Михаил Шабашов - Тю!

…Из-за ее глухоты все домашние вынуждены переходить на повышенные тона. Когда я впервые приехал с мамой туда в гости, то подумал, что они все время ругаются… И только матушка говорила с ней обычным голосом, и сестра все прекрасно слышала!

– Ма-ам, как это вам удается? – поражался я.

Та глухие ж читают по губам. Надо только четко

выговаривать, та и все! – легко пояснила она.

Мои попытки последовать этому ни к чему не привели. Да что там я – дядя Гриша, муж т. Гали, за долгую совместную жизнь научился артикулировать, как ведущий логопед. Однако громкость все равно включал…

Я же думаю, что причина в душевной близости сестер, на которую отзывались мембраны слышимости т. Гали, недоступные никаким другим собеседникам…

Меня, студента, она частенько предупреждала:

– Ты ж там сильно по ресторанам-то не ходи. А то потом будешь голодать, дистрофиком станешь – все болезни начнут приставать…

Поужинали. Батя берет конфету к чаю, пытается ее раскусить, но не получается. Матушка: «Та брось в чай, там растает, або другую возьми, шо ты мучаешься?!»

Что-то дожевывая, я невнятно произношу:

– Шлоны, кода шточат жубы, уирают.

Отец, соображая, что я сказал, спрашивает сразу маму, будто я – безответное радио:

– Что он сказал?

Махнув рукой, она переводит:

– Та вин каже, шо слоны, когда сточат зубы, играют…

Я поперхнулся от зарождающегося хохота:

– Да не играют, а умирают!

Смеемся вместе с мамой. Она сквозь смех:

– Та я ж и думаю – в чего ж они могут играть? Без

зубов-то?!..

Получили телепрограмму на будущую неделю. Мама взялась отмечать интересные передачи. Все мыльные оперы подчеркнула, что-то еще. Потом прочитала что-то такое, что воскликнула:

– О-го!

– Что там такое? – удивился я.

– Ото да, стара яка!

– Кто?!

– Та ось тут написали: «Жан Марэ. Мне 80 с половиной лет». Ото стара яка!

– Так это французская кинозвезда.

– Та я знаю, шо звезда, – с видом киноведа отмахнулась матушка. – Так стара яка!!!

– И это мужчина…

– М-да? Ой, ну старый якый…

Увидела в телепрограмме какой-то фильм Кончаловского.

– А хто це? – спрашивает.

Я объяснил, что это брат Никиты и сын Сергея Михалковых, что тоже кинорежиссер, только снимает фильмы в Америке. Что очень похож на Никиту, а по голосу они все как-то одинаковы… Она махнула рукой:

– А-а… Та знаю я прекрасно того Михалкова…

В эпоху суверенизации Украины, когда стали отключать свет, по радио услышали рекламу каких-то новых люстр, кажется: «Багато пройдэно шляхив людством для того, щоб було свитло!» (Много пройдено дорог человечеством для того, чтоб был свет!)

– Ага. Зато теперь хоть в темноте сиди! – тут же отреагировала матушка…

Когда Украина обзавелась своим «незалежным» телевидением, матушка поясняла новую структуру программы «Время»:

– Сначала говорят, шо у нас ото творится, потом – шо у вас, но без физкультуры. Бо она тоже только наша…

– Як ты часто пьешь кофэ свое! – сокрушалась матушка.

– Ма-а-а-ма, – огорчался я, – надо говорить не «кофэ», а «кофе». И не оно, а он. Кофе мужского рода!

– Да? Ну ладно. Так все равно ж ты пьешь его много!

Дня два я поправлял мамино «кофэ». Утром третьего дня после завтрака:

– Ну а теперь будем пить хто шо хочет. Миша, наверное, свое кофэ, да?

– Ма-а-а-а-ма!

– КофЕ-кофЕ-кофЕ-кофЕ! – улыбаясь, скороговоркой исправилась матушка.

В каждый мой приезд матушка стояла у плиты, как сталевар – варила, жарила, парила всякие вкусности. Потом обставляла стол тарелками, кастрюльками, сковородками.

Зачастую по вечерам я ходил в гости к Татьяне. У нее тоже – борщ, котлеты, рыба и т. п.

Как-то, накрывая на стол, мама произнесла:

– Оце ты сейчас покушаешь борщечку, потом – гречневу кашку – ой вкусная ж! – с отбивными, потом погуляешь – я сырники пожарю. Со сметанкой чи с чем ты захочешь. А после тебе надо будет БЫСТРО проголодаться – к Татьяне ж пойдешь…

– Галя письмо прислала. Обижается, шо дочка на

нее голос повышает… Та сейчас такая жизнь настала, шо сам на себя будешь голос повышать…

В программе «Время» показывали Павла Грачева, бывшего тогда еще министром обороны. Он «лепил горбатого» по поводу применения какой-то бомбы (чуть ли не атомной) в Чечне.

– От дурко! – всплеснула руками мама, – он хоть соображает, шо говорит?! Та бомба як хгахнет – будет знать!!!

Мама все время думала, что она толстая. Хотя на самом деле ее можно было с большой натяжкой назвать «полненькой». Если видела действительно толстую тетку, то говорила: «Оце да. Ну, я ж-то не такая, правда?» Ходила мама «уточкой», в перевалочку, потому что ноги болели. Отправляясь за покупками, брала «кравчучку» – сумку на колесиках. Рано утром уходила на рынок. Возвращалась, когда я уже просыпался… Однажды приходит и говорит:

– БЕГУ я на базар. Дывлюсь – две старухи тоже БЕГУТ…

В одно лето в гости приехали я, брат с женой и дочкой. Матушка купила две буханки хлеба. И прокомментировала:

Народу у нас теперь багато. Поэтому я буду ВСЁ по две буханки брать!

Привез ей какую-то книгу почитать. Кажется, Викторию Токареву.

– Ну, оставь, гляну – шо там.

– Ой, вам понравится. А потом можете Татьяне дать почитать.

Мама полистала книжку, потом выдала:

– Та хто, чи захочет она? Ей нравится читать такое – ШОБ В ТАЙГЕ ТАМ ШО-НИБУДЬ!!!

Поздно вечером по телевизору шла передача со Жванецким. Известный сатирик, сидя на даче, размышлял о жизни. Т. е. на экране был антиЖванецкий. Обычно такие «разговорные» вещи матушка недосматривала – засыпала. А тут была – вся внимание. Досмотрела Михал Михалыча, размышляющего на фоне цикад, и задумчиво сказала:

Ты ба-а-а… А я и не знала, что он такой печальный…

После очередного выпуска последних теленовостей:

– Ну, шо творится, това-а-арищи! Шо творится…

Потом задумалась на секунду и сказала:

– Та може, шо наладится, чи так и сдохнем при недохватке?!

Просевая муку, советовала:

– Я прочитала, что муку очень полезно просеивать. Тогда воздух соединяется с… Ну, тот воздух, шо вокруг нас, соединяется с тем, шо в муке… Ну или шо-то такое… Словом, очень полезно!

Привез фотографию моей подруги. Фотография черно-белая. Подруга – брюнетка.

– О, красивая девочка.

Пауза.

– Красивая. А она русская?

– Гречанка! – хохмацки отмел я все подозрения.

– О-о… Хто?! – почему-то на полуиспуге спохватилась мама.

– Гречанка! – не сдавался я.

– Ой, мне ж гречку перебрать надо! – и быстро пошлепала за гречкой, продолжая говорить, что да, девочка красивая…

– Ходила тут я в собес. Чи куда? Ну, там, где пенсию начисляют. Собес же? Пришла и кажу, шо я всю жизнь проработала, а одна знакомая и дня не работала – все домохозяйкой была. И шо? Я получаю такую ж пенсию, как и она. Як це так можэ буть? А они мне и начали шось объяснять. Долго говорили, якись проценты там… Я ничего и не поняла. Так и ушла. И даже спорить с ними не стала. А то одна с ними спорила-спорила, та умерла…