Алексей Гелейн - Прекрасная дама одинокого майора, или Плац, заметенный снегом

«…естественно, муж! Все, думаю, хана!.. А она мне: «Не бойся, придумаем что-нибудь!» А сама у кровати стала – меня заслоняет… И тут слышим:

– Проходите, Мариночка! У нас – никого… А так бы я жену попросил вашу курсовую прямо к вокзалу подвезти!..

А в ответ – голос женский:

– Ничего, ничего!.. Не беспокойтесь, прошу вас! Только вы уж, Андрюша, пожалуйста поторопитесь, а то я на поезд опоздаю!..

Тут моя Риточка победным шепотом этак говорит: «Ах, Мариночка!.. Ну, держись, рыцарь!» и – вылетает прямо в коридор! Они не ожидали, конечно… А она как закричит:

– Думал, дома никого нет? Думал, не знаю я ничего?! Не догадываюсь! Вот как ты своим родителям помогаешь! Вот какой ты подлец, оказывается! Тетрадочку, значит, забыли!..

Муж ей :

– Да я вовсе…

Она, не давая ему и слово вставить, – хлоп! по щеке!

– Притащил домой эту дрянь! – орет. – Мерзавку эту!

Девица голосом дрожащим:

– Я не то… Я не это…

А Рита ей:

– Вон из моего дома! – и хлоп! по щеке!

Слышу: дверь входная открылась, и по лестнице – каблучки, каблучки!.. А Рита снова:

– И ты – вон!

Ну, тут уже по лестнице мужские ноги: бум! бум! бум!..

А Рита – ко мне в комнату пулей: «Эх, повезло нам! Выметайся скорей! Через пару часов – позвони!»

Я – белье в охапку и – на лестницу. Там оделся кой-как, и – в «Зоопарк»: от нервов, наверное… Ну, за зверей! Они мне тогда такими родными показались…»

…Повернув голову, увидел я, что у милой женщины не только рожки – коровьи, но и вся голова коровьей сделалась! Впрочем, это ее ни сколько не портило, а наоборот, почему-то делало похожей на Мэрилин Монро… «Хорошо еще, что майоров – только два! – весело подумалось мне. – А что, если есть и третий?.. И как распознать его?.. Да… Степь, снег, сон… Тут, знаете ли, все возможно!»

«…Ну, походил я, погулял… Зверей покормил. Вроде, малость улеглось все внутри… Однако, два часа прошли. Пошел я звонить: опять – мандраж! Руки трясутся, – если по-русски… Набрал номер заветный – она подошла, хохочет!.. Ох и ловко, говорит, мы выкрутились! Давай, герой, заходи!.. Ну, зашел…

– Представляешь, – смеется, – эта дура действительно свою тетрадь с «курсовой» забыла!.. Мой-то за ней кинулся: извиняться! Еле-еле обратно уговорил прийти!.. Ну, мы во всем разобрались, помирились… Она свою тетрадку забрала… Да только на поезд все равно опоздала! Я, конечно, Андрюше велела проводить ее до вокзала: с билетом помочь, успокоить, на следующий поезд до Ярославля посадить, то да се…

– А ну, как он вернется? – спрашиваю.

– Нет! Я ему строго-настрого наказала на дачу ехать… А у меня от переживаний… ха-ха!.. мигрень, – так что остаюсь я дома до завтрашнего утра…

И ко мне пододвигается, и смотрит на меня своими глазищами зелеными, бездонными, и тихо так спрашивает:

– А ты?..

Дело же, между тем, уже совершенно к вечеру идет… Я ей в ответ:

– Ты мне что-нибудь выпить дай… А то я сам не свой!..

Смеется она… Но коньяк достает!.. Из бара зеркального! А там выпивки: видимо-невидимо!.. Ну, выпили мы… Раз, другой, третий!.. Не больше!.. И тут, понимаешь, опять – звонок телефонный!.. Тьфу ты, думаю! Она в коридор к телефону вышла: оказывается, муж звонил, интересовался, как мигрень ее… А я – себе: надо б нервишки успокоить! Открыл я бар этот заграничный, да без разбору, из горлышка, из горлышка: одну, другую, третью… По чуть-чуть! Но – редкостная гадость там, по большей части, оказалась!.. Ладно… Через некоторое время она входит…

– Я, – говорит, – в своей комнате постелила… Иди, ложись! Я только душ приму и приду…

Ну, пошел. Лег. И веришь ли, но от нервов ли, от усталости ли, но – поплыла комната!.. Завертелась вихрем! Закрутилась! А я – словно в черную бездну рухнул: ничего не помню!.. Я тогда еще похлипче был…

…Ну, утром-то она меня разбудила: чаек подает с бутербродом… Смеется так: «Ну, ты и мастер!» А я и не пойму: в каком таком смысле? А спросить: боюсь! Обидится ведь, что ничего не помню… Я, конечно, эту тему тоже стороной обхожу! Так вот до сих пор и не знаю, что ночью-то было! А спросить не у кого… Но ты только представь себе, Штейн, что за женщина!.. Вот такая была моя Риточка!.. Ну, за нее! По последней!.. А то уже без десяти три… Пора! Покоя, знаешь ли, сердце просит… И дома – не спят… Эх!»

Майор ушел. Следом за ним уплыла и загадочная женщина. Я оставался один в зыбком и эфемерном мире, который был мне враждебен и чужд. Темнота накатывала на меня липкими волнами. Я тонул в ледяных глубинах мирового эфира, и некому было прийти мне на помощь…

Где ты, о Рита, призывно раскинувшая руки в радужных воротах! Спаси меня…

*************************…Ох!..**********************

***********************…Ох-ох!..*********************

**********************…Как же… ********************

*********************** …мне… **********************

***********************…было… *********************

********************** …плохо!!! *********************

– …и ты, понимаешь, Болт, – я отвел глаза в сторону, когда он поднес проклятый котелок к своим губам, – понимаешь, что он упустил судьбу! Какая женщина любила его! Но он был ее недостоин, нет! Случается, люди сами боятся своего счастья и делают все, чтобы его разрушить, а потом маются всю жизнь, ищут чего-то…

– Да ты пей чаек-то, пей! – Болт заботливо плеснул мне в кружку еще немного чифирку. – В прошлый раз у него послабже была… А насчет баб, это ты верно!

– Ну, вот! Даже ты меня понимаешь… « Не… та-та-та… как ее?.. Изида трехвенечная ту весну нам принесет, а не тронутая, вечная Дева Радужных Ворот… » Это – лирика, Болтище! Не знакомый лично тебе поэт Владимир Соловьев… А вот-ка, послушай!

Заметь, Болтище: « всегда таимая средь нас !» Это опять – лично тебе… Короче, Андрей Белый… Брось, не вспомнишь, хотя – был такой!.. А знаешь ли ты вообще, какие бывают поэты?.. Пушкин, так… Неплохо! Евтушенка? Ну-ну… Михалков?! Ладно, оставим это… Так вот, в мире все держится на лирике и… женщине! Скажу тебе еще: и весь мир – это женщина! И даже больше: женщина – это бог! Так-то, Болт!

– Н-да… – печально, но неопределенно протянул Болт. – Ты мне напомнил… Сегодня – год, как у моего бригадира умерла любимая жена… Помянуть надо б… А ты поспал бы: до подъема час еще есть…

…И немедленно следом на маленькую чашу весов опускается массивная черная гиря. Тоненькая стрелка заметалась трепетною ланью, забилась, вздрогнула и – замерла.