Ярослав Шумахер - Город снов

«Может, это фабрика гениев», ─ мелькнуло у меня в голове. Повернул голову и заметил блеск в глазах и улыбку девушки напротив, меня заметили. «Они все молчат!» ─ осенило меня, но их лица полны жизни и эмоций. Просто они общаются иначе: непосредственно передают мысли друг другу, причем не все разом, а так, как необходимо каждому ─ вопрошающий получает интересующий его ответ, а вопрошаемый знает об этом априори и настроен на всеобщую волну. Причина и следствие сходятся в одной точке. Мои мысли прочитала девушка и отреагировала, показав, что я нашел верный ответ, а дальше ─ просторы их сознаний уже готовы, но никто от меня ничего не ждет и не требует, чувствуют, они чувствуют каждый всплеск моей души и реагируют лишь на то, что действительно меня волнует.

Тут я осознал всю нелепость своего положения ─ никто и не собирался копаться в моих мозгах, время очень ценно для них, а я волен творить и не творить, быть и не быть там одновременно. Будь я другим, мне бы открылось другое, но открылось именно то, что должно было открыться, что предназначено именно мне. Я не заметил, как был вовлечен уже в живой спор, хотя даже не видел своих оппонентов, которые были где-то поблизости, трудно это назвать спором, больше походило на зарядку интуиции. Разговор с самим собой и включенность в реальность. Чувство безотчетной эйфории начало переполнять меня и передавалось окружающим, вернее они поддерживали меня и радовались вместе со мной, я совсем начал терять рассудок, он был ненужной безделушкой, счетными палочками на службе у суперкомпьютера. Я разгонялся и тормозил, и любой готов был включить катализатор для желаемой реакции, информационное поле было таким эластичным, что позволяло чувствовать и сознавать образы, осязать бытие полностью, изнутри и снаружи без преград для разума.

Появился бодрый добрый старичок, и это было неким сигналом, к тому времени я уже забыл, что у меня есть тело. Толпа расформировалась на группы. Занятие началось: каждой группе мысленно передавался образ, который она должна была развить совместно, затем проверялась глубина-широта восприятия и глобальность-незначительность ─ эйфории у меня поубавилось. Без разницы, кто защищал образ, группа или ее член, более того, любой мог встать в оппозицию группе и долбить ее как угодно, образ укреплялся и обновлялся за счет таких всплесков, а старичок-бодрячок ненавязчиво подкидывал новые темы для размышлений. Нам попался космос, кому-то радость, а кто-то делил ядро. Вспомнив из учебника по астрономии Юпитер, я был в мгновение ока сослан на него, системы планет отождествлялись с характерами людей и их душевными качествами и, соответственно, с энергией мысли.

Потом телекинез и ускорение времени, снижение скорости мысли, я с дефектами мог использовать скорость чужой мысли, но риск потерь в будущем возрастал, я уже устал, а мне подсовывали целые острова и лагуны, трансмутируя мое сознание в ощущения рыбы или водорослей, опуская на дно океана и поднимая к космическим далям.

Занятия кончились, я выпал из аудитории в дискуссионный зал, слава богу, здесь я услышал живую речь, это походило на ученый совет по проблемам развития цивилизации. Ученым удалось прочитать послание погибшей цивилизации, в которой таилось предупреждение и этапы ее разрушения. Сначала было разобрано живое слово и нарушена целостность восприятия, затем появился язык машин и конструктивный подход к мышлению, дальше последовала унификация творческой активности мысли, последнее, что удалось расшифровать ─ это «программой стал текст». Я стоял в стороне пораженный, будто немая тень, мне стало не по себе, а кино продолжалось. Я увидел лица жен агентов тайных спецслужб и, всматриваясь в них, я словно заглядывал за кошмарный занавес. Их мужей уже не было в живых, а они содержались под строгим наблюдением, чем они занимались, для меня осталось загадкой, я только увидел наказание, которое применялось при малейшей провинности. Так одна заключенная воспользовалась зубной щеткой сожительницы, последовало неотвратимое наказание: выкатился железный поддон с прикрепленной к нему совершенно нагой женщиной, на груди пониже шеи у нее виднелась татуировка в виде черного месяца со звездой. Она дико кричала, а татуировка стала пульсировать, в этот момент выпустили собаку с человеческим лицом, секунды… пес вгрызается ей в грудь и въедается во внутренности, исчезая в ее утробе, и еще раз ─ просто повтор.

Рвотные массы подкатили мне к горлу, я вдруг оказался в железной комнате, утыканной трубками. Рыхлая белая дрянь разлеталась по стенам и полу пульсирующими толчками. Я открыл глаза, ощущение, что побывал в собственном желудке. Зачем я ел картошку на ночь? Мне было тошно, колеса поезда мерно стучали за окном, я переминался на верхней боковой полке. Постоянно затекала рука, чисто машинально, во сне я поднимался и начинал ее разминать; мысли, что она может окоченеть, пугали меня, но каждый раз все обходилось жжением и коликами, было жутко неудобно спать. Я перевернулся на другой бок и заснул опять.

Спешу к выходу, на свободу! Мысли обгоняют одна другую: «я обнаружил границу миров. Ване, надо рассказать Ване, в следующий раз мы отправимся туда вдвоем, он обалдеет, а то все время проводит за компом, убивая монстров». Прибегаю домой и рассказываю ему о случившемся, он, как обычно, с неохотой вникает, но я вижу, что он настроен на забавную прогулку, и мы отправляемся туда вдвоем. Проходим сквозь пространственно-временной шлюз и попадаем в чудной институт. Только на этот раз проходила какая-то проверка, и нас заставили раздеться до гола и пройти в санузел, но сначала проводили в душ. Прикольный душ: он больше походил на вестибюль гранд-отеля ─ кабинки располагались по обе стороны, совершенно открытые, будто это модный салон красоты, девушки и парни расхаживали одетые и не очень, кто-то мылся парочками, парни с девчонками и по отдельности, такая неприхотливая обстановка дружеского общения. Нас опять восприняли как само собой разумеющееся, хотя, уверен, на наших лицах, наверное, было изображено что-то невразумительно осоловелое. Меня что-то неведомое потянуло к кабинкам с девчонками, а что такого ─ тут так принято и ведь все спокойно и обыкновенно.

«Вон там три классные, иди туда». ─ «Нет, куда столько? Мне хватит и двух. Это всего лишь душ», ─ успокаивал себя я, ─ «можно поболтать, о чем-нибудь отвлеченном, например, был ли у них обед». Вани уже и след простыл, наверное, черные PR-щики подхватили. Опять возникло дурацкое чувство, будто что-то хочется скрыть, но всем и так все ясно без лишних слов. Я завалил к двум телкам и спросил: «Свободно?» Они заулыбались, а я почувствовал себя полным идиотом. Одна была черненькая с узкими бедрами и маленькой красивой грудью и еще влажным треугольником, без тени стыда и кокетства она искренне улыбалась моему курьезному замешательству с озорным вызовом, а другая, по-нежней и помягче, была похожа на жеманную киску с плавными округлостями и русой полоской, застенчиво хлопала длинными ресницами.