в помбуры не возьмем, то есть, в помощники бурильщика. Поработай сначала лаборантом. Буровая скважину сверлит, породу достает, вот лаборант ее анализирует, чтоб понять, далеко ли нефть, и не надо ли стенки скважины укрепить. И если надо, то готовит специальную смесь клейкую, и в скважину ее заливает. В общем, работа интеллектуальная, и потому не очень почетная.

Так и стал Паша Пухов возиться с пробирками да глиной в своей лаборатории. А жил в балке со всеми вместе. На буровой сухой закон, потому небольшой досуг мужики посвящают домино, газетам полумесячной давности, да флирту с поварихой. Фамилия у нее была, извините, Отебитес. Так что, и флирты чаще всего ничем не увенчивались. А Паша Гегеля читал. Не чтобы выпендриться, уж поверьте. Просто, давно уж Гегеля собирался почитать, начинал, да все как-то не шло. Трудный немец. Вот и подумал Паша: на буровой в лесу деваться некуда, не хочу, а прочитаю. Так и вышло. Читалось легко и непринужденно. Книжек на буровой немного, мужики ими делятся. Вот и на пашину кто-то запал. Дай, мол, почитать, пока ты в своей лаборатории. Паша говорит: сложная книжка. А о чем? Да обо всем. Ну раз обо всем, значит, интересная. И вот взял один мужик у Паши почитать Гегеля, потом другой, глядь, по вечерам в балках диспуты философские начались. Обсуждают классического немца, критикуют. Говорят Паше, у тебя еще такие книжки есть? Привезу, обещает Паша. На следующую вахту взял еще пять томов Гегеля, а один из помбуров привез диалоги Платона. Ну тут уж такие дебаты пошли! Одни записались в ярые гегельянцы, другие неоплатониками заделались, а третьи – скептики, никому не верят. Бурные начались вечера на буровой. И даже во время работы все стало иначе. Вот гаркнет бурила на верхового, а тот ему не матом в ответ, а из Гегеля: «Речь – удивительно сильное средство, но нужно много ума, чтобы пользоваться им». Буровой поперхнется сперва, а потом возьмет себя в руки и парирует: «Вежливость есть знак благосклонности и готовности к услугам». Тут и другие подключаются. Платоники Сократа цитируют, гегельянцы – своего кумира. Начальство как-то прилетело, послушало и улетело обескураженное совершенно. Но был один фрукт, который в общих диспутах не участвовал, только газеты и читал. Про надои да кризис капитализма. Вот он как-то шаблон и упустил.

Шаблон – это такая металлическая штука, ее в трубу бросают перед тем, как к колонне трубу прикрепить. Шаблон с противоположной стороны вылетит – значит, труба чистая, ни кусочков льда, никакого мусора постороннего нет. Так вот, этот грамотей газетный не дождался, когда шаблон из трубы выскочит, и машет рукой: мол, давай, поднимай. Трубу подняли, к колонне прикрутили, шаблон и провалился в скважину! Теперь бурение надо останавливать, колонну вынимать, развинчивать, шаблон искать. Дискуссии из области чистой философии перешли больше в этическую сферу, заспорили о долге и совести, о том, что профессионализм – это категория моральная, а не просто сумма навыков. На следующую вахту читатель газет не приехал, уволился. Да только кому легче? Колонну доставали, муфта лопнула от мороза, опять колонна в скважину рухнула. В общем, не заладилось дело. Тут еще нелетная погода. Метель, пурга, хоть и весна уже, вертолеты не могут добраться, запасы продуктов кончаются. Жрать скоро нечего будет. Решили в ближайшую деревню за едой сходить. Наскребли у кого сколько было мелочи (на буровой-то питаются под роспись, денег с собой везти ни к чему), собрали экспедицию. Это только говорится так – ближайшая деревня, а до нее по тайге километров десять. Тайга – не асфальт, за два часа не дойдешь. Зато по дороге можно дичи настрелять, денег-то совсем чуть, такую ораву не накормишь. Так что, отправили деда-охотника, помбура-здоровяка и Пашу Пухова, как самого молодого.

Вообще-то Паше даже понравилось. Продираться по тайге не пришлось, все-таки буровая не в необитаемых джунглях. Была просека, по которой можно было дойти до ближайшей деревни, те самые километров десять. Все ж не через бурелом лезть. Правда, просека – это не дорога. Деревья как свалили, так они и лежат, да под ними топь. Для вездехода пойдет. Но у вездехода тоже пища кончилась, дизтопливо с большой земли не подвозили из-за нелетной погоды. А погода – не поймешь! То ли зима, то ли весна, муть какая-то и сырь. Долго ли коротко, дошли буровички до поселка, пришли в сельпо, страшные, грязные. Мы, мол, геологи, нам жрать надо купить. Ну в те годы это обычное дело было, что из тайги вдруг бородатые геологи появлялись. Может, и не все бородачи были геологами, но никто особо вопросов не задавал. Надо – покупайте, не милостыню ведь просят. Разгорелись дискуссии, чего покупать. Причем, пашин голос учитывался меньше всего, как самого молодого. Дискриминация. Накупили сигарет полный рюкзачок (его дед понес), риса (помбуру достался) и тушенки (как самый молодой Паша должен был тащить и самый тяжелый рюкзак). Пошли обратно. Паша отстает, рюкзак к земле тянет. Чтоб как-то сгладить момент, Паша стал делать вид, что он дичь высматривает. Нам ведь не только денег дали, мол, но и ружья. В общем, справедливо. Поскольку ружье одно, оно у деда. Вот он как американский сержант во Вьетнаме (хотя тогда еще Паша американских фильмов о Вьетнаме не видел и не мог видеть) сделал сигнал рукой. Мол, стоп и цыц. Прицелился в рябчика, бац, и мимо! Идут дальше. Но у Паши теперь есть компенсация за тяжесть рюкзака. Он соловьем заливается о том, что охотники в русских селеньях вымерли, даже с ружьем в тайге пропадешь, потому как стрелять никто не умеет. Не выдержал дед, психанул, и отдал ружье помбуру, теперь ты пробуй, раз я охотник никудышный. Но помбур не будь дурак, вместе с ружьем взял и рюкзак с сигаретами, а деду передал с рисом – потяжелее изрядно. Идут. Вот он рябчик, опять на ветке сидит. Паша и дед знаками помбуру показывают, а он вроде как не видит. Но все ж пришлось остановиться. Положил помбур ствол на ветку деревца, как в рогатку – для верности. Бац – мимо! Паша думает, это шанс. Поиздевался минут двадцать над помбуром и добился своего – тяжеленный рюкзак переполз на помбуровы плечи, а Паша пошел практически налегке, сигареты на спине, ружье на плече. И только одна мысль не дает покоя: что если снова рябчика встретим? Ведь стрелять Паша не мастер. Хотя в детстве дедушка брал его на охоту и даже давал, в обход всех правил, пострелять, но было это давно, и за эти годы Паша близорукостью обзавелся. Оторвался он вперед, в авангард, чтоб рябчика заметив, спугнуть его, пока товарищи не увидели. Но слишком уж пламенными были его монологи уничижительные, и дед с помбуром страстно мечтали о моральном удовлетворении, потому не слишком отставали. Понял Паша, что рябчика или другой какой дичи ему не миновать. И точно – вот он сидит на высоком пне. Догадался Паша, что один выстрел отделяет его от рюкзака с тушенкой, смирился с этим и пальнул не целясь, с бедра, по-ковбойски. Перья в стороны, рябчик – бряк с пенька. Самое трудное для Паши было виду не подать, насколько он поражен результатами своего выстрела, а скромно пожать плечами – типа, кто ж сомневался…