А. Кривич - Как во смутной волости

Напилив кряжа, мы сидели в своем вагончике и расслаблялись в меру своего разумения, я дремал, двое пионеров играли в карты, третий крутил на мобильном свои любимые мелодии. Одна песня, видимо, особенно брала его за душу, он ставил ее уже пятый раз подряд, и, кажется, до пресыщения было еще далеко. Песня по своей жалостности напоминала воровские романсы: в ней юная мамаша рассказывала своей дочери, что на Чеченской войне убили папу, и столько здесь было вытья и соплей, что делалось тошно, мне как-то ближе слова Гудзенко: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели». Я встал и вышел под звездное небо. Ночная прохлада приятно бодрила, я решил прогуляться в надежде стряхнуть с себя заботы. Пустые иллюзии. Стоило со слуха исчезнуть песне про убитого папу, как собственные неотвязные мысли заполнили мозг, и избавиться от них не было никакой возможности. В который раз я прокручивал мысленно события недавнего прошлого, пытаясь понять, что же произошло в моей семье, в чем причина раскола. Терять контроль над происходящим я начал еще с осени, к весне мне уже не удавалось объяснить себе поступки домочадцев. Мелкие факты, сами по себе не имеющие значения, занозой застревали в мозгу из-за их неестественности, непривычности, необъяснимости. Один из таких случаев, ясно отпечатавшийся в памяти, произошел седьмого марта.

После ночной смены спалось плохо, провалявшись в постели часов до двенадцати, я встал с тяжелой головой и резью в глазах. Пока закипал чайник, начал разгадывать японский кроссворд, но сосредоточиться никак не удавалось, лишь после третьей кружки чая в голове начало проясняться.

К этому времени со школьного утренника пришли жена и девочки, в доме сразу стало шумно. Младшая, хохотушка, со смешной важностью хвасталась розочкой с духами, которую ей подарили одноклассники, старшая, серьезная семиклассница, с деланным равнодушием показала свой подарок – красивую узорчатую шкатулочку. Девчонки в праздничных нарядах смотрелись прекрасно, настроение у меня сразу улучшилось, я расспрашивал их о прошедшем утреннике, они наперебой пересказывали подробности. Жена ушла на кухню готовить обед.

Только сейчас я обратил внимание, что шторы на окнах задернуты и в комнате сумрачно, попросил дочек их раздвинуть. Вспомнил, как жена вечером, когда я лег отдохнуть перед работой, старательно закрывала окна шторами. Что с ней случилось? Никогда раньше не водилось за ней такой домовитости, а уж шторы висели незакрытыми месяцами. Да и кому за нами подглядывать?

В это время из школы пришел сын-одиннадцатиклассник, вместе с мальчиками из своего класса он организовывал праздник для девочек. Жена вышла из кухни и начала оживленно расспрашивать его, как прошло торжество, кто как был одет, какое было угощение. Оказалось, что он читал на празднике стихи Пастернака, и жена стала просить его прочитать. Слегка поупиравшись, он довольно сносно продекламировал:

Меня удивила наступившая вдруг тишина. Сын простоял несколько секунд с покрасневшей физиономией, потом, сгорбившись, быстро ушел в свою комнату. Неужели так смутился от стихов о любви? Но ведь он только что читал их на публике и, видимо, не смущался. Жена смотрела ему вслед с непонятным выражением лица и продолжала молчать. А ведь по складу своей натуры, который мне известен достаточно хорошо, она должна сейчас молоть что-нибудь восторженное о качестве стихов и таланте чтеца.

Она ушла на кухню, а я еще некоторое время сидел, пытаясь понять причины столь неестественного поведения.

Назавтра, едва я вернулся с работы, жена с сыном молча собрались и ушли, судя по экипировке, подались в райцентр, не иначе как в милицию. Ну-ну, помогай вам Бог. Я выпил кружку чаю и завалился спать. Проснулся около полудня от девичьих голосов, опять что-то не поделили, шельмы! Я встал, прошел на кухню. Дочери варили суп и не могли достигнуть консенсуса в вопросе «какую сыпать крупу», младшая настаивала на рисе, в то время как старшая была убеждена в преимуществах гречки. Приняв соломоново решение, я высыпал в кастрюлю полпачки вермишели, чем сразу примирил враждующие стороны.

Вскоре суп был готов, мы с девочками пообедали и отправились строить беседку. Работать с дочерьми было сущим удовольствием, они на лету ухватывали, что от них требуется, усвоив плотницкую терминологию, со знанием дела растолковывали друг другу, что такое шип, паз, пояс, а отобрать у них уровень просто не было никакой возможности. Дело спорилось, мы уже начали прилаживать стропила, когда к дому подъехала милицейская «Нива», из нее вышел участковый и направился к нам, минуя рвущуюся с цепи собаку.

– Надо ехать к дознавателю, – как-то смущенно проговорил капитан, подойдя к нам. Неужто начал сомневаться, что правильно усадил меня на нары? Плохо дело, сомневающийся мент – это уже и не мент вовсе, а какой-то Спиноза в канарейке.

– Что ж, надо так надо, – я отложил инструмент. – Девки, приберите здесь все, ничего не теряйте.

Я направился к дому.

– Сейчас переоденусь. Да, ты же меня назад не привезешь?

– Нет, не привезу. Налогоплательщик не поймет, если я стану заниматься извозом, – усмехнулся участковый.

– Ну, он для того и существует, чтобы ничего не понимать. Давай тогда я поеду на своей, а то потом назад не доберешься.

– Лады. Я поехал, а ты подъезжай следом, – капитан зашагал к своей «Ниве».

– Пап, а меня возьмешь? – тут же заканючила младшая дочка, старшая застыла в ожидании ответа. Я секунду подумал.

– Убирайте инструмент, потом пять минут на сборы – и в машину. Дверь не забудьте закрыть на замок.

Переодевшись за пару минут, я завел москвича, выгнал его из гаража, дочери уже забрались в машину. Младшая по-хозяйски заняла переднее сиденье и ковырялась в кассетах, выбирая свою любимую бардовскую. Едва я тронулся с места, как из магнитофона понеслись звуки гитар; слова девчонки знали наизусть и старательно подпевали:

Дорога до райцентра пролетела незаметно. Подъехав к отделению милиции, я оставил дочек в машине, а сам пошел искать участкового. Тот провел меня в кабинет дознавателя, оказавшегося высокой бледноватой блондинкой лет тридцати, судя по виду не хватающей звезд с неба, но старательной, уж эта, если возьмется, доведет дело до суда.