Валерий Гурков - Контора пишет, или Немного юмора не помешает

Со мной в палате лежал капитан из девятки, не помню, как звали его, но фамилия была Фадеев. Он тоже лежал со спиной и ждал операцию. Видя, как я мучаюсь, он предложил на ночь по,,соточке». Фляга с чистым спиртом была у него в тумбочке, так мы потом и унимали боль на ночь, чтобы как то заснуть. Благо закуску три раза в день нам подавали в палату, как неспособным самостоятельно сидеть в столовой.

Фадеева каждый день навещал его сослуживец, составляя нам кампанию. Он лежал с пропадной язвой желудка в соседнем отделении и был единственный кто, из нас троих, мог бегать в город за добавкой. Был пятничный вечер, лечащие врачи, составив карты приема лекарств каждому больному, разбегались по домам на выходные. Вадим, дружок моего сопалатника, после ухода лечащего врача пришел вновь к нам и показал свою карту на выходные дни, там был выписан большой список никчемных таблеток. Он огласил весь список, и мы начали его лечить народным методом. Благо ко мне приходили ребята и принесли два литра американского спирта для жарки мяса на решетке. Так мы лечили его все выходные, не разбавляя спирт, а утром в понедельник прибежал радостный Вадим и сообщил нам, что гастроскопия показала – язва зарубцевалась за эти три дня почти на пять мм. Доктор сказал:,,Так продолжать лечение!» – весело сообщил он нам.,,Ну что, продолжим лечение? Раз доктор прописал!» – и Вадим хитро улыбнулся.

Надеюсь, все понимают, что это лишь добрая шутка, а не призыв испортить себе и своим близким всю оставшуюся жизнь своим алкоголизмом.

Был прекрасный солнечный июльский день. Где-то недалеко выводил трели соловей, а на соседней берёзе чирикали воробьи. Мы готовились отмечать отъезд Андрея Милова в Чечню. Это была обязаловка. Каждый новый месяц был знаменателен тем, что один из нас приезжал из Чечни, а другой вместо него ехал туда. Потерь почти не было, за всё время нахождения нашего подразделения там, мы потеряли только двоих. Поэтому все туда ехали просто отдохнуть от намозоливших глаза начальников. Соответственно, мы вначале отмечали убытие одного, а через пару дней прибытие другого. Я находился в караульном помещении и готовил шашлыки, чтобы собаки не мешали, я их отпустил погулять. Они собственно были нужны только ночью. Днём же тупо сидели или лежали в тени, прячась от жары. До неимоверности злые на подведомственной территории, они были совершенно безобидными за воротами, и все местные малыши с удовольствием гуляли и игрались с ними.

Позволил телефон, на другом конце провода испуганный женский голос сообщил мне, что наши собаки загрызли чью-то корову и бегают с остатками ноги в зубах по посёлку.

Пообещав разобраться и наказать виновных, я отправил пару человек из местных поискать загулявшихся злодеев псов. Посёлок был небольшой и через минут тридцать злодеи были передо мной, и я с интересом разглядывал нижнюю часть ноги коровы с копытом. Вернее кость с копытом. Тут недалеко была бойня, и мохнатые прохвосты посетили её. У меня был сотрудник. Паренёк из Подольска по фамилии Гулин. Хороший такой, исполнительный. Одно была беда, он после каждого рабочего дня увозил в своём портфеле ровно два кирпича домой. Брал он их на соседней стройке, которую никто не охранял, зная, что рядом находится воинская часть. Я уже устал говорить ему об этом, но он все равно продолжал это делать. Вспомнив Гулина, у меня появилась интересная мысль.

Через полчаса мы уже отмечали проводы Андрея, пообещав, если что, самое сухое место на кладбище. Шутка грустная, но человек, который живёт всё время в глуши, в лесу или дальней деревни, попадая в город в первый раз, жутко боится машин, а про метро я вообще молчу. Сам был свидетелем, как человек сел на эскалаторе в метро и не хотел вставать от страха. Он впервые был на движущейся под ногами лестнице. Там в деревне, он был самый забияка, а тут вот в непривычной обстановке испугался. Мы просто выросли со всем этим, поэтому и не боимся. Нам это привычно. Вот и смерть, когда она постоянно рядом, к ней словно привыкаешь. Это не душа черствеет, просто устаёшь бояться. Привыкаешь. Ко всему можно привыкнуть. А душа остаётся душой. На войне она даже ещё чувствительнее ко всему хорошему и прекрасному. Мы подчас уже не радуемся музыке, живописи, культуре в целом. На войне всё это приходит само. Этого просто начинает не хватать. Даже самые паршивые стихи ни о чём становятся для тебя прекрасными. Простой карандашный набросок твоего друга, кажется великолепным шедевром. Война обостряет все чувства, но притупляет страх перед смертью. Вот поэтому и шутки такие вроде совсем тупые, воспринимаются совершенно нормально.

Это было у нас суточное дежурство и с утра все доехали на автобусе до метро Теплый Стан и поехали в центр. Саша Гулин всегда садился, мы же если кому то место не доставалось, то стояли все. Так удобнее общаться. Вот и в этот раз Саша сидел, а мы стоя общались. Гулин расстегнул свою сумку, достал газету, полистал, затем достал целлофановый пакет с горстью различных таблеток, они были на всякий случай – мама у Саши была главврачом поликлиники. Нашёл нужную и положил в рот, не то чтобы он болел, а как всегда, на всякий случай. После этого его внимание привлёк сверток пергамина. Он достал его, и мы, долго ожидающие этого, расступились, так чтобы это было видно всем в вагоне. Саша долго разворачивал свёрток и в конце концов на пол электрички на обозрение всех выпала коровья конечность с мохнатым ворсом вокруг копыта…

Лето. Стою в вагоне электрички метрополитена. Руки на верхних поручнях. В тёмном отражении окна вижу, как девчушка, сидящая передо мной, толкает соседнюю, видно подругу и что-то шёпотом ей «дует» в ухо. При этом показывает ей на меня и осторожно тычет пальцем в мою сторону. После этого обе пристально смотрят мне в центр тела. Опять ширинка расстёгнута, грустно подумал я. Благо мамона нет, смотрю себе вниз живота… Всё в поряде! Магазин закрыт! Что бы это значило? Я ещё раз глянул в то место, куда недавно тыкал девичий пальчик. Там на ремне сиротливо мелькнула кобура от ПСМ. Опять забыл ствол сдать после работы. Значит снова возвращаться… Спасибо, девчонки!

Олимпиада 80 в Москве. Мы круглые сутки на ногах, помогая обеспечивать её безопасность. Усталость, постепенно накапливаясь, валит буквально с ног. Спать удаётся 4 – 6 часов в день, не больше. Домой катаю, чисто чтобы поспать… в ванной. Это единственно, чего мне не хватало на работе. Вода снимает, как ничто другое, любую усталость, боль, напряжение.

Еду домой, стоя в вагоне метро. Держусь за поручень, отрубаюсь уже на ходу. Никакая сила воли не помогает. Глаза залипают, ноги предательски постоянно подгибаются в коленях, заставляя меня проснуться. Рядом голос: