Ульяна Берикелашвили - Байки про Фею и Ганнибала. Cны о прошлом

Мужчина смеется, запрокидывая голову, и распахивает дверцу довольно:

– Чудная ты… Фея? – Тут он подмигивает мне, немного странно.

Я краснею от удовольствия и, нагнувшись к нему, мурлычу:

– Неужели так заметно, что я – Фея? Я вроде скрываю…

– …Так поехали!!! – от странной радости подпрыгивает мужчина.

– Куда?

– В сауну!

– Зачем?

– Так ты же фея!

– Ну фея… А в сауну-то зачем? Крылья намокнут…

Мужчина непонимающе вертит головой:

– Так ты фея или нет? Запутала совсем!

– В смысле? Нас же не так много, чтобы путаться. – Непонимающе мотаю головой, удивляясь.

Мужчина чешет голову, нервно смеется и тянется к бумажнику:

– Так, там за углом берут по полторы за час. Феи, блин… А ты сколько?

Я смотрю на него в упор, не мигая, и оголяю клыки:

– Ты про проституток, что ли?

От такой резкой перемены его начинает трясти, он прячет бумажник. Осенняя сказка сменилась на вечерний хоррор.

– А то всё заладил, феи – фея… Как вы надоели уже, дети взрослые. Небо назвать голубым боитесь… Недобитый романтик!

– Чего? – сходя с ума, мужчина закрывает дверцу и пялится на меня.

– Пикник послушай, чего! – улыбаюсь я ему во весь клыкастый рот.

Ганнибал кивает головой, его рот уже свободен и потому он кричит незадачливому собеседнику:

– За углом феи, а эта – Фея с Большой Заглавной Буквы. Вот!

Увидев, как плюшевый мишка разговаривает, мужчина кричит от ужаса и уезжает прочь.

– Выросли детишки… Сказки их пугают… Реальность то страшнее. – Сквозь зубы рычу я.

Ганнибал жмурится и молча прижимается ко мне.

На мгновение я замираю на тротуаре и, глядя в вечернее небо, едва не плачу.

– Из-за людей так печалиться не стоит… Их пять миллиардов и своя голова на плечах. Хоть и дурная. – Пожимает плечами медвежонок. – Пошли домой, холодно.

Я стояла у двери и искала в необъятной сумке ключи. За дверью был слышен писк и беготня маленьких ножек. Стук, грохот и вопли, еле различимые, напугали меня, и я резко ворвалась в дом.

На меня смотрели пять пар глазок – бусинок в упор, не мигая.

Я устало поставила сумки на пол, и потянулась к молнии на сапоге.

– Ну что сегодня случилось? – присела я и посмотрела на игрушки. Они замерли в немом испуге и теперь переглядывались, кто же начнёт.

В гостиной кто-то продолжал сдавленно орать. Я, не обращая внимания, на остальных, надела тапочки и двинулась на крик.

– Феечка, не надо… – пискнул слон, ярко-жёлтый Одуван. – Мы еле его угомонили…

За диваном валялся Ганнибал. Связанный по лапкам изолентой и обрывками пакетов. Рот был заклеен малярным скотчем.

Стоило мне осторожно отдёрнуть край белой липкой ленты, как Ганнибал оглушил меня потоком информации:

– У Олеговича новый роман выйдет в конце месяца! Там почти что про меня!!! Купи мне книжку, Фейка! Я тебе три… нет, два курса психоанализа проведу и год бесплатно консультировать буду! Только купи, я же плюшевый, а ты стипендию получаешь!!!

– Продажная тварь, – улыбнулась я, заклеив скотч обратно. – И давно он так?

– С утра-ааа, – выдохнул Вафель, бирюзовый пёс, и уткнулся устало носом мне в бедро.

– Ну, тогда пусть отдыхает. Чай будем пить? – улыбнулась я и направилась на кухню.

Я зашлась в новом приступе кашля. Он сухой, выводящий меня из себя. В такие моменты я задыхаюсь, мне не хватает сил, чтобы подавить его и замереть. Мне кажется, что в подобном состоянии я ужасна…

Но это только видимость. На самом деле это только меня сотрясают подкатывающие к горлу волны, а мир-вокруг-меня безропотно спокоен и вежлив.

…Фея больна.

У Феи стрессовая простуда. Фея видела ТАКОЕ, от чего её бедные воздушные крылья вывернуло и с хрустом надломило. Она не была готова к подобным циничным вещам, поэтому вовремя не смогла надвинуть щиты и стиснуть зубы… Какое-то время она держалась молодцом, но ночью её скрутило в кошмарном сне, и она проснулась вся в испарине, липкая и напуганная.

– Фейка, ты бы это… молока, что-ли, выпила. Нельзя же так! – Заботливо ноет Ганнибал у ног, носясь по дому с пакетом молока и хрупкой чашечкой.

Я машу устало рукой и кашляю. Тянусь к полке с лекарствами и нашариваю на ней дешевый, липкий такой сиропчик, столовая ложка утром, днём и вечером. Зато действует хорошо.

Но пью я его из горла, с отвращением подмечая, что похожа на бомжа с боярышником. Ассоциация становится ярче, когда по дому разливается запах этилового спирта – это от больной меня разит, ведь сиропчик не простой.

– Ты так алкоголичкой станешь у меня. – Бурчит Ганнибал и суёт под нос горячее молоко с мёдом. Моё лицо скривилось в ухмылке, я нехотя принимаю заботу медвежонка.

– И с чего ты такой милый? – спрашиваю я. – Даже удивительно…

Ганнибал смущённо улыбается и убегает на кухню. Вафель, верный пёсик, поднимает голову от подушки и заговорщицки шепчет:

– Ты единственная, кто знает пин-код от кредиток… А книжка у Олеговича скоро выйдет, вот он и…

Я в смехе валюсь на кровать и заливаюсь на весь дом. Смех переходит в кашель, я в слезах смотрю на прибежавшего с платком медвежонка и хрипло тяну:

– Семьдесят два пятнадцать и тридцать восемь двадцать пять.

Он хмуро отворачивается, сжав плюшевые кулачки:

– Люблю я тебя, дуру… Вот и забочусь. Помрёшь еще, а я куда, на свалку? Ты меня детям отдать обещала под старость, что я… изверг что ли?

Притягиваю к себе это несносное создание и смачно целую его в носик.

– Отстань со своими нежностями! – кричит он и вырывается. – Заразишь ещё!

– Ты ж игрушковый, ты не заболеешь! – парирую я и прижимаю его к себе сильнее. Минут пять мы лежим молча, а потом я говорю шепотом. – Знаешь, милый, а ты моё самое лучшее лекарство в мире…

– У меня нет времени, чтобы писать миниатюру, Ганя!!! Я тебе книжку купила? Купила! Чего ты еще хочешь?

– Славы. – Простодушно заметил медвежонок.

– А Олеговичу сам письмо написать не хочешь?! – рыкнула я на него недовольно.