Елена Четвертушкина - Яйцо в вентиляторе

От леса, где гомонили сороки, до дома тянется обложенная камнями дорожка по саду-огороду, проложенная с таким расчетом, чтобы с веранды иметь время разглядеть гостя. Я успела разглядеть – тот самый тихий куст , что сидел у Дуга в мой последний визит. Высокий, худой, с палочкой и во флеке. Ничего конкретного это о нем не говорило – в Городе спокон веку ходят во флеке все, кроме дипкорпуса, национальной гвардии и тарков, то есть тех, кому положена строгая форма. А этот обычный гражданский камуфляж, несмотря на название, имел отношение не столько к цвету, сколько к удобству – он на все случаи жизни, а жизнь в Стране, как я уже говорила, стрёмная. У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба … Отсюда и со старинных времен сохранившееся напутствие: «Чтобы ты дошел туда, куда идешь». Это пожелание даже в нынешние электронные времена актуально, потому что в Стране всё внезапно: например, снежные шквалы могут в считанные часы занести улицы до вторых этажей, а затяжные ливни – сбросить с гор, которые сразу за порогом, грязевые сели. А метель низовая, полирующая дороги в лед, дней на пять? А землетрясения регулярные, балла так на два-три?.. А туманы непроглядные, всесезонные, неделями? А ледяные дожди?.. Нет – флек, флек, и ещё раз флек. И карманов с полсотни, и под погоду он сориентирован, и шьют его теперь Джоевы пошивочные фабрички вполне модельно, где-то даже брендово.

Встретила я гостя, как положено, на крыльце.

– Мир сему дому, – вежливо поздоровался он.

Местный, решила я: говорит без малейшего акцента, хотя и не похож на местных внешне, – седоватый шатен, короткий ежик на голове… Этнические жители черноволосы и сероглазы. И стройны, как юные князи , на зависть всему остальному человечеству, к которому принадлежу и я.

Скорее всего гость, как мы все, давно и прочно обосновавшийся здесь гринго . Собственно, «гринго» – слово из другого языка, пущенное когда-то в обиход опять же нами с Джой. Ну, мы-то ещё на родине начитались Майн Рида, а вот простодушные местные жители решили, что это общепринятое самоназвание всех иностранцев во всем мире, и даже улицу, где поначалу селились первые переселенцы, назвали улицей Сумасшедших Гринго. Правда, в местном языке слово «сумасшедший» имеет не такое диагностическоезначение, как в европах: оно обозначает просто человека, чьи привычки непривычны лично тебе. Титульная нация Страны стара, мудра и великодушна.

– Ладно, пусть мир, – ответила я, задумчиво его разглядывая, – миру – мир, войне – кукиш с кедровым маслом, а каждому гостю – по гостеприимному хозяину.

Последовала многозначительная пауза, в течение которой пришелец, – я надеялась! – пытался визуально определить, в уме ли бабка, а я – понять, удалось ли мне его шокировать. Гнать захожанина с порога в Стране считалось беспредельной низостью, а с другой стороны – на какую лебеду он мне тут сдался?..

Оба так ничего и не определили; гость перемнулся с больной ноги на здоровую, нахмурился и сказал:

– Меня зовут Берт, и я пришел с вами поговорить, если позволите.

– Вы как сюда добрались, для поговорить? – спросила я, не сильно торопясь с приглашением в дом, – на палочке верхом?

– Нет, на одной попутной корове.

– То есть, до переправы вас на яке подкинули…

Спрашивать, как поживает мое развесистое бревнышко, было бы несколько бестактно; следовало понимать, что захожий Берт принадлежит к почтенной касте старожилов, и надо срочно менять тактику разговора. Я почти растерялась, но тут подвалили собаки. Увидев чужака, они от изумления залились лаем, вполне самостоятельно им захлебнулись, и, поскольку никаких вводных от хозяйки не последовало, завиляли хвостами и принялись гостя обнюхивать.

– Полезете обниматься – шкуры спущу, – предупредила я, глядя на их лапы, извазюканые в подзольных почвах. И потом уже гостю: – Они отчего-то всех людей считают моей любимой кровной родней, потерянной в детстве, и обязательно лезут здороваться, как после горькой разлуки.

– Да, – сказал гость, – понимаю. В Стране собаки исстари члены семьи, а вы тут затворничаете… Да ещё с их габаритами…

– В Стране на них зимой ещё и ездят. Впрочем, а на ком – нет… С их же габаритами в Городе мне на них габаритные маячки пришлось бы навешивать, – проворчала я, – а Дуг ещё спрашивает, чего я их с собой не беру…

– А на самом деле отчего не берете? – вдруг спросил незнакомец.

– Потому что транспортный налог платить придется, – буркнула я. – Давайте уже, заходите в дом…

Собаки ни минуты не сомневались, что моё приглашение относится и к ним тоже, и протиснулись следом.

– Присаживайтесь, – сказала я. Собаки (кто бы сомневался!) и это приняли на свой счет, и начали шумно устраиваться на диване. Я приняла мужественное решение плюнуть на хамов, и не связываться. Отодвинула для гостя дубовый стул от дубового стола, и включила электрический чайник.

– Ух ты, – сказал гость, – электричество-то здесь откуда?

– С той стороны сопки, недалеко, военная часть. Мне оттуда кабель пробросили.

– Господи, сколько ж это стоило?!

Его удивление было вполне понятно, да и вообще гость производил впечатление человека внятного и разумного.

– Честно говоря, мне это ничего не стоило, у меня в этой части сын работает полковником.

– Вот оно что, – усмехнулся гость, – ну, поскольку в нашей благословенной Стране, по официальным данным, нет не только воровства, но ещё и ни кумовства, ни коррупции, то чай будет наверняка с цикутой. Или с белладонной?.. Вы свои жертвы в огороде закапываете, или собачкам скармливаете?..

Вопрос был задан с таким неподдельным человеческим любопытством, что собаки наставили уши, а я расхохоталась наконец.

– Пейте спокойно. Я тут числюсь смотрителем объекта, официально… Только не спрашивайте, что за объект – не беру в голову.

Строго говоря, смотрителями должны были бы числиться собаки, потому что именно они осуществляли догляд за странноватым сооружением по ту сторону сопки, – территории, не входившей в понятие бывшей Зоны, – и мужественно защищали строение от лосей, медведей, росомах, кабанов, сорок и соек – то есть всех тех, кто никогда и никоим образом вреда объекту нанести не смог бы. На самом деле это имело какое-то отношение к ПВО, но первый и последний инструктаж по «охране» показался мне неким дежавю: более полувека назад до этого события мой бывший муж Фрэнк давал мне первые уроки вождения; пришло время объяснять устройство двигателя внутреннего сгорания, чего и я, и супруг ожидали с ужасом. В результате Фрэнк – опытный человек, бывший гонщик и недурной психолог, – принял верное решение, подвел меня к капоту, открыл его, сунул меня туда лицом и произнес торжественно и мрачно: