Ростислав Жуков - В сиянии небесных сияющих

Раз встречаю Джуса ну и пошли мы с ним в кафе «Чешский Копóв». «Да чисто молочка надо на кишку закинуть», – Джус говорит. Он, дескать, всю ночь на даче работал, а с утреца на работу, а теперь ехать в Джус-таун 2 2 Город Пушкин. и сидеть до вечера с киндером, а завтра в 6 утра снова на работу. «Молочко – оно в кайф, полезное», – говорит Джус. «Да я лучше компота», – говорю. «Да ты что! – не поверил Джус. – Молочко оно в самый кайф, самое то, что надо!». Но я был непреклонен. «Давай я, – говорю, – заплачу». «Да ты чево там, мол, брось ты шизню гнать», – говорит Джус. «Да ты чего, не помнишь, как-то с тобой в диетическую столовую ходили, ты два юксá замаксáл? 3 3 Два рубля заплатил (из финского). » – реку и лезу с рублём. «Ну, Капитон, стебёшься ты, что ли, я ни фига в тебя не врубаюсь!» – орёт Джус, своим юксом размахивая, и лезет к кассе. «Возьми, Джус, юкс!» – настаиваю. «Да, Капитон, иди вон, сядь там лучше за столик!» – машет Джус своим юксом, аж борода развевается. «Вон я тебе ещё пустышку возьму», – говорит. (Это булочка такая есть, кайфовая, Джус любит. Ну, Джус взял себе кулёчек с молочком, мне компотику с ягодицами, и две кайфовые булочки, посыпанные пыльцой. Сели мы за столик, да всё и схавали. Так Джус угощал меня 4 октября 1988 года часа в 2 дня в кафе «Чешский Копóв».

«Базилио, тоже, мозгов нет ни фига! – рассказывал историю Джус, и в загадочных глазах джусовых сквозило некоторое возмущение. – Говорил ему: придёшь ко мне на работу – не лезь ты туда! позвони и жди меня. А он – ну, мозгов нет чисто у человека, что ли! говорил же ему! – полез и лазил там часа два и орал – где тут Джус работает. Ему навстречу Мафусаил выходит: чево, мол, тебе? Джуса, говорит. А тут нет такого! говорит. Мозги же надо иметь…»

«Ты врубись: разрезаешь брюхо, засовываешь с двух сторон руки, берёшь кишки – и вытаскиваешь. Треск… Говно по рукам течёт. А кишки – тёплые… Совсем на жизнь по-другому смотришь, совсем другими глазами! А запах крови – ты не знаешь, как она пахнет, даже во рту вкус крови чувствуешь. Там вообще другим человеком себя чувствуешь. Там люди работают и поют…»

Тупое сотрясение земли – очевидно, где-то функционировали партийные функционеры – достигло осязания К. В. Дерменгольма. Он поставил бутылку пива на землю.

– Помещик! – воскликнули братья-медвежата.

В то же время, хотя и начал действовать прокатный стан, медвежата начали подстригать осоку и лежащего без чувств под одеялом на берегу пруда К. В. Дерменгольма.

– Помещик! – закричал К. В. Дерменгольм, резко поднялся на ноги и упал в пруд. Он был пьян. Полетели совы.

– Велосипед! – дружным дискантом пропели совята, один из них упал в пруд, а остальные, махая крылышками, полетели дальше. Стервень зарывался в землю.

Экскаваторщик Бенамуинт Ливер, выйдя из вертолёта, начал плясать по битому стеклу, да так, что во все стороны сразу полетели очки, бутылки, рецепты, потроха и щупальца.

– Хей хоп! – прокричал экскаваторщик, заглотил железку циклодола и продолжал плясать ещё рьяней.

– Умойся пóтом, свинья! – закричало бегущий помещик.

– Помещик!! – в ужасе прокричали медвежата. Они залезли под куст осоки.

– Извёстка, краска и жесть! – проговорил вдруг появившийся из-под земли комиссар. Глаза его были выпучены.

– Комиссар! – в ужасе завопили медвежата.

– Комиссар! – запели нестройным дискантом совята, летевшие хвостом вперёд.

– Комиссар! = сказал Бенамуинт Ливер, собрал свои стёкла и улетел на вертолёте.

– Хей хоп! – загорланил несущийся задом наперёд помещик.

– Помещик! – пришибло ужасом медвежат.

– Дневной сон! – крикнул комиссар, держа в одной руке астраханского леща, а в другой бутылку пива. Глаза его были всё так же выпучены.

– Комиссар! – прокричали медвежата.

– Воскресенье! – негромко сказал помещик.

– Помещик! – пропели медвежата.

Через местность, наполовину зарываясь в землю и осоку, пронёсся свинский дух. Поверхность пруда слегка забурлила.

– Давайте все строить лупанарий! – сказал помещик.

– Помещик! – проговорили медвежата. Им было уже не до шуток.

– Нет, Днепрогэс! – выпятив грудь, выкрикнул комиссар и хватил себя кулаком в грудь.

– Комиссар!.. – только и сказали медвежата.

В это время поверхность пруда вспенилась… Таща за собой пулемёт, на берег вылез К. В. Дерменгольм.

Лимфатический сумрачный волчий базар почернел. Открылись небольшие волчьи глазки, замерцавшие во тьме, и две маленькие сплошь чёрные сполохообразные апидескции вынырнули и встали неподвижно во главе отряда.

Сумрачно и темно.

Тоскливо, мрачно и безрадостно.

Хреново.

Базарный сумрачный лимфатический почерневший волк смутился и оттопырился. Пыжащаяся лимфохвостая отрядная феадиция сполохообразно взлетела в чёрное небо. Было темно.

В Вашингтоне пробило полночь, и одноярусные полки сметливо скособочились. Вонзились топоры в спину, и Джус, выйдя из укрытия, скабрезно подбоченился. Стало ещё темнее.

Хреново.

Веретенообразный волчок достиг большой вершины и встал стоймя. Жужелица засекретилась. Стало очень темно. Чернообразные моли мыли раму. Вошь скукожилась. Фиговинки играли гранями.

Уже в полной тьме вышел парасимпатический перегорик. Он был паралогичен и неделикатен. Раскрутив веретено, он сказал сам себе пару слов, после чего почернел так, что его во тьме не стало видно. Хотя видимости уже и так не было никакой, она ещё более ухудшилась. Ральфа смежилась. Альфа Рака тускла. Склеротический водяной всклок кабельно проиндифферировался. Эффект сочувствия равнялся жужелице. Дифферент жужжал. Джус копошился в околичности. Ополчение залегло. Отряд жужжал тоже. Волк покосился. Кость, вертикально материализуясь, ворвалась в полость иннервации. Стемнело ещё больше.

Дериватная щёлочь аморфно текла сквозь камин. Камин жужжал. Жужжание распространялось всё более. Стало ещё темней. Постепенно темнота щупальцевидно раскретинивалась. Наконец стало абсолютно темно, и только было слышно, как где-то внизу невидно падала каплями лимфа.

Падение лимфы прекратилось.

Шар осторожно вкатился в заросли сухого борщевика. За ним осторожно вошёл в заросли Пемелдий. Под ногами шебуршала сухая трава. Была поздняя осень. Невдалеке была река. Пемелдий, торопясь, потому что его ожидал его друг Векверфий, стал следовать в зарослях борщевика туда, куда, по его мнению, упал шар. Наконец он наткнулся на круглое отверстие в земле и сунул туда руку. Он сразу схватился за скользкий клубок змей, но потом сообразил, что их не может быть в такое время года, потому что был не тот сезон. Шара, однако, не было. Что-то упёрлось в колено Пемелдия, и он увидел под собой в сухой траве радио. Радио передало новость, и А. А. Жданов основал Ленинградский университет. Было хорошо. Стало ещё лучше. Внезапно Пемелдий увидел и шар. Шар лежал тут же рядом под сузим лопухом. Но едва Пемелдий протянул руку к шару, грохнул выстрел, и Пемелдий упал с простреленной головой в траву. Векверфий, стоявший в пяти шагах, сунул револьвер в карман и быстро подошёл к шару. Он встал на колени, чтобы взять шар в руки, но тут что-то ему показалось не так, и он разглядел в просвете борщевика тупо стоявшего и глядевшего куда-то в сторону реки или ещё неведомо куда 59-летнего одуревшего экономиста Гольдимация. Спокойно, потому что он знал, что Гольдимаций всё равно ничего не услышит, потому что глухой, Векверфий вытащил только что спрятанный револьвер, прицелился Гольдимацию в ухо и выстрелил. Раздался хруст сухой полыни – это в неё рухнул мёртвый Гольдимаций. То, что. Векверфий не спрятал револьвер в карман на этот раз, а положил его на траву, было невредно и даже полезно, потому что, едва Векверфий снова нагнулся к шару, который за это время стал вдруг уже не шаром, а эллипсом и оранжевым, неведомо откуда прогремел выстрел, и пуля сорвала воротник в векверфиевского пальто. Векверфий скатился в небольшую ложбинку, на время оставив проклятое изделие. Тут в просвете зарослей он увидел крадущегося среди кочек болотистого поля К. В. Дерменгольма. «Сволочная рожа», – подумал Векверфий, достал второй револьвер, взял по оружию в каждую руку и стал целиться в крадущегося К. В. Дерменгольма. Они обменялись выстрелами, и К. В. Дерменгольм упал с простреленными обеими ногами, а Векверфий получил пулю в ключицу. Поскольку между ними расстояние было уже не более 20 метров, Векверфий решил действовать иначе. «Эй, слушай!» – крикнул Векверфий. «Слушаю внимательно», – отвечал К. В. Дерменгольм. «Давай больше пока не стрелять, а поговорим», – предложил Векверфий. «Согласен», – сказал К. В. Дерменгольм. Векверфий встал. «Вот я кладу пока на землю оба револьвера», – сказал он. К. В. Дерменгольм положил свой один револьвер. «Тоже пока», – сказал он. Разумеется», – сказал. Векверфий. Он подошёл к К. В. Дерменгольму и отпихнул ногой револьвер от него подальше. «Давай я тебя обыщу, нет ли ещё у тебя оружия», – сказал Векверфий и обыскал К. В. Дерменгольма. Оружия больше не было. «Ты врач, – сказал Векверфий, – и прежде чем мы поговорим, давай ты перевяжешь мне плечо». «Хорошо, – сказал К. В. Дерменгольм. – Сходи вон к лесу и принеси мой чемоданчик». Векверфий отшвырнул ещё подальше револьвер К. В. Дерменгольма и принёс чемоданчик. Он снял пальто, пиджак и рубашку, и К. В. Дерменгольм осмотрел ранение. «Пуля сидит у Вас в кости, – сказал он. – Сейчас я Вам стерилизую рану и перевяжу, но потом надо будет обратиться в больницу». «Хорошо, я, может, к Вам и обращусь», – сказал Векверфий. «Нет, я уже давно не работаю». – сказал К. В. Дерменгольм. «А, ну тогда ладно, – сказал Векверфий, морщась от обрабатывания раны. – Вы бы, может, сперва себе помогли, а потом уж мне?..» «Нет, я врач, сперва должен помочь больному», – сказал К. В. Дерменгольм. «Вы очень любезны, – сказал Векверфий, – но и народу Вы положили немало. Перестреляли в смысле». «Хм, – сказал К. В. Дерменгольм, – Вам-то откуда известно?» «Когда, например, Вы стреляли во время фашистского мятежа, – сказал Векверфий. – Я тогда случайно был на улице». «А Вы что, состоите в фашистской партии?» – спросил К. В. Дерменгольм. «А что, Вы мне тогда не будете оказывать помощь?» – спросил Векверфий. «То есть какую?» – не понял К. В. Дерменгольм. «Врачебную, сейчас», – сказал Векверфий. «Да нет, я ведь врач, оказал бы», – сказал К. В. Дерменгольм. «всё-таки хорошо, – сказал Векверфий, – что Вы прострелили мне плечо не правое, а левое». «Вы меня тоже ранили в обе ноги навылет, это тоже хорошо», – сказал К. В. Дерменгольм. Он перевязал Векверфия и теперь оказывал врачебную помощь себе. «Всё-таки Вы не ответили», – сказал К. В. Дерменгольм. «Нет, не состою», – сказал Векверфий. «Чего же Вы делали на улице?» – спросил К. В. Дерменгольм. «Я с винного магазина шёл», – сказал Векверфий. «Кстати, – сказал К. В. Дерменгольм, – может, попьём коньяку? У меня был в кармане». Он полез в карман и с недоумением вытащил бутылку с аккуратным пулевым отверстием в дне. В бутылке ничего не было. «Странно, – сказал К. В. Дерменгольм. – Я думал, это кровь по мне откуда-то сверху течёт, а то коньяк был… Слушайте, но Вы, по-моему, стреляли один раз, то есть выпустили две пули?..» «Да, только один раз», – ответил Векверфий. «Так кто же в меня ещё стрелял?» – недоумённо спросил К. В. Дерменгольм. «Не представляю», – отвечал Векверфий. К. В. Дерменгольм подумал. «Знаете, – сказал он, – Вы на всякий случай всё-таки принесите револьверы и Ваши, и мои, пусть тут лежат». «Да, Вы, пожалуй, правы, – согласился Векверфий. – Только давайте я лучше оттащу Вас в заросли. А то тут местность открытая. А там у Пемелдия в кармане должно быть что-нибудь забухать». Он отволок К. В. Дерменгольма в заросли, затем принёс его чемоданчик и револьвер, а также положил рядом с собой свои два револьвера. Затем Векверфий пошарил в карманах у лежавшего тут же мёртвого Пемелдия и действительно нашёл непочатую бутылку водки. «Пить придётся из горла», – сказал он. «Зачем же, – сказал К. В. Дерменгольм, – у меня в чемоданчике есть как раз два медицинских стаканчика, а также копчёная колбаса. Вот хлеба нет». «Да хрен с ним!» – воскликнул повеселевший Векверфий. Он разлил водку в стаканчики, и К. В. Дерменгольм порезал скальпелем колбасу. Они выпили, не чокаясь, как подобает настоящим врагам. «А кто это?» – спросил К. В. Дерменгольм, жуя колбасу. «Это Пемелдий», – отвечал Векверфий. «Кто такой?» – спросил К. В. Дерменгольм. «Так, один бедолага», – отвечал Векверфий. Они налили и выпили ещё по стаканчику. «Там ещё Гольдимаций лежит», – сказал Векверфий. «И его ты грохнул?» – спросил К. В. Дерменгольм. «Да», – отвечал Векверфий. «А зачем?» – спросил К. В. Дерменгольм. «Да на хрен он нужен», – отвечал Векверфий. «Кстати, как Вас полностью зовут?» – спросил К. В. Дерменгольм. «Векверфий Варсонофьевич Флейц», – отвечал Векверфий. «Так мы с Вами по отчеству тёзки?» – удивился К. В. Дерменгольм. «Да», – отвечал Векверфий. Они налили и выпили ещё. Внезапно раздался треск и хруст неподалёку. «Внимание!» – негромко воскликнул К. В. Дерменгольм, и оба схватили револьверы. Но звуки утихли. «Тут дело нечисто», – сказал К. В. Дерменгольм. Он, адски морщась, пополз к краю кустов, раздвинул их и выглянул в поле. Совсем рядом, в десяти метрах, стоял и шатался пьяный молодчик. «Эй, ты, болван! – неожиданно для себя крикнул К. В. Дерменгольм. – Пошёл вон отсюда!» С этими словами он показал молодчику револьвер. Молодчик неожиданно сообразил, очень испугался и стремительно побежал куда-то неведомо куда. «Всё в порядке», – крикнул Векверфию К. В. Дерменгольм и пополз обратно. Он полз, не глядя вперёд, но глядя на землю, и вздрогнул. когда ему в висок легко ударил носок ботинка. «Векверфий! – сказал К. В. Дерменгольм. – Ведь мы же договаривались…» Он поднял голову. Перед его лицом находились измазанные осенней грязью ботинки Векверфия. Векверфий Варсонофьевич Флейц покачивался в петле огромной, метров десять в высоту, виселицы.