Светлана Михеева - Тело (сборник)

Нам, со своей стороны, кажется, что это были сигналы из космоса, которые время от времени слышит каждый, но не каждый способен им внять. Степан Петрович оказался чутким приемником для космических сигналов. Организм его собрал весь возможный интеллектуальный ресурс – и родилось: сходить к соседке Анне и выпросить у нее ребенка взаймы. Тем более что жена Степана Петровича, которая ни в коем случае не одобрила бы такой поступок, еще в пятницу отбыла на дачу и до ее возвращения оставалось минимум часов десять. У нее были какие-то отдельные, не совсем понятные Степану Петровичу соображения относительно соседок репродуктивного возраста. Скорее всего, она ревновала ко всем женщинам, которые, по ее подсчетам, могли увести Степана Петровича, с тем чтобы родить ему ребенка. Она сама, кандидат в доктора каких-то технических наук, сделав достаточную карьеру в своем научном институте, начинала теперь иногда печалиться из-за отсутствия в их трехкомнатной благоустроенной квартире хотя бы одного ребенка – дабы оправдать социальный статус семьи для их со Степаном Петровичем долголетней связи. Но все же сама не спешила с решительными действиями. И завела пока что, на пробу, пекинеса.

А Степан Петрович был искренне увлечен своей жизнью – удивительными явлениями, шашками, книжками, пробежками, рыбалками. А еще – тайно и безнадежно, потому что в паспорте стояла отметка о данном им слове – Людочкой из соседнего подъезда. Из-за чрезмерной увлеченности жизнью дети так и остались для него малопонятной мелочью, сопливыми козявками. Когда во дворе выкатывался ему наперерез какой-нибудь представитель козявочьего племени, Степан Петрович сторонился – мало ли чего ожидать, вдруг укусит.

Таким образом если что в соседках и привлекало его, то меньше всего – способность к репродукции. Вот Людочка, например, нравилась ему из-за того, что в ее круглых больших глазах всегда удивительно четко отражались окружающие предметы и сам Степан Петрович – когда здоровался с Людочкой утром возле мусорного бака. У нее тоже была привычка выносить мусор непременно утром.

Итак, Степан Петрович все рассчитал, прикинул, во сколько надо вернуться из зоопарка, чтобы успеть приготовить ужин для себя и супруги, и пошел договариваться с соседкой насчет ребенка.

Соседка Анна, обширная, кудлатая и одинокая работница банковской сферы, в это время пила чай и размышляла о превратностях своей холостой жизни. Степан Петрович пришелся весьма кстати – девать своего мальчишку в воскресенье Анне было совершенно некуда. Поэтому отдала она его с удовольствием. А сама стала строить планы, как провести выходной: для начала – поспать, как недосыпающей работающей женщине, а потом еще и сходить к подружке на булочки, а потом, может, и в кино и, кто знает, может, и на свидание…

«Вот сейчас заберу мальчишку и рвану в зоопарк», – радостно воображал Тетенька утром в воскресенье, доев бутерброд и принимаясь за веточку петрушки. «Вот сейчас, сейчас…» – предвкушал Степан Петрович, выпадая из автобуса и волоча дитя за собою. А оно ныло, требуя сбавить ход. Но Тетенька не сбавлял. А оно ныло. А он бежал и бежал, перебирая короткими плотными ногами, будто на соревнованиях по спортивной ходьбе. Мальчик рассердился, вырвал из дядькиной потной ладони свою ручонку – и категорически отстал. Только тогда Степан Петрович удивленно остановился. Мальчик, этот разрешительный документ для входа в зоопарк, насупился, пыхтел, весь красный, вспотевший, злой. «Странное существо», – подумал брезгливо Степан Петрович. Но ход сбавил. Он был в пяти метрах от осуществления своей мечты.

Козявка, которую арендовал Степан Петрович, входила уже в разумный возраст, и от этого на лице у нее проступало нагловатое выражение. Но Степан Петрович не умел различать выражения лиц козявок, не было опыта. Поэтому он счел, что мальчик родился с таким наглым выражением лица, и прикинул, что отец его, должно быть, подлец и негодяй – потому, что мальчишка нисколько не походил на мать, женщину милую.

Степан Петрович пообещал ребенку столько мороженого, сколько тот сможет съесть. Тогда мальчик уверенно и крепко вцепился в руку Степана Петровича – и тот опять удивился.

…Не хотелось бы отвлекаться от основного повествования, поскольку оно достойно самого пристального внимания. Но мы чувствуем, что читатель уже несколько напряжен. И догадываемся, что он с минуты на минуты ждет, когда же начнет, по выражению классика, стрелять то самое ружье. Говоря проще, когда же начнутся мытарства героя, связанные со столь необыкновенной его фамилией. В ином случае отчего бы нам не назвать его Степаном Петровичем Егоровым, или Степаном Петровичем Петровым, или, если уж наше авторское самолюбие страдает от затасканности подобных фамилий, Степаном Петровичем Козыдло? Да и вообще современное общество дает нам невиданный размах в свободе поименования. И назови мы героя Джоном Смитом, или Брюсом Уиллисом, или хоть Кларой Цеткин – это будет так же обыкновенно и никто не усомнится, что он – полноправный российский гражданин.

Но, напомним, мы стараемся, следовать жизненной правде. А правда в том, что Степан Петрович своей фамилией гордился. И гордился вопреки всему. Вот, скажем, занимался он восточными единоборствами, делал успехи – но тренеру было странно, что на кубке области, а то и страны объявят: первое место занял Степан Тетенька, клуб «Восход». Поэтому спортивных успехов юноша не сделал, участвуя, по воле тренера, только в мелких соревнованиях. Однажды на состязаниях, видя, какой он ловкий и сильный, к нему подошел бравый майор и предложил поступить к нему в военное училище. Степан аж загорелся от счастья – как мужественный юноша, он, конечно, хотел защищать родину.

– Как фамилия, курсант? – бравый майор уже достал записную книжечку.

– Тетенька – четко, вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал юный Степан Петрович. Майор недоуменно поднял бровь, прикидывая, не пытаются ли его оскорбить или, может, перед ним не парень, а девица – их в наше время не очень-то разберешь.

– Моя фамилия Тетенька, – гордо повторил юноша.

Майор все понял и отчего-то смутился. Пробормотал: ну ничего, ничего. И отошел. И фамилии не записал. И его можно понять: сержант Тетенька, лейтенант Тетенька – это еще куда ни шло, но майор Тетенька, полковник Тетенька, а тем более генерал Тетенька – это уже форменное безобразие. Не разберешь, где тетенька, а где генерал.

К слову сказать, жена Полина Ромуальдовна посчитала, что по ее имени и так ясно, что она женщина, зачем же входить в подробности, да так и осталась Огурцовой.

Так почему бы Степану Петровичу не сменить фамилию, в таком случае? Был бы он Степан Петрович Огурцов, чем плохо? Справедливое замечание, уважаемый читатель. Но мы повторяем, Степан Петрович был человек твердых, мы бы даже усилили – твердокаменных правил. Степан Петрович совершенно не обижался на тренера и абсолютно не расстроился из-за того, что майор не записал его в свою книжечку. Возможно, просто не понял, что фамилия сыграла с ним злую шутку. А вот решение жены его, конечно, огорчило. Ну вот, подумал он, женщина никогда не видит дальше своего фантастически хорошенького носика – такая глупая овощная фамилия останется теперь за ней на всю жизнь. А его гордая фамилия Тетенька, с которой он родился, с которой и подвиги совершит, если придется, и в гроб ляжет в свое время, такая фамилия могла бы украсить анналы технических наук, в которых Полина Ромуальдовна была, без сомнения, дока.