Борис Бужор - Без происшествий

Студент поддакивает, особо не вслушиваясь – за порогом аудитории томится лето, стучат каблучки, отличная оценка в кармане, хорошее настроение обеспечено – зачем ему эта старческая болтовня? Увлеченно жестикулируя, кивая самому себе седой головой, профессор что-то говорит, говорит…

Минут пятнадцать спустя долговязый студент вальяжно покуривал у входа, рассеянно отвечая на традиционное: «Ну как, сдал?». Хихикали первокурсницы, слизывая с пальцев растаявшее мороженое. Недалеко на стройке вколачивали сваи, подъемный кран тащил вверх бетонную плиту, а внизу, воздев руки, как шаман, стоял рабочий в ослепительно оранжевой каске.

Ты слышишь шаги и просыпаешься. Смена идет. Квас спит как убитый, ты легонько толкаешь его в бок. Щуришься, вглядываешься в лица, обмениваешься коротким рукопожатием. Обратный путь. В воздухе висит водяная пыль. У центральной калитки дожидаешься остальных. Они задерживаются – наверно, заговорились со сменщиками. Нестерпимо холодно после сна, даже такого недолгого. Трясутся руки. Ты с трудом закуриваешь. Из-за поворота появляется Степа, за ним – сгорбленный Макар на своих ходулях. Последним ковыляет Зоги, вид у него совсем жалкий.

У входа в казарму – пунцовый лоскут с белыми буквами: «Воин, гордись службой».

– Прибавь ходу, воин, – Степа легонько подталкивает тебя в спину. – Нас ждут великие дела… ужин!

Тебе сообщают, что старшина в каптерке, вы строитесь для доклада.

– Становись, равняйсь, смирно, – напарники нехотя вытягиваются. – Товарищ старший прапорщик, третья смена прибыла без замечаний и происшествий, старший патруля ефрейтор…

– Что головой машешь, – он лично тебе, – дураком растешь. Разоружайтесь.

Квас смотался за табуретками, вы становитесь напротив КХО и начинаете чистить автоматы.

– Есть ветошь? – спрашивает Зоги.

Ты отрываешь кусок, протягиваешь ему. Интересно, знает ли старшина о найденной сигарете? …Ты разбираешь автомат – шомпол выбивается ребром ладони, коробка, возвратный механизм, газовая трубка… Ротный, тот точно своих угроз не забудет. Тем более что Зоги и так недавно отличился – заснул в патруле, у неработающего извещателя. …И откуда в дульнике автомата столько грязи?… Напарник из молодых тоже храпел за милую душу, но с него спрос другой. На связь они вовремя не вышли, оператор попался дюже мнительный, поднял всех на уши. …Насухо протираешь все детали, смазываешь маслом… Подорвалась тревожная группа. Зоги били трое – дежурный, оператор, а старшина закончил экзекуцию парой звонких пощечин и посулил: «Ты у меня говно будешь весь день черпать». И Зоги черпал, как и салага-напарник, и не раз. …Компенсатор прикручивается со скрипом, значит, в резьбе остался песок… Особо отличившихся посылали чистить деревянный туалет. Боевая задача – ведрами выгребать из дырок содержимое до тех пор, пока у ротного, по его же словам, «голова не закружится от высоты». В свое время Кваса так и не заставили взять в руки ведро. Он молча сплюнул и отошел в сторону, мол, делайте с ним что хотите. Кто-то в это время заходил в нужник, черпал, выходил, морщился. Воняло ужасно, особенно из той ямы за забором, в которую сливали густую жижу. Квасу досталось, и сильно, но он был тверд и внятен, и боялся не побоев, а того, что его макнут в туалет головой. Тогда все обошлось, но лезвие в шапке Квас, должно быть, прячет и до сих пор.

– Принимай, – обращаешься ты к сержанту.

Тот отводит затвор – проверяет, был ли сделан контрольный выстрел после сборки, отпускает его, раздается щелчок.

После ужина вторая смена традиционно отправляется чистить картошку. До этого вы с Квасом стояли на крыльце запасного входа в столовую. Ветер застревал в черных ветвях тополей. За бетонным забором торчало жутковатого вида здание; в нем по ночам никогда не горели окна. Ты курил. Квас, непривычно молчаливый, примостился на ступеньке и при свете фонаря читал письмо. Калека-фонарь скособочился в его сторону, украдкой, одним глазком заглядывая в исписанный листок…

Макар сидит на подоконнике и ничего не делает. Зато сразу накидывается на вас с Квасом:

– Что, дембеля охуенные, гаситесь, картошку чистить не положено, что ли?

Степа молча подвинулся, протянул тебе нож. Картошка мелкая, сморщенная. Зоги потеет и чешется. Квас с ножом в руках словно застыл над раковиной.

– Что с ним? – тихо спрашивает Степа.

Ты пожимаешь плечами. Макар лениво болтает ногой. Верхняя пуговица на кителе расстегнута, что ты, он же дембель, не лука мешок. Подшива толстая, как матрац. От Макара разит запахом казармы, каким-то дешевым одеколоном и краской.

– Дай курить, ефр.

– Только устав. Будешь?

Макар недовольно кривится:

– Хорош пиздить.

– Правда, нет других.

Хлопнув всеми возможными дверями, проносится старшина. Он приказывает поварам приготовить ужин, напоминает, чтобы не забыли порезать сало, и удаляется. Услышав заветное слово «сало», вы со Степой переглядываетесь. Повара куда-то сваливают, теперь дело за малым – быстро и незаметно пробраться к холодильнику. Вы крадетесь через кухню, стараясь не оставить следов на полу – здесь нельзя ходить обутым в берцы, только в шлепанцы. Нарезанное ломтиками сало лежит на тарелке, ты берешь пару кусочков, Степа захватывает немного масла. В наряде по кухне сегодня Горелый, Степа шепотом окликает его, тот, будто нарочно, неуклюже ковыляет к вам, умудряясь поскользнуться, потерять тапочек, снова надеть его. Дверь в кухню открывается, в проеме маячит старшина, он разговаривает с кем-то в коридоре, но в любой момент может обернуться, и тогда пиши пропало.

– Хлеба принеси, – успевает шепнуть Степа Горелому, и вы поспешно скрываетесь. Над раковиной одиноко склонился Зоги – Макар с Квасом успели уйти. Вы прячете добычу под перевернутый дуршлаг, и как раз вовремя – появляется старшина.

– Где эти? – имеются в виду повара.

– Не знаю, товарищ старший прапорщик, – притворно вздыхает Степа. Старшина принимается за тебя:

– Что скрючился?

– Не могу знать, товарищ старший прапорщик, спина, наверно, болит.

Старшина сверлит тебя взглядом.

– Ты-то хоть полудурком не будь, мне вон того красавца за глаза хватает, – кивает он в сторону Зоги. Зоги теребит закатанный рукав, пытается улыбнуться.

– Не лыбься, глядишь, и за умного сойдешь.

В дверях возникает один из поваров, весь в белом, как привидение. Старшина заводится с пол-оборота и начинает орать:

– Ты где шляешься, дебил?

Он хватает повара за шкирку и уводит на кухню. Оттуда сразу же доносится звон и грохот, на кафельный пол летит посуда.

– Нехороший ты человек, Косой, – тянет Степа с характерным акцентом. – Злой, как собака.