Горос - Бессмертие для мертвых

Уж не знаю, чем бы закончилась эта нелепая ситуация, но по коридору вдруг прокатился окрик:

– Дениска!.. Ракитин!.. Здорова!..

Митрохин оглянулся. Его лицо на мгновение снова приобрело выражение испуга и растерянности, после чего он быстро отошел в сторону. Следом за ним, подобно своре шавок, устремилась его верная ватага. Еще бы, ведь окликнул меня здоровенный детина, у которого кулак размером с митрохинскую голову.

– Сто лет тебя не видел, братан, – с улыбкой воскликнул детина. – Как сам?

– Как обычно, – ответил я, пожимая здоровенную руку. – Считаю дни до старта.

– Куда?

– Куда-куда. На Луну!

– Ах, ну да. Я и забыл… – Он смерил меня недоверчивым взглядом. – Выходит, не перегорело?

– Не волнуйся, жестяную ракету в сарае я больше не строю, – улыбнулся я. – Зато теперь мои мечты более приземленные, но и более осуществимые. Есть перспектива поступить в институт и выучиться на конструктора. Так что зубрю физику и высшую математику. А у тебя как жизнь?

– Нормально. Универ, общага, девки, пьянки…

Рядом с нами неожиданно возникла Света.

– Денисочка, не знаешь, в каком кабинете у нас следующий урок? – промурлыкала она.

Я удивился. Она давно со мной прилюдно не заговаривала.

– В тридцать шестом.

– Ясно, – равнодушно ответила Света. Похоже, номер кабинета в этот момент ее интересовал меньше всего. Больше – разговаривавший со мной парень.

– Какие нынче школьницы пошли. Просто красавицы! – к ее удовольствию заметил тот. – Кстати, меня зовут Анатолием.

– Светлана, – ответила она, изучая Толика любопытным взглядом.

А посмотреть было на что. Он выделялся на фоне толпившихся в коридоре старшеклассников не только атлетическим телосложением, но и черным строгим костюмом, а также зализанной назад прической. Голубоглазый, светловолосый, начисто выбритый, в руке – черный кожаный дипломат. Так в телесериалах изображают предприимчивых бизнесменов, гордо смотрящих ввысь на пути по карьерной лестнице.

– Очень приятно, – томно сказала Света, целомудренно потупив взгляд.

– А уж мне-то как… – воскликнул Толик, оценивая ее достоинства.

– Ну ладно, мне пора. Может, еще увидимся.

И Света пошла, окинув напоследок Толика таким взглядом, что я едва не взорвался от ревности. Хотя, скорее всего, она просто меня дразнила. Такое и раньше бывало. Света могла часами спокойно хихикать с подружками, не обращая на парней никакого внимания. Но едва поблизости появлялся я, она тут же принималась флиртовать и всем улыбаться. Видимо, ей доставляли наслаждение моя беспомощность и досада.

Зазвенел звонок.

– Пора и мне бежать, – сказал я. – Увидимся.

– Конечно, братан, – ответил Толик. – Я в Красновке еще с недельку побуду.

Следующим шел самый ненавистный для меня урок – алгебра. Ненавистный вовсе не потому, что я не соображал в точных науках. Наоборот, я считался едва ли не лучшим в школе, когда дело касалось формул и задач. Но если бы вы заглянули в классный журнал, непременно сказали бы, что я худший из худших. Почему? Судите сами. В тот день как раз произошла стандартная ситуация, каковые возникали довольно часто.

Алгебраичка Инна Николаевна Монтина (мы ее называли не иначе, как Монтаной) ни с того ни с сего решила проверить у меня домашнюю работу. Причем только у меня одного. Домашку я всегда делал вовремя, так что бояться мне было нечего, и я смело протянул ей тетрадь. Монтана бегло взглянула на мои каракули и, видимо, не найдя ни одной ошибки, сильно разозлилась.

– Это что за помарки? Что за почерк? – вскричала она. – Тебя к первоклашкам на чистописание отправить надо, а не в выпускной класс!

– Вообще-то, это к алгебре отношения не имеет… – начал было я.

– Рот закрой! – завопила Монтана. – Слушай сюда. Нечего пялить на меня свои бестолковые зенки… Еще слово скажешь – вообще останешься на второй год! В институт он собрался… Таким дурням, как ты, метлу в зубы и улицы мести. Прошел на место. Два!

И она нарисовала у меня в тетради жирную красную двойку. Как же мне хотелось в тот момент высказать ей все, что я думаю о ее педагогических методах. Но я знал, что никогда не смогу этого сделать. И она знала, потому продолжала меня ежедневно уничтожать. Я, молча опустив голову, отправился на место.

– Вот овца, – шепотом процедил сквозь зубы Генка. – Взяла двояк влепила ни за что! Чего она вообще на тебя взъелась?

– Известно чего, – ответил я. – В прошлом году она с моей матерью в столовой поругалась. Та ей предъявила, что мне специально занижают оценки по алгебре и геометрии. Так с тех пор я даже тройки получать перестал.

– Но ведь это несправедливо! Мало ли кто с кем поругался. Соображать-то ты от этого меньше не стал.

Я пожал плечами.

– Может, тебе директору стукануть? – толкнул меня в бок Генка. – Он вроде мужик хороший, хоть и физик. Он ее мигом на место поставит. Это ведь нечестно! Все скажут, что ты математику лучше всех знаешь. На контрольных полкласса у тебя списывает. Даже этот урод Митрохин…

– Скажешь тоже – стукануть. Хочешь, чтоб я вообще выпускные экзамены завалил? Пусть уж лучше остается как есть. Глядишь, к экзаменам оттает.

– Что за разговоры на уроке! – перебила нас Монтана. – А ну вышли оба из класса!

Мы с Генкой сгребли учебники и выкатились в коридор.

Последним уроком была физкультура. После появления моего старого приятеля Толика Митрохин как-то разом присмирел. В раздевалке даже не взглянул в мою сторону. Но во время самого урока не сдержался и все-таки решил меня задеть.

– Направ-во!.. – скомандовал физрук. – Бегом марш!

Мы повернулись и затрусили друг за дружкой по спортзалу. И в этот момент чья-то подлая лапа неожиданно скользнула мне под ноги. Я не удержался и распластался на полу. По спортзалу покатился восторженный гогот одноклассников.

– Стой! – скомандовал физрук и с довольной улыбкой посмотрел на меня. – Ракетин, опять дисциплину нарушаем?..

Ага, оказывается, подножку я сам себе поставил! При этом, уверен, физрук умышленно назвал меня «Ракетин», а не «Ракитин», намекая на мое увлечение космонавтикой.

– Ну чего ты там разлегся? Давай-ка ступай к турнику и сделай десять подходов за нарушение дисциплины…

Я встал, отряхнулся, растерянно посмотрел на учителя. Не шутит ли он? Тот не шутил.

– Давай-давай. Не задерживай. Класс ждет. Если не успеем за урок выполнить все запланированное на сегодня, будете торчать до победного. У вас же это, как я понимаю, последний урок?..

Раздался недовольный ропот. Все с ненавистью посмотрели на меня. Собрав волю в кулак, я подошел к турнику.

– Покажи нам высший пилотаж, обморок! – бросил мне в спину Митрохин.

Я повис на турнике и начал подтягиваться. Каждый мой подъем активно комментировался митрохинской сворой. Каждую реплику сопровождал звонкий девичий смех. Взглянув через плечо, я увидел, что и Света смеется. Руки мигом ослабели, я едва не сорвался.