Вячеслав Лим - Первый раз – не больно

– Марин… – выдавил он, наконец.

– Борис Валерьевич, – спокойно ответила Марина, не дав ему договорить, – я знаю, что Вам необходимо идти. Я Вас провожу.

Она встала и, подняв с пола его брюки, бережно передала Борису. Он застыл в нерешительности. Теперь, ко всему прочему, ему стало немного стыдно. Марина закрыла глаза и снова его поцеловала. Долгим и нежным поцелуем. Его шар стал остывать. Грудь еще болела, но жар отступил и дал возможность прийти в себя.

Они попрощались в коридоре. Борис обхватил ее талию и опустил голову в ее грудь. Он втянул ноздрями воздух. Вдохнул так глубоко, словно хотел вобрать весь ее аромат, все ее тепло, всю ее нежность. Вобрать и унести с собой. Он еще что-то хотел сказать, но Марина положила ладонь на его губы, заставив его смолчать. Она улыбнулась и напомнила:

– Помните, о чем мы договаривались? Завтра, я – Ваша секретарша, а Вы – мой шеф. И никаких глупых воспоминаний.

– И никаких глупых воспоминаний, – повторил он и выпустил Марину из рук.

Выходя из лифта, Боря снова позвонил Славе и, не дождавшись ответа, вызвал такси.

Домой Борис вернулся около девяти. Дома пахло ужином и… домом. Дома пахло домом.

Марина встретила его привычным поцелуем, вопросом о причине его опьянения и рассказом о том, что произошло сегодня в школе: «…что ее директор потребовал от нее, чтобы она выходила на работу не на пару часов в день, а задерживалась бы до вечера. Хотя она не может понять зачем. Ведь учебный год еще далеко, а подготовка учебных планов и всякой такой дребедени не требует от нее таких невероятных усилий…» В конце концов, предположив, что таким образом директор пытается до нее грязно домогаться, они сели ужинать.

– А что, твой директор вампир? Днем он силы теряет? – смеялся Борис, втайне от жены, вспоминая свое волшебное приключение.

– Школа видимо мешает… – ответила Марина, – …Боря, я тебя умоляю. Какие у него силы? Мне просто кажется, что этот старый похотливый засранец, только того и хочет, чтобы его воспринимали этаким мачо. А на деле, он такой же, как ты – храбрец только на словах.

– Ты ко мне несправедлива, Марин, – шутливо возмутился Борис.

– Да все вы мужики одинаковы, – отмахнулась от него Марина, – бегаете с высунутыми языками за сиськами с письками. Как увидите чуть открытое декольте, так слюнями исходите, и тельняшки на себе рвете. А стоит подойти к вам поближе и схватить вас за яйца, так вся ваша храбрость в пятки уходит. И скулить начинаете, мол, работы много, устал, дескать, настроение не то, давай завтра попробуем… Борь, не начинай этот диспут. Не в твоих это интересах. Лучше расскажи мне, ты поговорил с Майей?

– Нет. А должен был? – удивился Борис.

– Боря, ты ведешь себя, как будто тебя только что трахнули, – возмутилась Марина. – Лицо у тебя счастливое и глупое, а голова пьяная и дурная. Я не знаю, кто тебя трахнул, не знаю, что и кому ты там был должен, но ты мне утром обещал, что придумаешь, чтобы эта стерва не навредила Славе.

– Обещал – сделаю! – ответил Боря, пережевывая кусок стейка, – Но Майе сейчас звонить нет смысла. Майя прилетит только послезавтра. А за эти два дня я все сделаю. Комар носа не подточит. Я уже сегодня практически устроил Славу к нам на постоянную работу. И все благодаря моей затее с Майей. Так что он мне еще спасибо скажет. К тому моменту, как она прилетит, Славе не нужно будет даже вспоминать о ее существовании.

Боря врал и изворачивался. Не только потому, что знал, как ревностно оберегала Марина их дружбу со Славой. Он врал и изворачивался, приняв Маринины слова о трахе за ее чуткую, женскую интуицию. Он совершенно серьезно насторожился, осматривая себя со стороны. Никакого предательства он пока не находил. Ни на своей рубашке, ни на брюках. Но, это «что-то», нужно было как можно скорее смыть. Поэтому он быстро проглотил кусок стейка и чуть не поперхнувшись, продолжил:

– Марин, я знаю, как ты беспокоишься о Славе. И я еще раз, торжественно обещаю, что ни один его волос не упадет на подушку этой Горгоны.

– Чего ты себя все осматриваешь? – усмехнулась Марина, – Что потерял? Ведешь себя, словно со свидания притащился.

– Марин, прекрати меня смешить, – пытаясь перевести свой истерический смех в шутку, попросил Боря, почувствовав, как к его щекам подступила краска, – мне и без свиданий забот хватает. Просто вспоминал, что я тебе еще такого обещал и не сделал, а ты сразу…

– Ладно. Я в тебя верю. Доедай свой ужин и отправляйся в душ. От тебя воняет как от козла, – скомандовала Марина, будто прочла его мысли.

Она встала из-за стола и, положив свою тарелку в мойку, отправилась в спальню. Откуда-то из глубины комнаты, до него долетел ее голос:

– Я ложусь спать! Не буди меня!

Борис отставил тарелку, так как есть ему, теперь, не хотелось вовсе. Он встал и побрел в душ.

Теплая струя воспоминаний нахлынула на него вместе с потоком горячей воды. Бориса словно вынули из его панциря и поместили на раскаленный песок. Он терялся и не знал, куда ползти, спасаясь от иссушения. С одной стороны, была она – секретарша. Как океан, она манила, звала, отдавая ему свое тело, свои мысли, музыку и снова тело. С другой стороны, был его панцирь. И, в этом панцире было все: и спасительная тень, и пища, и привычная работа… И в этом панцире жила его жена – маленький спасительный оазис, который мог напоить и согреть, успокоить и защитить. Так отчего же, его так сильно тянуло в сторону океана?

Боря открыл глаза. Хватая ртом струи воды, он пытался гасить ими свой внутренний стон, поднимающийся из груди. Сейчас, что бы он ни делал, как бы не старался думать о Марине-жене, Марина-секретарша была сильнее. Она стояла перед его глазами в коротком, бежевом халатике и спрашивала: «Борис Валерьевич, Вы любите Шаде?»

Он с силой скомкал свое лицо, как будто хотел снять с него кожу. А когда его пальцы остановились на шее, в его кулаках, под струйками горячей воды, скомканным листом бумаги формата А-4, намокала его душа.

Закрыв глаза, он постоял еще немного. Заглядывая внутрь себя, он ничего больше не видел, кроме пустоты. Кроме стиснутых у горла кулаков, ничего не ощущал. Он разжал кулаки и посмотрел на пустые ладони. Линии, трещинки, стекающие по ним, и срывающиеся вниз, капли воды. И больше ничего. Боря сжал кулаки и стал ими бить себя в лоб, но секретарша Марина, снова и снова улыбалась ему, сидя на полу за маленьким столиком. Наконец, решив, что, «так можно и свихнуться», Боря резко открыл глаза, выключил душ, и наспех обтершись полотенцем, вышел из ванны, набросив на себя махровый халат.

Марина уже спала. Боря неслышно лег рядом и, нежно обняв жену, прижавшись к ней животом, крепко уснул.

Слава открыл шкафчик, в котором Маша хранила всевозможные коробочки и баночки с чаями. Многократно перебрав содержимое полок, в поисках чего-нибудь кофейного, он обнаружил банку с растворимым суррогатом. Повертев банку с «крысиным ядом» в руках, Слава поставил ее на стол и включил чайник. Нет, конечно же, он не был таким уж ханжой. Считая себя всеядным, в случае крайней необходимости, он мог запросто проглотить даже машинное масло. Не говоря уже о каком-то растворимом напитке, носящем громкое название «КОФЕ». Но, сейчас, Слава не дрейфовал на льдине посреди Ледовитого Океана, он не был заброшен на необитаемый каменистый остров. Поэтому, ни героизма, ни самопожертвования, от него не требовалось.