А. Кривич - Как во смутной волости

– Ну, а у вас как жизнь? – спросил приятель. В тоне его я почувствовал неестественную легкость, осторожность, по всему видно, жена по дороге уже вдоволь нажаловалась на свою несчастную жизнь.

– Как видишь, живем потихоньку, хоромами не обзавелись, но на кусок хлеба хватает, – я старался держаться естественно, не выдавать подступавшее раздражение, усиленное алкоголем. Не рассказывать же им о проблемах с сыном, с женой, это мои проблемы, и никого они не касаются, тем более что жена уже наверняка изложила им свое видение ситуации.

– Ну что, нормально, – гость обвел комнату помутневшим взглядом. – Это ты все сам делал, своими руками?

– Кто же мне будет делать? Конечно, этими корявыми ручонками, – я показал ему ладони в обширных мозолях.

– А ведь в партии тебя считали самым умным, – вступила в разговор гостья. Жена сидела с равнодушным видом.

– Людям свойственно ошибаться, – я попытался отшутиться, однако собеседники были настроены серьезно. Следующий вопрос я уже предвидел.

– Сын на кого собирается учиться?

– Пусть учится на кого хочет, – мое раздражение все усиливалось.

– Как на кого хочет? А тебя это не касается, что ли? Ты должен обеспечить ему учебу, вывести в люди, это же твой сын, – голос гостьи обрел менторский тон. Учительница, директор школы, уж она точно знает, как надо жить.

– Я ничего никому не должен. Сына я вырастил, он вполне самостоятельный, пусть поступает как хочет.

Чтобы прекратить этот тяжелый разговор, я встал и вышел на кухню, нервно закурил. Приятель вышел вслед за мной.

– Нет, ты не прав. Мы обязаны обеспечить детям благополучную жизнь, дать образование…

Он пытается учить меня жизни. Умом приятель никогда не отличался, но мы бок о бок проработали довольно долго, хлебнули всякого, и порывать контакт со своей молодостью мне не хотелось. Я нисколько не завидовал его нынешнему относительному благополучию. В нашем геологическом поселке в прежние времена ходило много разговоров о том, как его жена подстилалась под начальников разного ранга, добиваясь директорства в школе, трехкомнатной квартиры в городе и прочих благ, он же спокойно вкалывал, делая вид, что ничего об этом не знает. Или действительно не знал? Да нет, этого быть не может, просто его такой расклад устраивал, а если и не устраивал – рыпаться он не мог себе позволить, привыкнув находиться под каблуком и на положении примака.

Высказывать ему все это я, конечно, не собирался, не желая превращать нашу беседу в бабью перебранку в стиле «Дурак!» – «Сам дурак!».

Надо просто аккуратно завершить бесплодный разговор, ни его, ни мои взгляды на жизнь уже не изменятся, и трепать нервы друг другу впустую совершенно ни к чему.

– Скажи мне, что такое совесть? – прервал я его нравоучения.

– Совесть? Совесть – это… это… как тебе сказать…

– Совесть – это нравственная категория, позволяющая безошибочно отличать дурное от доброго.

– Ну и что?

– А то, что это самое главное, что мы должны передать детям. Без совести вырастает подонок, с образованием – подонок в квадрате. Ладно, пойдем лучше выпьем, – я затушил окурок и направился нетвердым шагом в зал, при моем появлении дамы прервали беседу, их взгляды обдали холодом. Я налил водку в рюмки, провозгласил:

– За прекрасных дам! Локоть выше эполета! – и опрокинул в себя водку. – Засим позвольте откланяться. Спокойной ночи, – я неуверенно дошел до печи, забрался по лестнице наверх и тут же заснул.

Проснулся уже за полдень с тяжелой головой и сухостью во рту, осторожно слез с печи, с отвращением посмотрел в зеркало. Нет, для таких ночных бдений я уже не гожусь. Все уже встали и теперь фотографировались в зале. Не обольщаясь по поводу своей фотогеничности, я открыл холодильник, достал бутылку «Жигулевского» и с наслаждением прильнул к горлышку.

Обед прошел в незначительных разговорах; со мной держались подчеркнуто холодно. После обеда гости стали собирать вещи, готовиться к отъезду.

– Что, уже уезжаете? – спросил я.

– Да, утром самолет, надо успеть, – приятель, теперь уже бывший, отводил глаза в сторону.

Равнодушно попрощались, жена ушла провожать гостей и дорисовывать для них последние штрихи к моему портрету, я же остался с бутылкой пива. Вот и оборвалась еще одна связь с этим миром, а осталось этих связей – чтобы сосчитать, хватит пальцев на одной руке. Ни один не способен понять другого. Да и о каком взаимопонимании можно вести речь – я ведь сам ничего не понимал.

Наутро сержант долго и неумело снимал у меня отпечатки пальцев, удивляясь обилию мозолей на руках, сам весь перемазался в краске и меня основательно измазал.

– Отловили уголовника, сверлите дырки для орденов, – не удержавшись, съязвил я, отмывая руки.

– По новым правилам у всех берем отпечатки, – пояснил майор, потом достал из шкафа пакет с изъятыми у меня вещами и передал мне по описи.

– Все цело? – вопросил с гордостью.

– Все, все, – буркнул я, оставаясь в уверенности, что, будь я пьян, от показной милицейской честности не осталось бы и следа.

– Распишись, что претензий к содержанию не имеешь.

Расписался, майор тепло попрощался, наказывая не забывать, не стесняясь пользоваться их гостеприимством, и выпроводил меня за дверь. Сервис закончился, добираться до дома придется своим ходом, я закурил и отправился ловить попутку.

Дома никого не было. Пообедав, я забрался в постель и сразу провалился в тяжелый, без сновидений сон. Проснулся уже в двенадцатом часу ночи, попил чаю и пошел на работу. Здесь все уже знали о моих злоключениях, однако никаких вопросов не задавали, ограничиваясь любопытными взглядами. Пропущенную смену мастер оформил как отпуск за свой счет, не поставив мне прогул – хоть тут все благополучно, прогулы на предприятии означали серьезные материальные потери.

Работа моя заключалась в раскряжевке бревен электропилой по заданному размеру. Обычно мы с тремя помощниками напиливали минут за двадцать необходимое количество кряжа и после этого могли полчаса-час, а то и больше, спокойно отдыхать – назвать такой труд утомительным не повернулся бы язык и у отъявленного лентяя. Наступил период летних отпусков, и бригада моя сейчас состояла из школьников и студентов, желающих во время каникул заработать на мотоцикл, компьютер или что там им еще нужно – «пионеров», как их называл мастер. Работу свою пионеры знали хорошо, уже не первые каникулы посвящали заработкам, нужно было лишь приглядывать, чтобы молодой задор не занес их к травмоопасным механизмам.