Георгий Разумов - Нескучные рассказы

Короче, часиков в восемь вечера у меня уже все было готово, народ подтянулся к мангалу, особо никого звать и не требовалось, поскольку аромат шашлыка на природе ну очень неплохо ощущается на весьма далеком расстоянии, о чем, думаю, большинство читателей прекрасно осведомлено и без моих уточнений. Сели за стол, шампуры с шашлычком, присыпанным свежим зеленым лучком смотрелись весьма симпатично, к тому же картинку дополняли пучки свежей кинзы, укропчика и латука. Неплохо смотрелся и запотевший бидончик с пивом, которое я предусмотрительно припрятал заранее в погребке.

Подтянувшийся народ упрашивать себя не заставил, и пиршество помаленьку-потихоньку началось. Когда первый аппетит был сбит, незаметно, слово за словом потянулась беседа о том, о сем, о погоде, дачных делах и еще бог знает о чем. Мало помалу темы стали разнообразнее, каждый что-то говорил, припоминал, вставлял свое словечко в общий разговор. В это время мимо дома, по дороге сельчане погнали своих коров с пастбища, и тут наш коронный и бессменный рассказчик Петрович говорит: – мужики, а хотите я вам расскажу историю, как я в детстве вместе с матерью перегонял за сто километров нашу семейную корову?

Мы все дружно согласились – давай, давай! Правда, жена Петровича, не очень-то на него одобрительно глянула, хотела было что-то сказать, но безнадежно махнула рукой, и Петрович, воодушевленный нашим интересом, начал свой рассказ.

– Дело было, господа мои хорошие, давненько уже, где-то в самой середке пятидесятых годов прошлого века. Было мне о ту пору аккурат десять годочков, и хотя для своих лет я был вроде паренек крепкий, но пацан есть пацан, а дело нам с матерью предстояло совершить довольно трудное. Короче, суть такова. Родителя моего, то бишь отца, перевели к новому месту работы, всего-то за сто километров. С переездом и перевозом имущества дело не стало, а вот с коровой возникла проблема. Кто жил в те годы, тот знает, какова была ценность этой животинки для любой сельской семьи, а тем более многодетной, как моя. Проблема заключалась в том, что Субботка, как звали нашу корову, была стельная, шли последние недели, если не дни, перед отелом, и мать сильно опасалась, что перевозка коровы в грузовике по ухабистым дорогам может привести к тому, что корова скинет теленка, а это, сами понимаете, чуть ли не трагедия вселенского масштаба по тогдашним деревенским меркам.

Короче говоря, на семейном совете было принято решение, что мы погоним корову своим, как говорится, ходом. Мы – это мать и я. Так получилось, что больше было некому. Поначалу мне это даже как-то понравилось, польстило мальчишескому самолюбию, что мне доверили совершить такой длительный пеший переход. Сто километров мне тогда казались очень дальней далью. Вышли мы в дорогу через день после «военного совета». Кстати, нам даже малость повезло. Так уж совпало, что наш сосед поехал на лошади в одно село, лежащее по пути нашего следования, и отец договорился, что мы этот отрезок проедем вместе с ним, а корову привяжем за телегу. Так и сделали. Весь первый день прошел удачно, и к вечеру мы благополучно добрались до Красного, так называлось то село. Переночевали у знакомых этого попутчика. Народ тогда в деревнях был нрава простого, и путникам всегда оказывал помощь.

Утром встали рано, в пять утра. Предстоял длительный переход в двадцать километров до следующего села, где у мамы были знакомые, и где мы планировали совершить вторую ночевку. Наскоро перекусили, и тронулись в путь. Вот тут-то, буквально через пару сотен метров, и начались наши мучения. Субботка была вообще-то корова с буйным нравом, отличалась вредностью, своенравностью и упрямством и, почуяв слабину, начала свой нрав проявлять. За лошадью она шла более-менее покорно, поскольку та была гораздо сильнее и не очень-то позволяла Субботке упрямиться, а тут, когда сила тяги резко упала, наша корова словно взбеленилась. Путь наш шел по проселочной дороге, по обеим сторонам которой росла сочная трава, и корова, как самое ненасытное, на мой взгляд, животное на земле, не могла спокойно проходить мимо такого изобилия любимой еды. Он утаскивала мать за веревку с дороги, и начинала жадно хватать траву, набивая свою бездонную утробу с четырьмя желудками. Мать тащила ее, я сзади неустанно нахлестывал палкой – ноль эмоций – Субботка ни в какую не хотела идти. Нам удавалось с огромным трудом прогнать ее на сотню-другую метров, и все начиналось сначала. К обеду стало жарко, оводы нещадно кусали и меня, и мать, Мы уже окончательно выбились из сил.

К счастью, попался какой-то придорожный ключ, и было решено устроить привал и передохнуть. Наша корова, как ни в чем не бывало, продолжила свою безостановочную работу по уничтожению травяного покрова земного шара, а мы, умывшись родниковой водой, перекусили, и прилегли на травку. Прошло уже полдня, а мы с огромным трудом преодолели всего-то несколько километров, до предполагаемого ночлега было далеко, как до Луны. Маманя моя приуныла, дескать, что делать будем, сын? Так мы ее никогда до места не догоним, да и где сегодня ночевать будем? Насчет ночлега были и у меня сомнения, но, как пацан, я не мог позволить себе показать слабину, и солидно сказал, что не беда, переночуем и в поле, первый раз что ли? Чай, в ночном не раз и не два ночевал.

Однако, друзья, я немного кривил душой. Дело в том, что мы уже вступили в лес, по которому нам предстояло пройти где-то километров восемь – десять, и который всегда пользовался дурной славой по части наличия в нем в те годы лихого люда. Я знал об этом. Знала и мать, потому и тревожилась. Короче, мы отдохнули, делать нечего, тронулись в путь. Снова начались наши мучения – противная корова никак не хотела нормально идти. Мать окончательно выбивалась из сил, а я об эту животину уже измочалил вторую палку. Бросив ее, решил срезать себе что-нибудь типа гибкого ивового прута, он стегает гораздо больнее. Срезал, начал стегать – эффект почти нулевой. И вот тут, друзья мои – молвил Петрович – произошло чудо. При этих словах наш рассказчик как-то искоса глянул на свою жену, а та снова неодобрительно фыркнула и, поджав губы, демонстративно отвернулась и стала смотреть в сторону от мангала и стола.

Итак, друзья, продолжил Петрович, все мы люди взрослые и из песни, как говорит народ, слов не выкинешь. Все знают, что есть у коровы, да и не только у коровы, некий орган, который за неимением в нашем языке более приличного слова, все называют подхвостницей. В обычное время он у коровы практически незаметен, прячется где-то глубоко под хвостом, сморщенный, малоприметный и вечно испачкан навозом. Когда же корова стельная, да еще должна вот-вот отелиться, орган этот претерпевает значительные изменения, становится сочным и мясистым на вид, приобретает какой-то розоватый цвет, и малозаметным его уже никак не назовешь. Именно вот эта подхвостница маячила перед моим взором уже несколько часов этого нескончаемого и бесконечно трудного дня, а Субботка все никак не желала идти. И тут, в очередной раз хлестнув ее только что срезанным гибким прутиком, я совсем случайно задел этим прутиком ее подхвостницу… боже мой!.. что произошло!.. наша корова, резко поджав хвост, стремительно ринулась вперед. Метров через сто она начала замедлять ход, но я уже смикитил своим пацанячьим умишком, что надо снова так сделать. Только я уже чуток усовершенствовал метод воздействия. Осторожно, чтобы не сделать больно (как деревенский пацан я уже знал все хитрости-премудрости размножения животных) я ткнул кончиком прутика прямо в складку, корова вновь резко стартанула, и дело пошло. Как только она начинала замедляться и проявлять стремление к вольности, мой прутик был тут, как тут.