Владислав Лебедько - Живые души, или похождения Лебедько

Для себя столь неожиданное отклонение от маршрута было рационализировано тем, что, дескать, находиться в трех часах от мест, где разыгрывались будоражащие душу шекспировские страсти, и не взглянуть на эти места, было бы непростительной глупостью. Итак, не утомляя читателя подробностями и уклонившись от соблазна живописать красоты Вероны, будем предельно кратки: был сезон, и недорогих номеров в гостиницах Вероны автор не обнаружил, а потому отправился по совету русскоязычного экскурсовода, в маленький городок Монторио близ Вероны, где разместившись в скромном отеле, вышел, дабы отужинать. И вот, можете себе представить – уютный ресторанчик, увитый плющом и виноградом с таким, надо сказать, неброским названием «La Ріаесо», где автор, утомленный прогулкой, лениво потягивая четвертый уже бокал Taurazi, пытается изъясниться с официантом на чудовищной смеси русских и исковерканных итальянских фраз… Дальнейшее происходит уже совершенно чудесным образом, можно сказать, как в кино. Узревши соотечественника в ресторанчике отнюдь не туристическом, к автору немедля подсаживается лысоватый мужчина лет пятидесяти пяти, чрезвычайно подвижный и речистый, представляется Андреем, (на самом деле зовут его Адриано, итальянской крови в нем, наверное, гораздо больше, чем русской, но все же он правнук бежавшего после революции полковника деникинской армии) и начинает живо, с довольно сильным итальянским акцентом, интересоваться:

«Ну как там Россия-матушка?», и, буквально не дожидаясь ответа, пускается в самые обильные рассуждения, выказывая в них весьма основательную осведомленность. Впрочем, чего вы хотите в век информационных технологий? Ничуть не удивительно было бы даже услышать от какого-нибудь жителя острова Пасхи, например, гораздо более подробный и правдивый рассказ о сколько-нибудь громком скандале в России, чем, скажем, от среднего москвича.

Вернемся к Андрею, который в немного времени совершенно успел очаровать автора, а несколько замечаний, им сделанных, показали в новом приятеле не только любознательность, но и основательность. В ответ на его речистость, автор тот же час выразил на лице своем, несмотря на некоторое опьянение, мыслящую физиономию, чем, в свою очередь, расположил к себе. Вышли из ресторанчика уже решительно друзьями, причем Андрей предотвратил все попытки автора воротиться в гостиницу и привел к себе домой. Некогда здесь живописать все подробности обстановки небольшой виллы, где обитал новый приятель вместе с женой и тремя отпрысками, хотя невозможно было не заметить в Андрее, судя по этой самой обстановке, большого оригинала, путешественника и собирателя всякой всячины. В восьми комнатах двухэтажной виллы соседствовали плетеные кресла, диван с обивкой из натуральной кожи, столики из стекла и металла, огромный старинный шкаф красного дерева, надувшийся на полкомнаты, подле которого висело несколько устрашающих масок, добытых Андреем во время путешествий по Африке. Возле массивного дубового стола красовалась затейливая винтовая этажерка самой последней моды с внушительным набором дисков – в основном русская рок музыка 80-х. Можно долго еще перечислять всякую всячину, начиная библиотекой советских книг и завершая коллекцией кораллов, собранных в разных уголках мира, – дело не в этом. Приятели сошлись в разговоре, продолжавшемся почти до утра. И вот, наконец, автор открыл Андрею свою страсть, приведшую его в Италию. Услышавши это, Андрей с поистине итальянским темпераментом забегал по комнате, похлопывая себя, что называется «по всем местам», произнося буквально следующее: Madonna santissima me perche, ecco la fortuna… ax, простите, нынче же утром мы с вами отправимся к Василию Андреевичу Т.! Ни минуты не сомневаюсь, что он есть тот, кого вы ищете!»

Все произошедшее следующим днем, пожалуй, столь волшебно, что читатель вправе не поверить автору на слово. Что ж! Автор не ставит своей целью что-то доказывать читателю, а тем более подтверждать это документально. Ему самому довольно того, что это случилось… Василий Андреевич Т. оказался прямым потомком Федора Петровича Дворковского, у которого-то как раз в Риме и случалось бывать и Аненкову, и Гоголю. Подарок же, который достался автору от Василия Андреевича Т., воистину не имеет цены. Дело в том, что Дворковский, будучи одним из немногих читателей нескольких глав второго тома «Мертвых душ», произведения, которое единогласно считается навсегда и окончательно потерянным (как известно, Гоголь сжег рукопись в 1845 году), и обладая феноменальной памятью, сумел восстановить прочитанное после того, как известие об опрометчивом поступке Гоголя достигло его ушей. Он писал Гоголю об этом в Париж в июне 1845 года, на что Гоголь буквально взорвался целой вереницей писем, в которых он просил, увещевал Дворковского, требовал уничтожить переписанное по памяти. Дворковский не соглашался. Гоголь умолял уже слезно, и наконец компромисс был достигнут – Николай Васильевич взял с Дворковского клятву, что опубликованы эти записи его потомками могут быть не ранее, чем через двести лет после смерти Гоголя и не под его именем. То есть, только в 2052 году… [2] Эта переписка целиком хранится у Василия Андреевича Т., который считает невозможным до поры, указанной Гоголем, явить ее миру, раскрыв, тем самым тайну уцелевшей рукописи.

«Я не могу нарушить клятву, данную моим предком, но будучи истинно русским человеком, я прекрасно понимаю как само настроение, сам духовный порыв рукописи может отозваться в России именно сейчас, будь он верно подан. Я полагаю, что Вы сможете донести до читателя не букву, но именно тот посыл, которым исполнен второй том «Мертвых душ» (а надобно сказать, что автор подарил Василию Андреевичу свой роман «Великая Ересь [3] В. Лебедько «Великая Ересь», 2008 г, издательство СПбГУ. », и старик в течение двух дней внимательно читал его, после чего и состоялся вышеприведенный разговор). Я могу дать Вам рукопись с тем, чтобы Вы в течение получаса, увы, не долее, смогли ознакомиться с нею в моем присутствии и, безусловно, без какой-либо аппаратуры. Тем самым, клятва не будет нарушена».

Автор не помнит еще такого жадного погружения в какой-либо текст, каковое он испытал в доме Василия Андреевича Т. Сто пятьдесят страниц, написанные к тому же трудно понятным почерком, впечатывались в мозг вереницею образов. Образов той России, каковою она могла бы быть. Естественно, в своей повести мы не будем разворачивать сюжеты второго тома «Мертвых душ». Но тот духовный посыл, которым горел Николай Васильевич Гоголь, насколько это возможно, будет смиренно передан ниже, как и завещал Василий Андреевич. «Русь! Чего же ты хочешь от меня? Дай ответ!»