Екатерина Кузьменко - Крылья

Она и сама старалась отрешиться от него, забыть… Она думала, что это будет легче, если она не сможет видеть Медведя. С глаз долой, из сердца вон, и все такое… Но легче не было. Каждую ночь она слышала, как он ворочается на диване за стеной, как постанывают под ним пружины, как он ходит по комнате… Ангел старалась не шевелиться, чтобы не выдать себя, и тихо слушала… Ей хотелось выйти к нему, но она запрещала себе даже думать об этом. Это было бы неправильно. Верное решение было только одно, и она его уже приняла. Теперь оставалось ему следовать. Хотя она должна была признаться себе, что без Медведя вряд ли бы выжила просто на бытовом уровне. Несмотря на всю помощь Халата, именно Медведь ходил за продуктами, убирал в квартире, стирал ее грязные вещи, которые Халат периодически выносил из спальни после своих осмотров.

Да, это все унизительно… Но она была благодарна обоим.

Медведя она любила. А Халат давал ей Надежду. Она очень хотела верить ему… Поэтому и сразу же рассказала о зуде.

Однажды утром она очнулась от дремы и поняла, что Крыло нестерпимо чешется. Это было омерзительное ощущение – по всей поверхности отвратительного Отростка волнами проходили зуд, покалывание, пощипывание, жар, мурашки – все сразу. Тем же вечером халат сделал пару охлаждающих компрессов, снова подивившись тому, как быстро зажили раны на спине. Компрессы помогли, но ненадолго. Да и всю площадь Выроста они не покрывали. Потом, как вариант, появилась мазь, снимающая зуд и раздражение кожи. Но сама Ангел не могла нанести крем на всю поверхность Крыла, а Халату это не доверила – слишком интимным, почему-то, ей казался этот процесс… Одно дело – осмотр, компресс и прочее… Но совершенно другое – нежные, массирующие прикосновения. Крыло или нет, но только Медведь мог так ее касаться. Однако теперь она запрещала себе общаться с ним. Так что приходилось терпеть.

Ангел подозревала, что зуд вызван раздражением от халатика, который теперь носила постоянно, прижимая Крыло к телу, сминая, сдавливая его. Это было ужасно неудобно, порой ей сводило все мышцы спины, но так она видела в зеркале просто горб, а не нечеловеческое уродство. При каждом шаге Крыло неприятно постукивало ее по ноге. Оно не давало ей забыть, что Оно там, что Оно никуда не делось – и деваться не собирается, что Оно живет и ждет своего часа.

Ангел не знала, что случится, когда этот час настанет. Да ей, в общем-то, было уже все равно. Оно устала бороться. Она устала бояться. Она жила лишь ожиданием того момента, когда Халат скажет, что Крыло можно отрезать. Она могла лишь надеяться, что это случится раньше, чем Оно покажет, к чему готовится, чего ждет от нее.

А пока она старалась скрыть Крыло, спрятать Его, не видеть Его, не думать о Нем. Если бы не постоянно ноющая спина и непрерывное соприкасание Крыла и бедра, ей бы это даже удавалось. Она специально взяла синий халатик. Ярко-ярко-синий шелковый халатик. Тонкая ткань трещала, едва справляясь с возложенной на нее задачей, но пронзительный цвет отвлекал ее, перетягивая на себя все внимание глаз.

Был в этом и еще один плюс: халат прятал не только Крыло, но и то, что Оно уже успело натворить.

Теперь, когда ее спина почти зажила, стало ясно, что с ней навсегда останется огромный уродливый шрам вдоль позвоночника – в том месте, где Крыло вырвалось на свободу. Шрам будет просто чудовищный… И даже если она сумеет избавиться от Крыла, он никуда не исчезнет. Он всегда будет ей напоминать о том, что произошло. Ее не волновало, что с этим шрамом нельзя будет носить открытые топики, платья с вырезом на спине, и прочее. Она не боялась такого остаточного уродства. Ей лишь не хотелось когда-либо вспоминать об уродстве изначальном.

И поэтому халатик ей пришелся как нельзя более кстати – пряча и Крыло, и Шрам. Иначе Шрам был бы на виду – ведь теперь она как раз и носила только открытые топики и разрезанные футболки с приделанными на воротник завязками. С торчащим Крылом одеться было большой проблемой. И ведь сейчас еще было лето. Она даже представить себе боялась, что будет зимой, если вдруг она все-таки начнет выходить на улицу.

Оставалось лишь надеяться, что Халат справится. Что он отрежет Крыло до зимы. Что он отрежет Его как можно раньше. Что он вообще Его отрежет.

– Да, уже восемь дней! Представь себе только, восемь чертовых дней!

– И что, ты совсем-совсем ее не видел?

– Говорю же тебе, я ухожу – спальня еще заперта, прихожу – уже заперта! Я не знаю, открывает ли она дверь вообще, ну, кроме тех моментов, когда ты появляешься.

– Открывает, поверь, она мне говорила.

Халат курил на кухне, вольготно откинувшись на спинку стула. Он был спокоен и доволен. Дела его шли лучше некуда, материала набиралось все больше, а вот разлад между голубк ами произошел как нельзя более кстати. Теперь гол убка практически полностью в его распоряжении. О лучшем и мечтать нельзя.

Медведь же остервенело метался по кухне – от плиты к раковине, от раковины к холодильнику, от холодильника к стулу, садился, вскакивал, смотрел в окно. Мысли не давали ему покоя.

– Скажи, она ведь ест хоть что-нибудь?

– Ест, ест, я уже тебе говорил. Не опасайся на сей счет. Я ведь ее врач, я слежу за ее здоровьем. Так что успокойся. Я за всем присматриваю, это уже не твоя проблема.

Но вальяжный тон Халата вовсе не успокоил Медведя. Почему-то он его взбесил.

– Знаешь, у меня складывается такое ощущение – почему-то, и я понятия не имею, почему, – что ты себя чувствуешь здесь главным! Она – моя девушка, так что не смей отодвигать меня в сторону! Это моя проблема, все еще моя !

– Хм, но мне казалось, что вы вроде как расстались, – невинным тоном обронил Халат, стряхивая пепел в красное блюдце. Б ольшая часть горячего серого праха упала на скатерть, когда-то белую, теперь же сплошь покрытую шрамами, ожогами, кругами от чашек кофе. Медведь пил много кофе, Халат много курил. Каждый по-своему справлялся с волнением. Один – с натужным и жестоким, другой – с приятным и очень многое ему обещающим.

– Это она так думает, – сквозь зубы проворчал Медведь, пытаясь взять себя в руки.

– И что же? Разве этого мало?

– Да, мало! В таком вопросе нужно согласие обеих сторон! И вообще, это – не твое дело!

– Ну как врача, меня касается все, что касается пациентки… Но вот тут уже ты ведешь себя, как собственник. То, что она не может никуда отсюда выйти, не делает тебя ее обладателем. Ведь сам посуди – у вас детей нет. Да вас бы даже в Загсе развели безо всяких проблем – хватило бы только ее заявления, то есть – одной стороны! А так вы даже не женаты, и технически – она свободна.

– Не лезь в это! – Медведь окончательно рассвирепел. – Это уже наше с ней личное дело. Это касается только ее и меня! И не смей! – слышишь? – не смей говорить ей то, что сейчас мне сказал! Не смей ее против меня настраивать!